Георг Лукач - Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

• Название: Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества
• Автор: Георг Лукач
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 1987

Книга написана в конце 30-х годов, издана на немецком языке в 1947 — 1948 гг. Широко известна как марксистское исследование творчества молодого Гегеля.

Вступительная статья вводит читателей в духовную атмосферу, в которой родилась эта работа, характеризует путь, который прошел Д.Лукач в своем развитии к марксизму, рассматриваются некоторые основополагающие философские проблемы, поставленные им в связи с исследованием наследия Гегеля в немецкой классической философии.

---

Конечно, нетрудно заметить и подвергнуть критике вычурность и мистифицированность такого хода мысли. Однако что реального кроется за этой вычурностью? Прежде всего критика политического ничтожества немецкой буржуазии, которую можно распространить на буржуазию вообще. Мы уже знаем, что такой взгляд возникает у Гегеля из его наполеоновских иллюзий и реалистических наблюдений за немецкой действительностью. Нам также известно, каким образом непонимание Гегелем проблем демократии, политической и культурной плодотворности идущих снизу массовых движений устанавливает границу, предел его собственным воззрениям.

Однако при наличии всех этих иллюзий и ограниченности Гегель все же ухватил одну сторону развития буржуазного общества, которая лишь в более поздний период XIX в. проявит себя, а именно неспособность буржуазии, и прежде всего немецкой, использовать свое экономическое могущество, свою ведущую роль в экономике для достижения такой же политической силы, какой она обладает в экономике. Об этой характерной черте буржуазии писал Энгельс в 1870 г.: "Характерная особенность буржуазии по сравнению со всеми остальными господствовавшими ранее классами как раз в том и состоит, что в ее развитии имеется поворотный пункт, после которого всякое дальнейшее увеличение средств ее могущества, следовательно, в первую очередь ее капиталов, приводит лишь к тому, что она становится все более и более неспособной к политическому господству"[7]. Уже эти замечания Энгельса, относящиеся непосредственно к немецкой буржуазии, содержат в себе обобщение, касающееся буржуазии вообще. В одном из своих сочинений по историческому материализму он делает такое обобщение еще более решительно: "По-видимому, можно считать законом исторического развития, что ни в одной европейской стране буржуазии не удается — по крайней мере на продолжительное время — овладеть политической властью так же безраздельно, как ею владела феодальная аристократия в течение средних веков"[8].

Конечно, у Гегеля не могло быть ясного понимания этого обстоятельства: ведь у Энгельса каждое такое утверждение тесно связано со всевозрастающей силой пролетариата; Гегель же не знал еще ничего о классовой борьбе между буржуазией и пролетариатом и о последствиях этой борьбы в отношении государственной власти и культуры. И все-таки, если связать гегелевское утверждение о "политическом ничтожестве" буржуазии с его же утверждением о постоянно растущей экономической силе и прогрессивности самой ее основы, то обнаруживается догадка, предвосхищение: Гегель как бы предупреждает о многом из того, что произойдет в более позднем развитии истории, в частности о специфически противоречивой роли, которую играет буржуазия в развитии буржуазного общества.

Мы уже ранее отмечали как ярко выраженную идеалистическую черту в гегелевском изложении "Трагедии нравственности", что Гегель этот специфически современный конфликт подводит в ранг вечной противоположности, абсолюта. Однако даже и в этом преувеличении заключена догадка о действительно существующем противоречии между подлинным развертыванием человеческих способностей и экономической деятельностью человека во всех классовых обществах. В той мере, в какой речь идет о человеческом роде как целом, труд, несомненно, является основой человеческого развития; с точки зрения всеобщности родового развития Гегель также не усматривает здесь никакого противоречия. Противоречие появляется тогда, когда мы рассматриваем развитие человеческих способностей индивида в различных классовых обществах. Вот тогда, собственно, и оказывается, что важные этапы человеческого и культурного прогресса к истории, рассмотренные с точки зрения их индивидуальных носителей, находятся в противоречии с подчинением человека экономической деятельности и вызванному ею разделению труда.

Существовавшее в период расцвета античности строгое разделение между "подпольным", говоря термином Гегеля, экономическим базисом, покоившимся на труде несвободных, и высокой культурой свободных, лишь использовавших этот базис, принадлежит к тем феноменам, которые представляют нам античную культуру в ложном свете. Разумеется, для честных мыслителей подобное заблуждение могло иметь место до той поры, пока они питают иллюзии относительно строгого разделения природы социального и экономического. Мы выше привели высказывание просветителя Фергюссона, который не видит всеобщего освобождения человека на современном ему уровне развития общества как результат уничтожения резкого разделения между свободными и рабами, но видит, наоборот, превращение всех людей в илотов, т. е. всеобщее снижение человеческих способностей и развития человеческой личности из-за распространения экономической деятельности на всех членов общества.

Гегель, который, как мы уже не раз убеждались, был весьма далек от романтического сентиментализма и никогда не преуменьшал прогрессивность капиталистического развития, остро полемизирует с той культурной оценкой экономической деятельности людей, которая давалась самой классической политической экономией, и ее эпигонами и критиками.

В историческом анализе экономического учения Адама Смита Маркс дает широкий обзор обширной полемики, которая развернулась во всей европейской экономической литературе вокруг понятия производительного и непроизводительного труда у Смита, — полемики, в которой ведущую роль играли экономические идеологи Директории и Консульства (Гарнье) и империи (Феррье, и Ганиль). Как и буржуазия в свой революционный период, Смит сам рассматривал все виды неэкономической деятельности людей в обществе как faux frais производства, которые непременно должны сводиться к необходимому минимуму в интересах развития производительных сил. (Близость этих взглядов к приведенным выше соображениям Рикардо очевидна.)

В соответствии с этим все великие политэкономы рассматривают различные формы непроизводительного труда сквозь призму цинично-революционной уравниловки. Маркс цитирует, например, следующие высказывания Адама Смита, который ведет речь о представителях непроизводительного труда: "Они — слуги общества и содержатся на часть годового продукта труда других людей… К этому же классу должны быть отнесены… священники, юристы, врачи, всякого рода писатели; актеры, паяцы, музыканты, оперные певцы, танцовщики и т. д.". Маркс следующим образом комментирует эти высказывания Смита: "Это — язык еще революционной буржуазии, которая еще не подчинила себе все общество, государство и т. д. Все эти трансцендентные занятия, искони пользовавшиеся почетом, — государь, судьи, офицеры, попы и т. д., вся совокупность порождаемых ими старых идеологических сословий, все принадлежащие к этим сословиям ученые, магистры и попы… экономически приравниваются к толпе собственных лакеев и шутов буржуазии, которые содержатся ею и представителями праздного богатства — земельным дворянством и праздными капиталистами. Они просто слуги общества, подобно тому как другие — их слуги. Они живут на продукт труда других людей. Поэтому их число должно быть сокращено до неизбежного минимума"[9].

Эта революционная точка зрения, которая содержала провозглашенное Рикардо требование развить любой ценой производительные силы, у идеологов буржуазии претерпевает изменение, после того как буржуазия — чаще всего на основе разного рода компромиссов — уже добилась власти в государстве или по меньшей мере решительного влияния на государственную власть. В результате этого изменения и возникает та "образованная" концепция, согласно которой оказываются оправданными все те типы деятельности в капиталистическом обществе, которые полезны для буржуазии или по крайней мере ей просто приятны. Эта концепция распространяет понятие производительности также и на эти типы деятельности и признает производительным также их труд в экономическом смысле. Маркс зло издевается над этой концепцией, в которой принципы классической политической экономии путем их затушевывания превращаются в апологию буржуазного общества. Он цитирует следующее высказывание Нассау Сениора: "По Смиту, законодатель евреев был непроизводительным работником"- и добавляет: "Кто это Моисей Египетский или Моисей Мендельсон? Очень поблагодарил бы Моисей господина Сениора за признание его смитовским "производительным работником"". Эти люди до такой степени порабощены своими буржуазными навязчивыми идеями, что, по их мнению Аристотель или Юлий Цезарь обиделись бы, если бы их назвали "непроизводительными работниками". А между тем, Аристотель и Цезарь сочли бы оскорблением уже само название "работники""[10].

Позиция Гегеля направлена как против Смита, так и против его критиков. Однако действительную противоположность следует искать лишь между ним и этими "образованными" апологетами буржуазии. У Гегеля мы никогда не обнаруживаем стремления обосновывать положение "общего сословия" таким образом, чтобы в широком или в переносном смысле считать членов этого сословия экономически производительными работниками. Как раз наоборот: во всех его сочинениях, в которых он разбирает вопрос о сословиях, он резко подчеркивает, что "общее сословие" не занимается экономической деятельностью и живет за счет труда второго и третьего сословий. Это общее сословие именно потому у Гегеля выступает как общее, что оно является непроизводительным в смитовском смысле.