Алексей Иванов - Географ глобус пропил

• Название: Географ глобус пропил
• Автор: Алексей Иванов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-264-00892-2

«Плохие книги пишутся для всех, хорошие — для немногих. Алексей Иванов, молодой музейный работник из Перми, сумел написать замечательную книгу для многих. Это очень смешная и бесконечно печальная книга. Она — о современной школе, о любви учителя и старшеклассницы, о мире, который продолжает „красою вечною сиять“ даже во времена инфляции и экономических реформ».

Леонид Юзефович, лауреат премии «Национальный бестселлер»

---

— Они напишут ее на такую оценку, на какую мне будет нужно. Завышать оценку я не собираюсь, но занизить можно всегда.

— У вас интересный подход к оценкам. Боюсь только, что он идет вразрез с традиционным. Но видимо, вы его активно применяете, если судить по количеству двоек по вашему предмету.

— Количество двоек по географии у всех классов — или у девятого «вэ», который вы имеете в виду, — не имеет отношения к моему походу с десятью — пятнадцатью учениками из девятого «бэ».

— Ошибаетесь, Виктор Сергеевич. Успеваемость по предмету всегда зависит от учителя. Не бывает хороших учителей, у которых все ученики двоечники, поверьте моему опыту. Следовательно, низкий уровень успеваемости говорит о том, что вы — плохой педагог. И этим походом я не хочу создавать плохому учителю ложную популярность. Благо вы в этом преуспели и без турпоходов.

Мясная порода мамонтов

Будкин сидел за рулем и довольно хехекал, когда «запор» особенно сильно подкидывало на ухабах. Усердно тарахтя, «запор» бежал по раздолбанной бетонной дороге. Параллельно бетонке тянулись рельсы, и некоторое время слева мелькали заброшенные теплушки. За ними влажной сизой полосой лежала Кама. Небо было белое и неразличимое, словно его украли, только полупрозрачные столбы света, как руины, стояли над просторной излучиной плеса. В текучем и водянистом воздухе почти растворился дальний берег с бурыми кручами песка и косой фермой ошвартованной землечерпалки. На реке бледно розовел одинокий бакен.

Бетонка и рельсовый путь вели на завод. Уже началась дамба, и справа от дороги в голых низинах блестели плоские озера на заливных лугах. В этих озерах заканчивался рукав затона. Заросли кустов и редкие деревья вдоль обочины стояли голые, прохудившиеся, мокрые от холодной испарины утреннего тумана.

Служкин и Надя сидели на заднем сиденье «запора». Надя держала Тату, одетую в красный комбинезон, а Служкин читал газету, которой была закрыта сверху сумка, что стояла у него на коленях.

— Будкин, — раздраженно сказала Надя, — если ты на шашлыках будешь пить, я обратно с тобой не поеду. Пойду с Татой пешком.

— Фигня, — хехекнув, самоуверенно заявил Будкин. — Я по этой дороге полным крестом миллион раз ездил. К тому же чего мне будет с двух бутылок красного вина на троих. Это Витус сразу под стол валится, когда я только-только за гармонь хватаюсь.

— Ну скажи ему что-нибудь, папаша! — Надя гневно взглянула на Служкина, и Служкин виновато вздохнул.

— Пишут, что в бассейне Амазонки нашли секретную базу фашистов времен Второй мировой, — сказал он.

— И чего там на ней? — поинтересовался Будкин. — Секретные фашисты?

Будкин лихо свернул на фунтовый съезд, уводящий в кусты.

— Цистерна, а в ней семнадцать тонн спермы Гитлера.

— К-кретин!.. — с бессильным бешенством выдохнула Надя.

«Запор» продрался сквозь акацию и, весь облепленный серыми листьями, точно камуфляжем, выехал на площадку у берега затона. Площадку живописно огораживала реденькая роща высоких тополей. Площадка была голая и синяя от шлака. Посреди нее над углями стоял ржавый мангал, валялись ящики. Вдали в затоне виднелся теплоход — белый-белый, вплавленный в черную и неподвижную воду, просто ослепительный на фоне окружающей хмари, походивший на спящего единорога. Все вылезли из машины: Будкин ловко вынул наружу Тату, а Служкин долго корячился со своей сумкой.

— Ну и чего здесь хорошего? — мрачно огляделась Надя.

— Традиция у нас — есть шашлыки именно на этом месте, — пояснил Будкин. — Летом тут хорошо, травка всякая. Мы без трусов купаемся — никого нет.

— Только на это у вас ума и хватает…

— Надя, а мы приехали? — спросила Тата.

— Приехали, — убито вздохнула Надя.

Тата присела и начала ковырять лопаткой плотно сбитый шлак.

— Так,—деловито распорядился Будкин. — Сейчас я, как старый ирокез, пойду за дровами, а ты, Надюша, доставай мясо из уксуса и насаживай на шампуры.

— Я тебе домохозяйка, что ли? — возмутилась Надя.

— Надю-ша, не спорь! — игриво предостерег ее Будкин, обнимая за талию и чмокая в щеку. — Мужчина идет за мамонтом, женщина поддерживает огонь.

— Кто тут мужчина-то? — с презрением спросила Надя.

— Поговори мне еще! — прикрикнул на нее Будкин. — Хоу!

Он метнул в тополь маленький туристский топорик. Топорик отчетливо тюкнул, впиваясь в ствол. Будкин нырнул в машину, включил на полную мощь встроенный магнитофон, а затем развинченной, боксерской трусцой, не оглядываясь, побежал за топориком и в рощу.

— Хам, — заметила Надя, подняла сумку и понесла к мангалу.

— Папа, а песок не копается, — сказала Тата.

— Да бес с ним… Пойдем лучше на корабли смотреть, — предложил Служкин. — Давай садись мне на шею.

— Не урони ее! — издалека крикнула Надя.

С Татой на плечах Служкин вышел на тракторную колею и двинулся к кораблям.

— Папа, а куда Будкин пошел?

— На охоту за мамонтом. Он его на шашлык порубит, мама пожарит, и мы съедим. Мамонт — это слон такой дикий, волосатый.

— А ему больно будет?

— Нет, что ты, — успокоил дочку Служкин. — Он специальной породы — мясной. Когда его на шашлык рубят, он только смеется.

— А почему мы его не видели, когда на машине ехали?

— Ты не видела, а я вот видел. Они все мелкие, шашлычные-то мамонты, — размером с нашего Пуджика.

— А Пуджика можно на шашлык порубить?

— Конечно, — заверил Служкин. — Только для этого его надо долго откармливать отборными мышами, а он у нас ест одну лапшу и картошку.

Служкин дошел до ближайшего катера. Катер лежал на боку, уткнувшись скулой в шлаковый отвал — словно спал, положив под щеку вместо руки всю землю. Красная краска на днище облупилась, обнажив ржавчину, открытые иллюминаторы глядели поверх головы Служкина, мачты казались копьями, косо вонзенными в тело сраженного мамонта.

— А что корабли на земле делают? — спросила Тата.

— Спят. Они как медведи — на зиму выбираются на берег и засыпают. А весной проснутся и поплывут — в Африку, на реку Амазонку, на Южный полюс. А может, и в Океан Бурь.

— А мы на них будем плавать?

— Обязательно, — заверил Служкин.

С Татой на плечах он поднялся повыше по осыпи. За катером на мелководье лежала брошенная баржа, зачерпнувшая воду бортом, как ковшом. За баржей тянулись стапеля и груды металлолома. Темнели неподвижные краны. Заводские корпуса были по случаю воскресенья тихие и скучные. Вдали у пирса стояла обойма «ракет», издалека похожих на свирели. В черной, неподвижной воде затона среди желтых листьев отражалась круча берега с фигурной шкатулкой заводоуправления наверху.

Служкин посмотрел в другую сторону и увидел, что мангал уже дымится, а Будкин и Надя рядышком сидят на ящике. По жестикуляции Будкина было понятно, что он рассказывает Наде о чем-то веселом. По воде до Служкина донесся Надин смех. Непривычный для него смех — смех смущения и удовольствия.

Кира Валерьевна

Служкин сидел в учительской и заполнял журнал. Кроме него, в учительской еще четверо училок проверяли тетради. Точнее, проверяла только одна красивая Кира Валерьевна — водила ручкой по кривым строчкам, что-то черкала, брезгливо морщилась, а три другие училки — старая, пожилая и молоденькая — болтали.

— Я вчера, Любовь Петровна, в очереди простояла и не посмотрела шестьдесят вторую серию «Надеждою жив человек», — пожаловалась пожилая. — Что там было? Урсула узнала, что дочь беременна?

— Нет, еще не узнала, — рассказала старая. — Письмо-то Фернанда из шкатулки выкрала. Аркадио в больницу попал, и пока он был на операции, она его одежду обшарила и нашла ключ.

— Так ведь Хосе шкатулку забрал к себе…

— У него же эта… как ее?..

— Ребека, которая Амаранту отравила, — подсказала молодая.

— Вот… Ребека же у Хосе остановилась под чужим именем, а он ее так и не узнал после пластической операции.

— Почему? Он же подслушал ее разговор с Ремедиос…

— Он только про Аркадио успел услышать, а потом ему сеньор Монкада позвонил и отвлек его.

— Я бы на месте Аркадио этого сеньора на порог не пустила, — призналась пожилая.

— Это потому, что мы, русские, такие, — пояснила старенькая. — А они-то нас во сколько раз лучше живут? Там так не принято.

— Еще бы не лучше! — возмутилась молодая училка. — Фернанда — простая медсестра, а у нее квартира какая?

— Она же на содержании у этого американца, — осуждающе заметила старенькая.

— Я бы и сама пошла на такое содержание, — мечтательно заметила молодая. — Кормит его одними обещаниями, и больше ничего…

Служкин закрыл журнал, поставил в секцию и начал одеваться.

На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию. Служкин закурил под крышей крылечка, глядя на светящуюся мозаику окон за серой акварелью сумерек.