без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 4

• Название: Тысяча И Одна Ночь. Книга 4
• Автор: без автора
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1959

---

И невольница принесла мне кувшин из червонного золота, украшенный жемчугом и драгоценностями, полный воды, смешанной с благоухающим мускусом, и был покрыт кувшин платком из зеленого шелка. И я стал пить, затягиваясь питьём и украдкой поглядывая на девушку, и простоял долго, а потом я возвратил кувшин невольнице и продолжал стоять. "О старец, иди своей дорогой", - оказала девушка. И я отвечал ей: "О госпожа, мои мысли заняты". - "Чем же?" - спросила она. "Думами об изменчивости времени и превратностях случая", - отвечал я. "Ты имеешь на это право, ибо время приносит дивное, - молвила девушка. - Но какое из его чудес ты увидел, что думаешь о нем?" - "Я думаю о хозяине этого дома - он был моим другом при жизни", - отвечал я. "Как его имя?" - спросила она. И я сказал: "Мухаммед ибн Али, ювелир, и у него были большие деньги. Оставил ли он детей?" - "Да, он оставил дочь, которую зовут Будур, и она унаследовала все его деньги", - отвечала девушка. "И это ты его дочь?" - спросил я. И она ответила: "Да", - и засмеялась, а потом она сказала: "О старец, ты затянул речи; иди же своей дорогой". - "Уйти неизбежно, - ответил я, - но только я вижу, что твои прелести изменились. Расскажи мне о своём деле, может быть Аллах пошлёт тебе помощь через мои руки". - "О старец, - сказала девушка, - если ты из людей тайны, мы откроем тебе нашу тайну. Расскажи мне, кто ты, чтобы я знала, можно ли тебе доверять тайны, или нет. Поэт сказал:

Лишь тот может тайну скрыть, кто верста останется
И тайна сокрытою у лучших лишь будет.
Я тайну в груди храню, как в доме с запорами,
К которым потерял ключ, а дом за печатью".

"О госпожа, - ответил я, - если твоя цель узнать, кто я, то знай - я Али ибн Мансур аль-Халии, сотрапезник повелителя правоверных Харуна ар-Рашида".

И когда девушка услышала моё имя, она сошла с седалища и приветствовала меня и сказала: "Добро пожаловать тебе, о ибн Матасур. Теперь я тебе расскажу о своём положении и доверю тебе свою тайну. Я влюблённая, разлучённая". - "О госпожа, - сказал я ей, - ты красива и можешь любить только тех, кто прекрасен. Кого же ты любишь?" - "Я люблю Джубейра ибн Умейра аш-Шейбани, эмира племени Шейбан", - ответила девушка и описала мне юношу, лучше которого не было в городе Басре. И я спросил её: "О госпожа, было ли между вами сближение, или переписка?" - "Да, - отвечала девушка, - но он любил нас любовью языка, а не сердца и души, так как он не исполнил обещания и не соблюл договора". - "О госпожа, а в чем причина вашей разлуки?" - спросил я. И девушка отвечала: "Вот её причина. Однажды я сидела, и эта невольница расчёсывала мне волосы, а окончив их расчёсывать, она заплела мне косы, и ей понравилась моя красота и прелесть, и она нагнулась ко мне и поцеловала меня в щеку. А он в это время незаметно вошёл и видел это, и, увидав, что невольница целует меня в щеку, он тотчас же повернул назад, гневный, намереваясь навсегда разлучиться, и произнёс такое двустишие:

"Коль буду делить любовь любимого с кем-нибудь,
Оставлю любимого, один заживу я.
Добра нет в возлюбленном, когда он в любви своей
Того, чего любящий желает, не хочет".

И с тех пор как он ушёл, отвернувшись от меня, и до сего времени к нам не пришло от него ни письма, ни ответа, о ибн Мансур". - "Чего же ты хочешь?" - спросил я её. И она сказала: "Я хочу послать ему с тобой письмо, и если ты принесёшь мне ответ, у меня будет для тебя пятьсот динаров, а если ты не принесёшь мне ответа, тебе будет за то, что ты сходил, сто динаров". - "Делай что хочешь", - молвил я. И девушка сказала: "Слушаю и повинуюсь!" А потом она кликнула одну из своих невольниц и оказала: "Принеси мне чернильницу и бумагу". И невольница принесла ей чернильницу и бумагу, и девушка написала такие стихи:

"Любимый, что значит удаленье и ненависть,
И где снисходительность и мягкость взаимная?
Зачем отвернулся ты, покинул меня теперь?
Лицо твоё уж не то, которое знала я.
Да, сплетники донесли про нас тебе ложное,
Ты внял их речам, они безмерно прибавили.
И если поверил ты речам их, то будь далёк,
Любимый, от этого - ты знаешь ведь лучше их.
Молю твоей жизнью я, - скажи мне, что слышал ты,
Ты знаешь, что говорят, и будешь ты справедлив.
И если действительно слова я сказала те, -
Словам объяснение есть, и разно значенье слов.
Допустим, что слово то Аллахом ниспослано -
И Тора изменена людьми и испорчена.
Поддельного прежде нас немало уж сказано,
Ведь вот перед Яковом порочили Юсуфа.
И нам, и тебе, и мне, и также доносчику
Готовится грозный день, когда мы предстанем все".

Потом она запечатала письмо и подала его мне, и я взял его и пошёл к дому Джубейра ибн Умейра ашШейбани. И оказалось, что Джубейр на охоте, и я сел подождать его, и пока я сидел, вдруг он приехал с охоты, и когда я увидел его верхом, о повелитель правоверных, мой разум смутился от его красоты и прелести. И Джубейр обернулся и увидел, что я сижу у ворот его дома, и, увидев меня, сошёл с коня, и, подойдя ко мне, обнял меня и приветствовал, и представилось мне, что я обнял весь мир со всем, что в нем есть. Потом он вошёл со мной в дом и посадил меня на свою постель и велел подать столик. И подали столик из хорасанского клёша с золотыми ножками, и были на нем всякие кушанья и всевозможное мясо, пожаренное на сковородке или на вертеле, и подобное этому. И, усевшись за столик, я стал внимательно его разглядывать и увидел, что на нем написаны такие стихи..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста тридцатая ночь

Когда же настала ночь, дополняющая до трехсот тридцати, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Али ибн Мансур говорил: "И, усевшись за столик Джубейра ибн Умейра аш-Шейбани, я стал внимательно его разглядывать и увидел, что на нем написаны такие стихи:

Постой с журавлями ты у табора мисок,
И в стане расположись жаркого и дичи.
Поплачь о птенцах ката, - о них вечно плачу я, -
О жареных курочках с цыплятами вместе.
О горесть души моей о двух рыбных кушаньях
На свежей лепёшечке из плотного теста!
Аллаха достоин ужин тот! Как прекрасен он,
Коль зелень макаю я в разбавленный уксус,
И рис в молоке овец, куда погружаются
Все руки до самого предела браслетов.
Терпенье, душа! Аллах, поистине, милостив.
И если бессилен ты, он даст тебе помощь.

Потом Джубейр ибн Умейр сказал: "Протяни руку к нашему кушанью и залечи нам сердце, поев нашей пищи". - "Клянусь Аллахом, - ответил я ему, - "Я не съем ни одного кусочка твоего кушанья, пока ты не исполнишь моей нужды!" - "Что у тебя за нужда?"спросил он. И я вынул письмо, и, когда Джубейр прочитал его и понял, что в нем было, он разорвал его и кинул на землю и сказал мне: "О ибн Мансур, каковы бы ни были твои нужды, мы их исполним, кроме этой, которая относится к написавшей это письмо, - на её письмо нет у меня ответа".

И я поднялся сердитый, а он уцепился за мой подол и сказал мне: "О ибн Мансур, я расскажу тебе о том, что она тебе сказала, хотя меня и не было с вами". - "Что же она мне сказала?" - спросил я, и Джубейр ответил: "Разве не сказала тебе написавшая это письмо" "Если ты мне принесёшь от него ответ, у меня будет для тебя пятьсот динаров, а если не принесёшь мне от него ответ, у меня будет для тебя, за то, что ты сходил, сто динаров?" - "Да", - ответил я. И юноша сказал" "Сиди сегодня у меня - ешь, пей, наслаждайся и веселись и возьми себе пятьсот динаров". И я сидел у него и ел, и пил, и наслаждался, и веселился, и развлекал его рассказами, а потом я сказал: "О господин, нет в твоём доме музыки?"

"Мы уже долгое время пьём без музыки", - ответил он мне. А потом позвал кого-то из своих невольниц и крикнул: "О Шеджерет-ад-Дурр!" И невольница ответила ему из своей комнаты, а у неё была лютня - изделие индусов - завёрнутая в зелёный шёлковый чехол. И невольница пришла и села и, положив лютню на колени, прошлась по ней на двадцать одни лад, а затем она вернулась к первому ладу и, заведя напев, произнесла такие стихи:

"Кто не вкусил любви услады и горечи,
Отличить не может сближения от разлуки тот,
Точно так же тот, кто отклонится от путей любви,
Отличить не может пути крутого от ровного,
Неизменно я возражал влюблённым, покуда сам
Её горечи и услад её не изведал я,
Я не выпил чаши насильно я её горечи,
Не унизился перед рабам её и владыкой я.
Как часто ночь любимый проводил со мной,
И сосал я сладость слюны его из уст его.
Сколь краткой жизнь ночей любви для пас была.
С зарёю вместе вечер наступал её.
Дал обет злой рок, что заставит он разлучиться нас,
И теперь исполнил обет, им данный, суровый рок.
Так судило время, и нет отмены суду его.
Кто препятствовать господину станет в делах его?"

И когда невольница окончила своё стихотворение, её господин закричал великим криком и упал без памяти, а невольница сказала: "Да не взыщет с тебя Аллах, о старец! Мы долгое время пьём без музыки, боясь для нашего господина припадка, подобного этому. Но ступай в ту комнату и спи там".