Александр Торик - Флавиан. Жизнь продолжается

• Название: Флавиан. Жизнь продолжается
• Автор: Александр Торик
• Издательство: Сибирская Благозвонница
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91362-014-9

«Я стоял перед Отрадой и Утешением всего человечества и чувствовал, что святая икона распахнулась передо мной, словно окно из затхлой комнатки земной жизни в безграничную Вечность Неба, и могучий поток чистого благоухающего неземными ароматами воздуха хлынул на меня из этого „окна“…» — так переживает встречу с великой святыней герой новой повести протоиерея Александра Торика «Флавиан. Жизнь продолжается…».

В этой книге читателей ждет встреча как со старыми знакомцами (отцом Флавианом, Алексеем, Ириной), так и с новыми персонажами. Писатель-священник ищет ответы на важнейшие для православного мирянина вопросы: о непрестанной молитве в миру, о последних временах, о борьбе со страстями, о возрастании веры в душе человеческой.

---

И как же искажается весь смысл получения сего Божественного дара в некогда столь любимых мною развесёлых застольях, с реками спиртного, изощрёнными яствами, шумом, смехом, подчас похабными блудными шутками и речами… Чем насыщается душа в подобных «трапезах», какую пользу получает созданное храмом Духа Божьего человеческое тело?

Сияющий широкой добросердечной улыбкой, словно желающий охватить своей любовью всех здесь присутствующих, трапезарь отец Е-й, слегка наклонившись ко мне, спросил: «Вам налить ещё какао?» Я благодарно кивнул. А молитва не прекращалась.

Трапеза завершилась, прогремело под гулкими сводами многоголосое благодарственное моление, мы вышли на залитый утренним солнышком двор, и я остановился у молчащего фонтана. Молитва не прекращалась.

Ко мне подошли Флавиан с Игорем и отцом К-ой, мы говорили о сегодняшнем маршруте, звонили послушнику Сергию, ходили в архондарик за необходимыми вещами, что-то решали, что-то обсуждали, и я активно участвовал во всем этом. А молитва не прекращалась.

Молитва перестала быть для меня работой, требующей напряжённых усилий ума и воли, она пошла сама, как дыхание, как ток крови, как естественное состояние души, пребывающей в общении со своим Творцом. Я не удивлялся этому, не пытался анализировать своё состояние и делать какие-либо рассудочные выводы, я просто принимал это ощущение вместившегося в меня Небесного Царства как дар, как данность, пришедшую просто потому, что — так надо! Так угодно Христу, Он знает, для чего мне дано это Небесное счастье пребывания в благодатном единении с Богом. Я просто был счастлив как никогда в жизни и… слава Богу за всё!

Мы ездили по афонским дорогам, на ходу пропевая молебны, мы слушали рассказы послушника Сергия о проезжаемых нами святых местах, мы пили воду из святых источников и кофе на балконах архондариков, мы прикладывались к святыням, очереди к которым, когда их привозили в Москву, измерялись километрами и сутками. Мы карабкались по горной тропинке к пещере преподобного Антония Киево-Печерского, возвышающейся на склоне горы над мятежным зилотским монастырём «Есфигмен».

Мы плыли на пароме к чудотворной иконе «Скоропослушница» в монастырь «Дохиар», шли пешком сквозь оливковые сады и заросли кустарника вдоль побережья к обители «Ксенофонт», молились у памятника сожжённых католиками двадцати шести православных преподобномучеников в болгарском «Зографе», отдыхали в беседке в тени чудотворной лозы, растущей из гробницы преподобного Симеона в сербском «Хиландаре», наливали из нержавеющего бака освящённую языком дракона «аспидас неро» в Великой Лавре, спускались по узким ступеням вдоль отвесной скалы к пещерке преподобного Афанасия Афонского. Посещали румынский скит «Продром», «Кос-тамонит», «Карею»…

И всё это время молитва во мне не прекращалась, она жила во мне даже во сне, даже во время словесной молитвы перед мощами святых и чудотворными иконами. Счастливое детское выражение радости не сходило с моего лица, и Флавиан с Игорем лишь по-доброму улыбались, перемигиваясь в мой адрес — ишь, довольный какой!

Пять дней на Святой Горе пролетели незаметно.

Пришло время отъезда.

В ночь перед отъездом мы, по обычаю, молились за богослужением в Покровской церкви, Господь пребывал с нами, невидимо, но ощутимо, укрепляя нас Своей благодатной силой. Молитва не прервалась ни на миг.

После службы и трапезы, собрав свои вещи, мы вышли на набережную ожидать паром. Погода, как и все предыдущие дни, была тихой, тёплой и солнечной, лёгкий приятный ветерок едва волновал морскую поверхность, запахи прибрежной растительности перемешивались с запахом моря, наполняя грудь живительной силой Богом созданной природы. Молитва лилась из сердца ликующим звучанием всех клеточек моего существа, я упивался чудной радостью пребывания в этом земном Раю — на Святой Горе, совсем не ощущая приближающегося расставания с Афоном.

Подошёл паром, не слишком внимательные греческие полицейские небрежно полазили по нашим сумкам, проверяя — не вывозим ли мы какой-нибудь антиквариат, и мы взошли на верхнюю пассажирскую палубу. Вновь, теперь уже по правую руку, потянулись пейзажи афонского побережья, кельи, монастыри, арсаны, оливковые сады и монастырские огороды.

Я сидел на лавочке около борта, любовался красотой Афона под крики бакланов, перекрывающих своими восклицаниями мощные шумы винтов и бурления рассекаемой паромом воды.

Молитва не прекращалась во мне, и я не чувствовал никакой грусти отъезда, словно не уезжал с Афона. Он был со мной и во мне, я увозил его в себе, с детской уверенностью, что так теперь будет всегда и что полученное мною на Афоне сокровище молитвы — есть качество постоянное, неизменное и неотделимое от моей дальнейшей жизни.

Игорь принёс стаканчики с кофе мне и пристроившемуся в тени под навесом Флавиану, вручил нам по трёхсотграммовой бутылочке «неро» — холодной питьевой воды. Я блаженствовал.

Незаметно пробежало время пути и вот впереди на берегу уже замелькали в зелени деревьев белые здания отелей и домов Уранополиса. Паром разворачивался, заходя к причалу, окружённому пляжем с купающимися и загорающими, стала слышна какая-то попсовая музыка. Мы, позакидывав на плечи рюкзаки и разобрав сумки, стали продвигаться к трапу на выход.

Паром причалил, паломники стали выходить на берег, вышли и мы. Что-то «не то» происходило вокруг. Играла пошленькая безвкусная музычка, пищала из невидимого динамика безголосая певичка, ветерок разносил знакомый по московским рынкам запашок шашлыка, смех и крики оглушали мои, отвыкшие от мирских звуков, уши. Наша сошедшая с парома толпа паломников, во множестве своём — бородатых, некоторые в подрясниках, с чётками в руках или на шее, проходившая через пляж, казалась вторжением инопланетян в этот мир расторможенного веселья, среди едва прикрытых купальниками и плавками вожделеющих тел. Мне, некогда завсегдатаю крымских, а впоследствии, и турецких курортов, теперь, после пяти дней на Святой Горе, показалось, что я попал если не в Содом и Гоморру, то уж точно — в Вавилон! Как они могут, рядом с такой святыней?! Шок, вызванный неожиданным контрастом между молитвенной тишиной и благодатной атмосферой Афона и внезапно обрушившимся на мою душу страстным грохотом мира, был настолько оглушающим, что я, словно во сне, едва соображая, что надо ориентироваться на спину идущего впереди меня со своим и флавиановым рюкзаками Игоря, едва добрался до автобусно-таксишной стоянки. Подойдя к какой-то скамейке, на которую заботливый Игорь уже усадил Флавиана, словно бруствером обложив его багажом, я остановился, сбросил с плеча рюкзак, поставил рядом спортивную сумку, распрямил спину и прислушался.

Что-то со мной произошло, чего-то мне явно не хватало, что-то я потерял… Внезапно, с ужаснувшей меня ледяной ясностью, я понял — во мне прекратилась молитва! Закрыв лицо руками, я заплакал.

Глава 15 Возвращение

Наверное, на меня смотрели как на душевнобольного — меня это не волновало. Я стоял посреди движущейся вокруг, шумящей, зовущей, галдящей на иностранном языке толпы народа и горько-горько плакал. Последний раз я плакал с такой горечью потери в десятилетнем возрасте на даче в Челюскинской, когда великовозрастные хулиганы с соседней улицы отобрали у меня дедов фронтовой офицерский ремень, который я очень любил и носил как святыню в память о геройской боевой биографии деда. Но сейчас я потерял нечто, неизмеримо большее любого земного сокровища, я потерял Рай. Я плакал, и Флавиан не останавливал меня.

Прошло сколько-то времени. Игорь подогнал навороченный «Мерседес» с таксишным рыже-шахматным фонарём за лобовым стеклом и маленьким самодовольным греком-водителем. Всхлипывая, я помог Игорю загрузить вещи в багажник и залез вслед за ним на заднее сиденье.

Привалившись виском к оконному стеклу, борясь с желанием зарыдать в голос, я всю дорогу до Салоник пытался вернуть ушедшее от меня молитвенное состояние. Не получалось. В голове всплыла тщательно разученная мною год назад вместе с певчими стихира, поющая-ся на «Славах» в «Сырную неделю» перед началом Великого поста: «Седе Адам прямо Рая, и свою наготу рыдая плакаше: увы мне, преле-стию лукавою увещанну бывшу и окрадену и славы удаленну! Увы мне, простотою нагу, ныне же недоуменну! Но, о Раю! Ктому твоея сладости не наслаждуся: ктому не узрю Господа и Бога моего и Создателя: в землю бо пойду, от неяже и взят бых. Милостиве Щедрый, вопию Ти: помилуй мя падшего!»

Приехали в Салоники. Разместились в отельчике. Поужинали в уличном кафе. Флавиан с Игорем отправились искать магазин церковных принадлежностей какого-то Хазакиса. Я вернулся в отель, с трудом прочитал вечерние молитвы и уснул.

Утром мы собрались в маленьком холле отельчика, выпили кофе с печеньем, погрузились в вызванное гостиничным администратором такси, прибыли в аэропорт. Прошли таможенно-паспортный контроль, сдали багаж, прошли в зал для вылетающих. В магазине «дьюти-фри» я купил детям по игрушке, что-то полезное Ирине, какие-то подарки для близких, пару носовых платков себе и мороженного всем нам троим с Флавианом и Игорем. Съели мороженное, сели в самолёт, взлетели. Приземлились, прошли паспортный контроль, получили багаж, вышли на улицу. Игорь позвонил по мобильнику, и через пару минут блестящий черный «Аэнд Круизер» с Мишиным водителем за рулём плавно затормозил у наших рюкзаков. Весь путь до Покровского я дремал, очнувшись вполне лишь при съезде на последний перед селом отрезок грунтовки.