Владимир Першанин - Штрафник, танкист, смертник

• Название: Штрафник, танкист, смертник
• Автор: Владимир Першанин
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-37220-1

Новая книга от автора бестселлеров «Командир штрафной роты», «Смертное поле» и «Штрафник из танковой роты». Пронзительный роман о судьбе советского танкиста в годы Великой Отечественной войны.

Он прошел огонь, кровь и медные трубы. Он выжил в страшной мясорубке 1941 года и кромешном аду 42-го. Он был штрафником-смертником, шесть раз горел в танке, но всегда возвращался в строй. За плечами у него — оборона Москвы и победа под Сталинградом, а впереди — тяжелейшие бои за Харьков, Курская дуга и битва за Днепр…

Не ждите от этой книги победных фанфар и дежурных славословий. Это не легкое чтиво и не досужие вымыслы полуграмотных «беллетристов». Это — жестокая правда о том, через что пришлось пройти нашим дедам и прадедам, сломавшим хребет фашистскому зверю. Правда о том, какая цена заплачена за Великую Победу.

---

Не повезло лейтенанту Рогозину, с которым я лежал в госпитале в воронежском поселке Анна. Осколок бомбы величиной с две ладони как топором разрубил кормовую часть башни и застрял в броне. Бомба взорвалась, едва не догнав танк. Продырявило моторное отделение, под гусеницами натекла лужа масла. Заряжающий погиб, Женю Рогозина сильно контузило, ударив головой и плечом о казенник пушки. Были сломаны нос и челюсть, а тело, когда мы его раздели, представляло сплошной синяк.

— Все поотбивало, — сказал наш механик Иван Федотович. — Не жилец парень…

Лейтенант Рогозин умер спустя четверть часа. Я вспомнил, как мы знакомились с ним в госпитале. Женя воевал с лета сорок второго года, имел две медали, считался бывалым танкистом. Когда я задыхался от воспаления и высокой температуры, он будил меня, так как ночью мне нельзя было долго спать. Я тогда выкарабкался, и мы попали в одну бригаду. Только кто мог знать, что Жене отпущено жизни меньше месяца? Погибли пять ребят из пехотного взвода. Старший сержант, заменивший убитого лейтенанта, наотрез отказался ехать с нами. Сказал, что они быстрее доберутся пешком. Слишком опасно ехать на броне.

— Ваши гробы как медом для «юнкерсов» намазаны, — заявил он. — Гоняются за танками, а достается нам. Пять человек наповал. Мы уж лучше сами по кустикам да оврагам полегоньку к своим выберемся. И раненых доведем.

— А если на немцев нарветесь? — спросил Таранец. — Тогда в плен? Сомневаюсь, что вы героически отбиваться будете.

Сержант помолчал, посопел.

— Что мы, дураки? Осторожно пойдем.

— Далеко не уйдете, — гнул свое командир роты. — Или в плен попадете, или постреляют вас немцы. Подумайте.

— Подумали уже. Пять человек, пока с вами ехали, в момент на тот свет отправились.

Таранец не стал настаивать. Времени на споры не оставалось. Без десанта придется труднее, но старший сержант прав. Здесь, в степи, с редкими островками перелесков, мелкими хуторами, оврагами, легче пройти на своих двоих, чем на громыхающих бронированных машинах. Перегрузили с танка погибшего лейтенанта Рогозина, боеприпасы, слили горючее, сняли оба пулемета. Кстати, у десантников, которые уже ушли, ни одного пулемета не было. Отдали бы им пулеметы, если б попросили. Но они не просили, и я подумал, что драться с немцами они вряд ли будут. Листовок-пропусков для сдачи в плен фрицы набросали в достатке. Поднимай бумажку, и вот он — твой шанс выжить. Антон Таранец выругался. Может, он думал о том же, что и я. А для Жени Рогозина и заряжающего наспех вырыли неглубокую, с полметра, могилу и похоронили ребят. Двоих оставшихся в живых танкистов из экипажа Рогозина распихали по другим танкам.

Гнали по слабо укатанному проселку. Разминулись с колонной немецких автомашин. Они шли по параллельной дороге, в километре от нас. Ротный приказал установить на люках каждого танка пулеметы. Подбить «юнкерс» вряд ли мы сумеем, а сбить прицел может удастся. Вскоре впереди показались строения. Это была довольно крупная станция Золочев, а буквально в десятке километров от нее райцентр Казачья Лопань.

И здесь мы столкнулись с проблемой куда опаснее, чем возможный налет «юнкерсов» Нам надо было обходить станцию и городок справа — это была кратчайшая дорога к линии фронта и к Белгороду. Но мы не знали, что, овладев Харьковом, танковый корпус СС 17 марта начал наступление на Белгород и восемнадцатого числа овладел городом. Мы просто издалека увидели танковую колонну, множество машин и повозок. Догадались, что на этом участке немцы тоже наступают. Успели вовремя свернуть на северо-запад, разминуться с фрицами. Теперь мы удалялись от линии фронта, делая большой крюк. О судьбе Белгорода мы ничего не знали. Не догадывались и о том, что три наших танка идут наперерез наступающему на Белгород с запада армейскому корпусу «Раус».

Как мы проскочили или разминулись с «Раусом», остается для меня загадкой до сих пор. Может, потому, что не делали остановок. Двигались со средней скоростью, подстраиваясь под немецкие танки, не привлекая к себе внимания вражеских колонн и отрядов. Под городом Грайворон натолкнулись на колонну автомашин с пушками на прицепе. Их сопровождали два бронетранспортера. Один двинулся в нашу сторону. Разглядел, что танки русские, и артиллеристы с завидной быстротой стали отцеплять орудия. Это был дивизион 75-миллиметровок, и связываться с ним мы не рискнули. Нас бы сожгли за пять минут.

Мы сделали по паре выстрелов, подбили бронетранспортер, который присел, как охромевшая курица, а сами рванули прочь. Вслед понеслись снаряды. Один уже на излете ударил в моторное отделение моего танка, но мы сумели уйти. Потом, едва не завязнув в болоте, уткнулись в реку Ворсклу, вернее, в один из ее притоков. Любая река не лучшее место для укрытия. Села по берегам, лодки, пойменный, жидкий лес. Разглядели темное пятно сосняка и загнали наши танки в сосновую рощу. Забросали машины лапником, сразу не разглядишь. Хоть какая-то маскировка.

Решили здесь переночевать. Сходили на разведку. Низины вокруг были покрыты льдом и проталинами. Если шагать осторожно, то человека ледяной покров свободно выдерживал. Танки с риском могли пройти, если ночь будет морозная. Разглядели остатки сгоревшей деревни. Это была уже Белгородская область — значит, свои, русские. Хотя тогда и в Восточной Украине нас нормально принимали. Очень хотелось есть. Немцев не разглядели, но идти за харчами в деревню не рискнули. Нам здесь ночевать. Если шум поднимется, то в темноте, по мокрой низине, далеко не уйдем, тем более мест не знаем.

Выставили посты, перевязали раны, ссадины. Сгребли остатки махорки пополам с мусором, свернули самокрутки. Старшего сержанта, командира третьего танка, звали Василий. Фамилии я не запомнил. Или Черных, или Чернышев. Все его называли Черныш. Смуглый, с черными волосами. Служил в танковом полку с сорокового года, потом назначили инструктором в учебный полк. До осени сорок второго года учил курсантов вождению и стрельбе.

— Ну а потом с очередным выпуском на фронт, — рассказывал он.

— Чего ж лейтенанта не присвоили? — спросил кто-то из нас.

— Я с начхимом из-за бабы цапнулся, — объяснил Василий. — Тот капитан химией в полку командовал, учения проводил. Как дураки, в противогазах бегали да прыгали. Вольнонаемная медичка у нас была. Мы с ней любовь закрутили, а капитана она отшила. Старый и лысый хрен, уже под сорок лет. Ну, он, когда дежурил по полку, раз и другой меня подловил. Я ночевать к медичке бегал. Рапорт накатал, как на дезертира. Мол, в период героических боев за Сталинград такой-сякой инструктор вместо воспитания курсантов убегает из части и неизвестно где пропадает. Комиссар посмеялся. Но когда химик еще два рапорта подал, дело всерьез раскрутили. Вот так и попал на передовую.

Поговорили еще о жизни. Ночь выдалась звездная, с морозом. Разводить костер не рискнули. Где-то гудели машины, изредка взлетали ракеты, раздавались пулеметные очереди, ухали орудийные выстрелы. Спали в танках, закутавшись в разное тряпье. Выручал брезент, которого хватило на всех. Утром проснулись голодные. Шарили во всех закутках, но еда уже сутки как кончилась. Я вспомнил свои хождения по селам, когда в сорок первом выбирались из окружения.

— Антон, может, схожу с кем-нибудь в село? — предложил я.

— Еду просить?

— Лучше обменять. На полотенца, байку для портянок. Часы можно пожертвовать.

Лишних часов не нашлось. Зато собрали рублей семьсот денег, чистое полотенце, мыло, еще кое-что по мелочи. Таранец пожертвовал запасную гимнастерку. Отправились вместе с новым стрелком-радистом Степой Пичугиным. С собой взяли автоматы, по две «лимонки».

— Осторожнее там, Алексей, — напутствовал ротный.

— Что, боишься, в плен попадем?

Прозвучало излишне резко. Сказались холодная ночь, голодуха, неопределенность.

— Идите, — махнул рукой Антон. — Это тебе надо опасаться. За себя и Степана.

До небольшого села, полностью сгоревшего, добрались через час. Идти было легко. Мороз хорошо схватил вчерашнюю грязь и протаявшие лужи. Обнаружили на окраине среди сосен три землянки. В них жили несколько старух и дед лет под сто. Долго рассматривали нас.

— Свои, свои, что, не видите? — засмеялся Степан.

Признать в нас бойцов Красной Армии было трудновато. В синих комбинезонах, телогрейках. Хорошо, что на свой танкошлем я прицепил звездочку. Появилась женщина помоложе и, оглядев, спросила:

— Танкисты?

— Они самые, — ответил я.

— За харчами небось пришли. А танки побросали.

— Танки не бросали, стоят, где положено. Насчет харчей вы правы. Хотим обменять или купить.

— Шумели вчера машины, — подтвердила одна из старух. — Где-то рядом остановились. Не врут.

— Ну, бабка, ты даешь! — удивился Степан. — Все слышишь.

— Мне теперь только слушать и остается. Дед помер, зятя убили.