Афанасий Коптелов - Точка опоры

• Название: Точка опоры
• Автор: Афанасий Коптелов
• Жанр: История

---

Кофе был ароматный, крепкий. Чтобы не обжечься, Блюменфельд отхлебнул из ложечки, сказал:

- Рау дал мне адрес одного переплетчика, который может сделать чемодан с двойным дном.

- Да? Здесь? - переспросил Владимир Ильич, отвлекаясь от дум о статьях и заметках, еще не заверстанных в последние газетные полосы. - А то я знал одного в Берлине - делал отлично. И наш человек, социал-демократ.

- За здешнего Генрих ручается. Говорит, хороший мастер.

- Стенки нужны очень плотные. И такие же, как у тех чемоданов, что продают в магазинах.

- Значит, можно заказать? - обрадовался Блюменфельд. - Как только напечатаем, я сразу же начинаю действовать.

- Да, газета не должна лежать в типографии. Ни одного дня. В том вы правы.

Отпивая кофе маленькими глотками, Владимир Ильич думал:

"Кому-то надо поручить транспортировку. Не ему ли? Хотя он как будто недооценивает конспиративность, но у него все же есть некоторый опыт. А кто же будет набирать второй номер? Другого такого наборщика здесь сыскать нелегко. Лучше воспользоваться услугами студента латыша Ролау, которого рекомендовали ему еще в Риге. Знает верный путь. Достаточно дать телеграмму в Цюрих, сразу приедет..."

Управившись с сосисками, Блюменфельд ждал ответа на вопрос о чемоданах, но Владимир Ильич сказал:

- Прежде всего закажите мастеру переплеты. Вы знаете, как это делается? Подскажите ему, если потребуется. А книги для этого я завтра же куплю в Лейпциге.

Про себя решал, кому какие книги послать:

"Глебу на станцию Тайга лучше всего о паровозах. Старковым в Омск какой-нибудь справочник фельдшерицы для Тони. Наде в Уфу... В адрес Нади нельзя посылать - поднадзорная! Но там есть один земец - может передать. Ему, конечно, что-нибудь сельскохозяйственное. И письмо для Нади - тоже в переплет. И непременно шифром".

Прерывая затянувшуюся паузу, добавил:

- Не забудьте предупредить: переплеты не должны отличаться от типографских. Сделает хорошо - заказов будет много.

Вошла хозяйка, высокая, светловолосая, в изящном белом переднике. Владимир Ильич встал первым, поблагодарил с легким поклоном:

- Кофе был отличный!

- Утром будет со сливками, если вы любите.

- Как, геноссе Блюм? Лучше со сливками? И я за сливки.

- Спасибо! - Блюменфельд поклонился хозяйке, слегка шаркнув ногой.

И они вернулись в типографию.

Садясь к редакторскому бюро, Владимир Ильич опять на минуту мысленно перенесся в Приуралье. В Уфе теперь глухая полночь. Надя спит. Быть может, ей снится далекий путь в Германию. Непростой и небезопасный. До самой границы шпики да жандармы. Да и здесь соглядатаи на каждом шагу. А она поедет впервые. Все для нее новое, незнакомое. Надо написать, как ехать и где искать его. А если не дадут паспорта, перейдет границу нелегально. Товарищи помогут.

Рау принес угля, добавил в печку и тихо вышел.

О стекла окон теперь ударялись капли косого дождя. На верстатке Блюменфельда глухо постукивали литеры. Поскрипывало перо под нажимом руки Владимира Ильича, выводившего букву за буквой.

- Вот и все! - воскликнул наборщик, отходя от реала.

- Можете начинать передовую. - Ульянов, полуобернувшись, протянул ему первые листы.

Взглянув на прямые четкие строки, Блюменфельд сказал:

- Вы напрасно так тщательно. Будто для молодого наборщика. Я привык ко всяким почеркам. Даже Аксельрода читаю.

- Ну уж если Павла Борисовича разбираете, тогда я спокоен. А у меня уже остаются последние строчки.

Наборщик не отходил от бюро, и Владимир Ильич спросил:

- Вы еще что-то хотите сказать?

- Все то же. - Голос Блюменфельда звучал упрямо. - Для себя я закажу два чемодана.

Ульянов встал, одной рукой взял его за лямку фартука, тепло посмотрел в глаза:

- Понимаю. Все понимаю, дорогой мой россиянин. И я бы тоже поехал с первым номером, но... Приходится удерживать себя. - Слегка дернул лямку. Кто же будет набирать второй номер? Кто?

- Я, Вл... Я, геноссе Мейер, - поправился Блюменфельд.

- А ваша оговорка, между прочим, свидетельствует о недостаточной конспиративности. Да, да.

- Это от волнения. А о наборе вы не тревожьтесь: я быстро вернусь. Довезу, посмотрю, с каким огоньком в глазах будут читать наши рабочие...

- Вот это всего важнее. Что будут говорить рабочие - расскажете мне потом. Но поедете со вторым номером. Да, да. Только со вторым. Потерпите. - Владимир Ильич кивнул на печатную машину. - Постараемся сделать через месяц. Не позднее. Договорились?

- Ну хотя бы... А этот как же?

- Повезет один латыш. Студент. Фамилия его Ролау. Запомните. А отдельные экземпляры, как договорились, отправим в переплетах книг.

Недовольно хмыкнув, Блюменфельд пошел к реалу.

Владимир Ильич снова сел на свое место, и перо побежало по бумаге с обычной быстротой:

"Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного".

Вот и последний лист передовой готов для набора, и Владимир Ильич, взволнованный и сияющий, как перед большим праздником, отнес его наборщику:

- Теперь дело за вами.

- Можете спокойно ложиться спать, - сказал Блюменфельд все с той же ноткой самоуверенности. - Корректура пусть вас не волнует. Еще не было случая...

- Помню, помню, - прервал Владимир Ильич. - И хочу верить в вашу типографскую непогрешимость.

4

Утро было такое же серое, как в предыдущие дни. Окна сверху донизу заплаканные.

В тесной типографии зажгли керосиновые лампы.

Настала долгожданная минута: Ульянов, Блюменфельд и типограф Рау стояли у машины, считавшейся скоропечатной. Дюжий вертельщик поплевал на руки, взялся за крюк, деревянное цевье которого было до блеска отшлифовано жесткой кожей натруженных ладоней; и, напрягая мускулы, повернул большое колесо машины; заскрежетали шестерни, пришли в движение печатные валы, запахло типографской краской, и влажный газетный лист лег на нетерпеливые руки Владимира Ильича. Есть газета! Есть! Сбылась долгожданная мечта!

Рау и Блюменфельд заглянули с боков. Отлично оттиснулось клише: в середине крупно "Искра", ниже под чертой "No 1, декабрь 1900 года", слева: "Российская социал-демократическая рабочая партия", справа: "Из искры возгорится пламя!" Ответ декабристов Пушкину". Все четко. Все хорошо. А текст... Пожалуй, надо кое-где еще приправить, и Рау вместе с печатником склонился над вторым оттиском.

А Владимир Ильич, хотя внутренняя сторона еще не была оттиснута, вложил в середину лист, напечатанный ранее, и, окинув газету восторженным взглядом, обнял Блюменфельда за плечи, пожал руку Герману Рау, печатнику и вертельщику:

- Данкэ! Данкэ! Данкэ! - едва удержался, чтобы не добавить по-русски: "От всего сердца! От всех российских социал-демократов. От всех марксистов!"

Пройдет какая-нибудь неделя, и новорожденную вот так же будут держать в руках Лепешинский в Пскове, Бабушкин в Иваново-Вознесенске... Глаша Окулова перешлет в свою родную Сибирь... И у всех будет праздник. А для него праздник уже начался. Завтра будут оттиснуты последние полосы.

День рождения газеты запомнится на всю жизнь!

Главное - поскорее переслать "Искру" в Питер Степану Радченко. Ему там очень трудно. Творятся нетерпимые глупости: у рабочих - своя организация, у интеллигентов - своя. В "Союзе борьбы" верховодят "экономисты". "Искра" для них - удар, нашим - подмога в борьбе.

Легким и быстрым шагом Владимир Ильич прошел к редакторскому бюро, зажег лампу под жемчужным абажуром, сел и, как по лесенке, побежал глазами по строчкам первой колонки, чем ниже, тем быстрее и быстрее. Но в середине второй колонки вдруг споткнулся, брови сурово сдвинулись над переносьем, сжатые кулаки опустились на стол.

- Послушайте, геноссе Блюм, что вы наделали?!

- Что, что? - Наборщик всполошенно бросился к нему. - Что там такое? Неужели?..

Острая обида, - первый блин комом! - необычайно взволновала Владимира Ильича. Вскочив на ноги, он ткнул пальцем во второй абзац средней колонки:

- Читайте. Вот отсюда. Читайте вслух.

- "Отодвигают ее..."

- Вы тут сразу проглотили две буквы. Смотрите в оригинале: "Отодвигают же..." Так? Первая погрешность, с которой нельзя примириться. Читайте дальше.

- "Отодвигают эту задачу, во-вторых..."

- А где "во-первых"?

У Блюменфельда щеки стали пунцовыми. Перед другим редактором он бы вспылил: "Не такая уж это крупная... И с кем не бывает...", но сейчас у него перехватило горло, и он чуть слышно проронил:

- Наверно, можно... сократить где-нибудь.

- Ни одной буквы, ни одной запятой! Извольте найти выход из положения...

Рау, принявший случившееся близко к сердцу, поспешил к ним с оттиском последней страницы: