Леонид Аронзон - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Леонид Аронзон
• Жанр: Поэзия

ЛЕОНИД АРОНЗОН (24 марта 1939, Ленинград — 13 октября 1970, под Ташкентом).

“Сейчас многим кажется, будто в 60–70 гг. у Иосифа Бродского не было достойных соперников…

…лидерство будущего нобелевского лауреата не без успеха оспаривалось…

…наиболее радикальной альтернативой “ахматовским сиротам” был Леонид Аронзон. Его считали, бесспорно, гениальным, его боялись, перед ним преклонялись” (Виктор Кривулин. Охота на мамонта. Имена для мёртвых и живых. 2. Леонид Аронзон — соперник Бродского, с 152–153. Блиц. СПб.1998)

---

1967

СТИХИ ДЕТЯМ

У МЕНЯ ЧЕТЫРЕ БРАТА

    У меня четыре брата.
    Ну, а я, конечно, пятый!
    Когда мне давали соску,
    Сшили старшему матроску!

    Старший брат носил матроску,
    И второй носил матроску,
    Ту же самую матроску,
    Когда вырос старший брат
    Третий брат носил матроску,
    Ту же самую матроску,
    Ту же самую матроску,
    Из которой вырос брат.

    А когда и третий вырос,
    То ее надел четвертый,
    Ту же самую матроску,
    Из которой вырос брат.

    Наконец, подрос четвертый,
    Наконец, четвертый вырос,
    И в желанную матроску
    Нарядился я тотчас!

    Только я надел матроску,
    Как сказала мама: “Ах!”
    Как сказала мама: “ Ах!
    Две дыры на рукавах!”
    Может быть, от этих слов
    Разорвался сбоку шов.
    Дружно лопнули заплаты,
    Проступили всюду пятна.
    Ничего не говоря,
    Отвалились якоря!
    И остались от матроски
    Только дырки и полоски!

    “Ну и ну, — сказала мама, —
    Самый младший — трудный самый.
    Все четыре старших брата
    Были очень аккуратны.
    Старший брат носил матроску,
    И второй носил матроску,
    Двое братьев предпоследних
    Надевали столько раз.
    Ты же раз надел матроску,
    Только раз одел матроску,
    И остались от матроски
    Только жалкие обноски
    Только жалкие обноски,
    Только дырки и полоски!”

ИГРА

    Вместо утренней зарядки
    мы играли с мышкой в прятки.
    Я водил —
    считал до ста,
    потом искал
    во всех местах:
    в дырках,
    норках,
    в каждой щели,
    в сумке,
    в тумбочке,
    в постели.
    Я смотрел во все глаза:
    нету мышки! Чудеса!..
    До сих пор бы я искал,
    если б брат не подсказал:
    — Ты пока считал до ста,
    мышка спряталась в кота.

ТАКСИ

    Шум и хохот в гараже:
    заяц едет на еже.
    Еж у нас теперь такси,
    хочешь ехать — попроси!

КТО ВИНОВАТ

    Двойку,
    двойку,
    двойку,
    двойку
    получила я опять.
    Виновата в двойке клякса,
    что попала мне в тетрадь.
    Как она туда попала,
    не могу никак понять.

    Виновато одеяло,
    и подушка и кровать
    в том, что в школу опоздала
    Я
    опять.
    опять,
    опять.

    В том, что я стакан разбила,
    виновато только мыло:
    ведь когда стакан я мыла,
    мыло слишком скользким было.

    Я вчера подралась с братом,
    но ничуть не виновата:
    ну, с какой, скажите, стати
    он пускал по ванной катер?
    Ведь собралась куклам платья
    в это время постирать я.
    Виноват, конечно брат,
    только он и виноват.

    Виновато все вокруг.
    Кто обжег меня? Утюг!
    Кто мешал решать задачи?
    Телевизор, кот и мячик.
    До сих пор мне непонятно,
    кто на форму ставит пятна!

    Но ведь что бы не случилось,
    попадает только мне!

ВЕТЕР

    Ветер тучи к нам пригнал,
    долго бился у окна
    и стучал и хлопал дверью,
    гнул траву, ломал деревья
    и, свистя,
    ревел от злобы.
    Нарисуй его!
    Попробуй!

НЕ ХВАСТАЙ

    Хвастал дым: “Я выше крыши,
    из огня живым я вышел! “
    Грянул гром ему в ответ,
    ветер дунул — дыма нет.

ИЗ ЯНА БЖЕХВЫ

    Муха шла по потолку
    и сказала пауку:
    — Посмотри-ка: там, под нами,
    люди ходят вверх ногами!

ПОД ЗОНТОМ

    Хлынул дождь. Малышка гриб
    крикнул: “Мама, я погиб!”
    Но сказала мама-гриб:
    “Нам не страшен дождь
     и грипп:
    наши шляпки как зонты,
    под дождем не мокнешь ты.
    Мы под солнцем и дождем
    и полнеем и растем!”

СТАНУ ВЫШЕ ВСЕХ

    Завтра встану рано,

    встречу великана,

    и как только встречу —

    прыг ему на плечи!

    Вот когда я стану

    выше великана!

ОБ АВТОРЕ

Валерий Шубинский ПОЭТИКА ЛЕОНИДА АРОНЗОНА (тезисы)

1

Одна из важнейших проблем, возникающих при анализе любого литературного явления последних десятилетий — проблема контекста. По отношению к поэзии Аронзона она замечательно иллюстрируется тремя его книгами, вышедшими посмертно.

Наиболее полное собрание стихотворений Аронзона появилось в 1998 году в издательстве "Гнозис". В предисловии к этому собранию, написанном поэтессой Викторией Андреевой, сказано: "Среди послевоенных теркиных и под бдительным оком отцов-попечителей… самое большее, что могли себе позволить шестидесятые — это конформный тенорок Окуджавы, наигранную искренность Евтушенко, пугливый авангард Вознесенского и пароксизмы женственности Ахмадуллиной да дюжину интеллигентски-робких Кушнеров… По существу это были все те же проявления маяковско-багрицкой советчины… Наряду с этим… дозволенным цензурой искусством возник мир "отщепенцев", поднимавшийся совсем на иных дрожжах."

Легко узнается здесь знакомая схема. "Послевоенные теркины" и "маяковски-багрицкая советчина" выступают в роли ненавистного самодержавия, "пугливые авангардисты" и "робкие кушнеры" (непроизвольно аукающиеся с "глупым пингвином", который что-то там "робко прячет" в утесах) — в роли меньшевиков и эсеров, а андеграунд — в роли ленинско-сталинской партии. Очевидно, что Аронзон при этом оказывается в длинном ряду "старых большевиков", героев эстетического противостояния режиму (пусть и занимает в этом списке одно из первых мест), а о его внутреннем споре с кем-то из собратьев по неофициальной культуре и речи быть не может.

Небольшая книга, составленная Владимиром Эрлем и вышедшая в 1990 году (это первое издание Аронзона в России) задает более узкий контекст. Главными именами "новой русской поэзии", помимо Аронзона, являются, с точки зрения составителя Станислав Красовицкий, Роальд Мандельштам, Владимир Уфлянд, Михаил Еремин, Иосиф Бродский, Алексей Хвостенко, Константин Кузьминский. Список весьма субъективный, но задающий определенные эстетические рамки. Стоит заметить, что в нем представлены лишь поэты, родившиеся между 1930 и 1940, хотя сам Эрль принадлежит к следующему поколению.

Третья книга (первая по времени) была составлена в 1979 Еленой Шварц и вышла в самиздате приложением к журналу "Часы"; в 1985 она была переиздана в расширенном виде в Иерусалиме И.Орловой-Ясногородской, а в 1994 в еще более расширенной редакции — в Петербурге в серии книг ассоциации "Камера хранения" "ХХХ лет". В этой серии, кроме того, вышли сборники Олега Григорьева и Сергея Вольфа — поэтов, ни в коем случае не принадлежавших к официозу, при советской власти печатавшихся лишь как детские писатели, но и со "второй культурой" никак не связанных.

Для такого сопоставления были и некоторые биографические основания: дело в том, что Аронзон (так же как, кстати, и Бродский) в организованном литературном быту андеграунда (сложившемся лишь в 1970-е гг. — я имею в виду самиздатские журналы, квартирные чтения и т. д.) участвовать не мог просто хронологически. Но, разумеется, он был теснее связан не с Вольфом и Григорьевым, а с другими поэтами — А… Альтшуллером, одно время В.Эрлем и др. В числе молодых поэтов, вхожих в его дом во второй половине 1960-х годов, был Александр Миронов. Впрочем, наверное, не стоит преувеличивать значение биографического элемента: имя Тютчева стоит для нас рядом с именем Баратынского, с которым он не был знаком, а не с именами А.Н. Муравьева или Раича. И если мы сегодня вообще вспоминаем, скажем, «круг Малой Садовой», то лишь потому, что в этом кафе пили свой «маленький двойной» (или тогда это называлось иначе?) Аронзон и Миронов. А не наоборот…