Алексей Корепанов - Без маски

• Название: Без маски
• Автор: Алексей Корепанов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Когда поток ларисиного красноречия по поводу погоды и коварства Наташи иссяк, она в присущей ей манере представила нас друг другу. ("Это моя Наташка. Клевая чувиха. А это тот самый Леха, я тебе говорила, старается Лема перепрыгнуть, только прыгает не туда, а вообще нормальный чувак. Дай ему этого американского чувака и гони коньяк"). И ушла в ванную отмывать свою, а заодно и мою обувь. Помнится, когда впервые, лет десять назад, я прочитал стихи Залужной, то не поверил, что вот эти проникновенные, паутинкой бабьего лета парящие строки, сотворила громоподобная бесцеремонная женщина, во времена былинные бывшая игроком сборной города по ручному мячу.

Наташа вручила мне аккуратно обернутую белой бумагой книгу и незаметно вышла - где-то в отдалении зазвенела посуда и захлопала дверца холодильника - а я сел в кресло под торшером, спрятав ноги в промокших носках под полированный журнальный столик, в центре которого лежала красивая вязаная белая салфетка.

Да, это был именно Роджер Желязны. Страшно подумать, сколько уже лет назад я учился в школе, как тогда говорилось, "с английским уклоном". Этот английский уклон давно пропал за ненадобностью, но кое-что еще осталось по углам - на уровне понимания отдельных слов и даже предложений - и я с грехом пополам одолел первые страницы. Потом появилась говорливая Лариса, потом Наташа принесла кофе и бутерброды, и я отложил книгу, уверенный в том, что Роджер Желязны с помощью Гриши, безусловно, спасет мой субботний выпуск.

В общем, вечер удался на славу. И сухо было, и тепло, и кофе... И безотказно работал словесный брандспойт Залужной, и темнота ласково терлась в стекло сырым боком, и Наташа все чаще встречалась со мной взглядом и едва уловимо улыбалась, медленно перебирая пальцами светлые волосы у виска. Так начиналось...

Я сидел и прислушивался к себе, я удивлялся себе, я не мог поверить себе. Я давно жил один, я запер прошлое в тяжелый старый сундук, и ночью, распахнув окно, выбросил ключ в душную темноту, а потом тащил огромный сундук по спящим улицам, спотыкаясь, падая и разбивая колени, - и столкнул с моста. И бродил до утра, искренне желая, чтобы рассвета больше не было в этом мире. Я давно жил один, я привык жить один, я дал себе слово ни о чем не вспоминать, и дал себе слово больше не повторять этот путь. Мне казалось, что я навсегда сыт по горло своим прошлым...

Но встречались наши взгляды, и Наташа едва заметно улыбалась, перебирая светлые волосы. Был вечер. День первый.

Мы пили кофе в уюте и тепле, а Залужная вдруг заторопилась, заспешила домой, словно только сейчас вспомнив, что завтра не воскресенье, а четверг и всех нас ждет работа. Чертовски не хотелось уходить - вновь предстояло пересечь без подручных средств какое-то совершенно венерианское Море Грязи, и разве только потому?.. Я попробовал было намекнуть на еще одну, кажется, пятую или шестую чашку кофе и Наташа, бросив на меня быстрый одобрительный взгляд, уже поднялась и направилась в сторону кухни, но Лариса вскочила с дивана и решительно заявила:

- Нет, Наташка, хватит кофе лакать! Нам еще переться, да еще автобуса ждать. Мне завтра к семи к моим недоразвитым. Леха, собирайся! Книжку не забудь.

Мы с Наташей улыбнулись друг другу на прощание, и я успел узнать ее телефон, и сразу и намертво запомнил эти шесть цифр, а потом Лариса потянула меня к лифту, бормоча что-то о кофе, грязи и погоде.

А погода ничуть не изменилась, в этом мы убедились, выйдя из подъезда. Было все так же сыро, да еще и холодно вдобавок, потому что с окрестных полей дул неприятный порывистый ветер. Часы мои показывали половину двенадцатого, однако, несмотря на столь позднее время и премерзкое состояние атмосферы, подростки продолжали нести вахту в этих междудомных пространствах, которые язык не поворачивался назвать дворами. Я подумал, что мы в пятнадцать лет не сидели возле дома, мы шумной оравой болтались по вечерним улицам, лихо курили и гоготали под фонарями на перекрестках, и пели под гитару дурацкие песни, которые тогда вовсе не казались нам дурацкими, и наперебой острили вслед спешащим в общежитие студенткам.

Подростки Хуторов не имели возможности бродить по окрестностям слишком грязными были окрестности.

Я вновь переживал только что состоявшуюся ничем, на первый взгляд, не примечательную встречу. Я пытался разузнать у Залужной о Наташе: кто она, что она, давно ли знает ее Залужная, но Лариса по обыкновению своему меня не слушала, чертыхалась, говорила о чем-то своем и временами восклицала: "Нет, Леха, признайся: спасла я тебе субботний номер или не спасла?" - и я признавался, и мы договорились, что Лариса завтра разыщет Гришу, отдаст книгу и в пятницу принесет перевод, сколько там Гриша успеет, а как воздать Грише - это уже моя забота.

Так мы добрались до остановки и перекурили в ожидании автобуса. Ноги у меня совершенно промокли, и я чувствовал себя очень неуютно. Вокруг было тихо и пусто, все, кому надо было покинуть Хутора, уже покинули их и давно сидели у телевизоров или и вовсе спали. Утекали последние минуты очередных суток и я уже начал подумывать о том, что никакой автобус до утра не забредет в эти окаянные края, и придется идти к цивилизации по выбитому дождями и колесами асфальту, уповая на шальное такси. Лариса повествовала о происшедшем с ней очередном приключении. Будучи дома на больничном по случаю простуды, она вдруг, по ее словам, почувствовала необычайную слабость и желание немедленно бросить пост у газовой плиты и лечь на диван. Она подчинилась этому странному то ли желанию, то ли даже требованию, легла - и глаза ее сами собой закрылись и в голове замигала огненная формула: дубль-ве или, скажем, дабл-ю в квадрате. А потом формула пропала, но непонятная слабость не давала возможности подняться с дивана, и только запах сгоревшей картошки... Тут Лариса прервала рассказ, потому что из-за поворота огненной приятной формулой полыхнули фары автобуса.

Автобус переплыл лужу и с треском распахнул дверцы. Из салона, брезгливо морщась и подбирая полы плащей, посыпались в грязь последние поздние хуторяне. Лариса вскочила на подножку, я собирался последовать за ней и нашаривал в кармане талоны, и вдруг заметил в маленькой колонне, двинувшейся в нелегкий путь, Костю. Костя удалялся, засунув руки в карманы короткой куртки, в своей обычной бело-голубой динамовской спортивной шапочке, и смотрел под ноги, хотя и не делал никаких попыток выбирать, где почище.

Двери с шипением начали закрываться и я заторопился в автобус. Попытался еще раз увидеть Костю из окна, но увидел только свое нечеткое отражение. Автобус рывком тронулся и я едва удержался на ногах. Извлек талоны, клацнул компостером и сел рядом с Залужной.

- Кого ты там обнаружил? - зевая, поинтересовалась она.

- Соседа. Парень в десятом классе, завтра в школу, а пошел куда-то на ночь глядя.

- Пассия, - расслабленным голосом отозвалась Лариса. - Самый возраст по пассиям ходить, стихи в подъездах читать. Пейзанки, то бишь хуторянки, тоже любить умеют.

Я покосился на нее и промолчал. Конечно, Костя вполне мог направляться на свидание, я в пятнадцать лет тоже околачивался под окнами одноклассниц, но вот только время... Как-никак, первый час новых суток.

Так получилось, что в свою теперешнюю квартиру, доставшуюся мне после развода по обмену, я въезжал в то же время, когда в соседнюю въезжали Рябчуны. До этого они несколько лет жили в столице, но вынуждены были вернуться в полупровинциальный Степоград, дабы присматривать за одолеваемой болезнями матерью Бориса. Костиного отца. Борис устроился в наш сельхозинститут, Марина работала в школе. Нельзя сказать, что мы уж очень дружили, но друг к другу захаживали и были в хороших отношениях. Чаще всего я общался с Костей - спокойным, рассудительным долговязым подростком, увлекавшимся, как это ни странно в наше время, чтением. Не восточными единоборствами, и не тяжелым роком вперемешку с "Ласковым маем", и не хождением в видеосалоны, где на экранах однообразно восклицали и всеми возможными способами лупцевали друг друга мускулистые человекоподобия, а именно чтением. Книгами. Книг у меня было немало. Пожалуй, они были единственным богатством, которое я накопил, не считая серенькой моей "Любавы", и Костя иногда вечерами заходил ко мне, возвращал прочитанные книги и брал новые. Мы обменивались мнениями, просто говорили, и мне были интересны наши разговоры, потому что я на двадцать с лишним лет обошел этих сегодняшних подростков, и хоть и помнились мне мои пятнадцать - далеко уже уплыли мои пятнадцать... Видимо, наши разговоры были интересны и Косте, потому что он никогда не торопился уходить. Правда, последние недели две он не появлялся.

И вот еще почему мне нравилось общаться с Костей: он напоминал мне мою дочь. После размена квартир Ира ко мне не заходила, и не звонила на работу, и я тоже не искал встреч с ней, потому что считал: если не звонит и не заходит - значит, ей неплохо и без меня.