Карл Кноблаух - Кровавый кошмар Восточного фронта

• Название: Кровавый кошмар Восточного фронта
• Автор: Карл Кноблаух
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9955-0144-2

Впервые на русском языке! Уникальные фронтовые записки офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг». Откровения ветерана об ужасах войны на Восточном фронте. Поразительная судьба, достойная авантюрного романа.

В начале войны Карлу Кноблауху довелось воевать и в передовом отряде пехотной дивизии, и наблюдателем воздушной разведки, а после тяжелого ранения, полученного в бою с советскими истребителями над Вязьмой, он по выздоровлении был направлен в парашютно-танковую дивизию «Герман Геринг», где всего за несколько месяцев сделал неплохую карьеру — от командира взвода до командира батальона. И если бы не открывшаяся рана, Кноблаух должен был погибнуть с остатками своей части в Берлине, но его откомандировали из города всего за несколько часов до того, как советские войска замкнули кольцо окружения…

Эта книга — потрясающее свидетельство ветерана, чудом выжившего в страшной бойне Восточного фронта, откровенный рассказ об агонии Вермахта и Люфтваффе, о разгроме и падении Третьего Рейха.

---

21.00. Вызвали одного лейтенанта. Когда он вернулся, чтобы забрать свой пистолет, мы узнали, что он с отделением саперов в нескольких километрах к северо-востоку отсюда должен взорвать мост через канал. Он застегнул ремень и вышел. Система «приказ — выполнение» действовала и сейчас, «без пяти двенадцать»!

Если я получу приказ, то пойду его выполнять, как и любой другой в этом бараке!

23.00. Вызвали еще одного лейтенанта. Он тоже исчез с боевым заданием в темноте ночи. Больше мы его не видели.

21 апреля

По приказу фюрера ни один военнослужащий не должен покидать имперской столицы, даже раненые! Удары артиллерии приблизились. Оконные стекла дребезжали. Всю ночь я думал о том, что буду делать, когда пробьет последний час рейха, когда уже никто не будет отдавать приказов. Я самостоятельно побегу на запад. Я не буду ждать, когда судьба в образе русского солдата постучит в дверь этого барака.

20.30. Меня вызвали в канцелярию. «Теперь твоя очередь! — пронеслось у меня в голове. — Теперь тебя выбрала судьба!» Мне сказали, что я завтра рано утром с группой раненых должен покинуть Берлин и отправиться в направлении Шлезвиг — Гольштейн. Предписание выдано до базы «Фредерика» в Дании. Мне сначала показалось, что я ослышался.

22 апреля

Воскресенье. С 20 ранеными и инвалидами я покидаю бараки лагеря Фельтен-Хоеншёппинг. Мы вышли на дорогу, ведущую в Файтен. У противотанкового заграждения мы задержались. Я оглянулся на Хеннингсдорф. В 300 метрах южнее нас на местности я заметил движение: русские! Советская пехота как раз переходила на запад через железнодорожную ветку Хеннингсдорф — Файтен.

Из Файтена нам навстречу на велосипедах подъехали рабочие. Я остановил их:

— Вы куда?

— Нам на работу, на металлургический завод в Хеннигсдорфе!

Я дал рабочим пройти в проход в заграждении и показал на юг, чтобы они своими глазами могли убедиться, что происходит. Один из них спросил:

— Что это такое?

— «Иваны», несомненно!

— А что нам теперь делать?

— Езжайте по домам, война для вас уже закончилась.

Рабочие очень медленно садились на велосипеды. По их лицам было заметно, что они так и не поняли то, что видели только что собственными глазами.

Я потребовал от своей группы ускорить шаг. В Файтене мы повернули на запад. Пешком через Марвиц мы пришли в Айхштедт. Там я устроил привал. Мне стало ясно, что пешком мы не уйдем от моторизованных колонн русских. Но нам повезло. За Айхштедтом нас догнал открытый грузовик. Я помахал рукой. Водитель был готов взять нас с собой.

Через Фелефанц и Шванте мы довольно быстро приехали в Креммен. К моему удивлению, мы дальше поехали не на запад, а на север. Я постучал по крыше кабины. Машина остановилась, показался водитель:

— Что случилось?

— Какая цель вашей поездки на сегодня?

— Сегодня я должен быть в Нойштрелице.

Хотя направление мне подходило не совсем, но мне показалось главным как можно дальше отъехать от Берлина. К полудню мы приехали в Нойштрелиц. Дальше в тот день мы не поехали. Я со своими ранеными разыскал гостиницу вермахта.

23 апреля

С самого утра я стал выяснять возможности отъезда. И сегодня нам повезло. Водитель одного грузовика был готов взять нас с собой.

Через Миров мы отправились на запад. Проехали по южному берегу Мюрицзее и в 11 часов приехали в Гольдберг. На улицах было оживленное движение, преимущественно в западном направлении. Погода была хорошая. Мекленбург — прекрасная земля! Как было бы хорошо в мирное время провести здесь отпуск! В скольких местах во время войны я высказывал такое же желание!

Мы сорвались у русских с крючка. Это я отметил с удовлетворением. Не успел я додумать эту мысль, как услышал стрельбу бортового вооружения самолета, летевшего нам навстречу. Водители грузовиков еще не заметили грозившей им опасности. Я отчаянно застучал по крыше кабины, чтобы остановить машину. Мы должны были спрыгнуть!

Поздно! Штурмовики уже налетели. Я видел, как трассы летят прямо в нас, и опрокинулся в кузов грузовика. Самолет исчез так же быстро, как и появился. С нашим грузовиком ничего не случилось. Но в колонне перед нами было много убитых.

Мы поехали дальше. Наши взгляды скользили по небу и горизонту. После полудня мы без приключений приехали в Бад Кляйнен на Шверинском озере. В военной гостинице мы получили место для отдыха и паек. Вечером стало известно, что фельдмаршал Модель через несколько дней после капитуляции своих войск в Рурском котле застрелился. Я восхищался последовательностью этого человека: до самой смерти сам себе господин!

24 апреля

Грузовик доставил нас в Шверин. Гарнизон производит впечатление растревоженного улья. Офицерские патрули проверяют всех мужчин, как военных, так и гражданских, стариков и мальчишек. Тех, у кого нет документов, задерживают. Мне не удалось получить транспортное средство для дальнейшей поездки. Мы остались и вынуждены были переночевать в Шверине.

25 апреля

Рано утром мы покинули Шверин в открытом грузовике. Через несколько километров я прочитал указатель: Гадебуш. Значит, здесь в 1813 году погиб лютцовский егерь Теодор Кернер. Он с товарищами хотел тогда освободить Пруссию и то, что тогда понималось под Германией, от Наполеона и французов. Мы гораздо скромнее: просто хотим выжить!

Около полудня мы уже ехали через разбомбленные кварталы Любека. Вот и Ойтин. Наш грузовик приехал. Мы слезли. Дальше сегодня не поедем. Мы стали располагаться на ночлег. Перед тем как стемнело, я еще раз вышел на улицу. Я слышал вдалеке стрельбу зениток. Наверное, это где-то у Кильской бухты. Ко мне подошел старший лейтенант из моей команды:

— Как вы думаете, мы еще доедем до «Фредерики»?

— Я знаю так же мало, как и вы. У вас есть предложение, как надо вести себя в этой непредвиденной обстановке?

У него не было предложений, и он переменил тему:

— Вы видели изможденных серых людей в полосатой одежде, которые длинными колоннами, едва передвигая ноги, брели по обочине дороги, когда мы из Шверина ехали сюда? Вы видели их изможденные, ничего не выражающие лица?

— Да, видел. Я был в ужасе и до сих пор пребываю в нем! — ответил я.

Он продолжал:

— А вы что, тоже не знали, что существуют концлагеря? Есть люди, которые утверждают это!

— Нет, — возразил я, — я не утверждаю. Но я не знал, что заключенные в этих лагерях настолько чудовищно замучены, что от них остались живые скелеты. До сих пор у меня было другое, очевидно, ошибочное представление о назначении концлагерей. У меня всегда было мнение, что там удерживают людей сосредоточенно. Эти люди своей агитацией или действием представляют опасность для существования государства или позднее — для воюющей армии. И считалось само собой разумеющимся, что эти люди изымались из обычной жизни, так как не могло быть иначе: мы рискуем на фронте своей шкурой, тогда как в тылу процветал бы саботаж. У меня также было мнение, что заключенные должны содержаться в человеческих условиях. То, что мы видели сегодня, просто чудовищное преступление!

— Наши враги не будут спрашивать у вас о том, что вы только что сказали. Кроме того, вы сказали только о политических заключенных, а не о евреях. А с ними творили вообще немыслимые вещи! У нас всех из-за этого будет еще много горя!

Я задумчиво пошел в гостиницу и лег на свой матрас на полу в углу. Я пытался вытеснить из памяти лица узников, но мне не удавалось.

26 апреля

Рано утром мы поехали дальше. Из кузова грузовика я осматривал просторные, обсаженные деревьями зеленые поля. Прекрасный пейзаж. Я хотел насладиться ландшафтом, но заметил, что невольно оцениваю местность по пехотным критериям: скрытые подходы, ориентиры, дальность до них, возможности обхода. Привычка, которую я заметил у себя еще во время отпуска. Война когда-нибудь закончится. А мы, в последние годы измерявшие окружающий нас мир только с точки зрения военной необходимости, сможем ли когда-нибудь освободиться от этой мании?

Киль: жилые кварталы лежат в руинах. У причалов из воды торчат надстройки затонувших пароходов. Лица людей выражают страх и безысходность.

Медленно мы покидаем Киль, едем на запад и после полудня приезжаем в Бюдельсдорф. Здесь дом старшего лейтенанта Крузе из нашей группы. Он нам предложил расположиться на привал в доме его родителей. Мы с благодарностью приняли его предложение.

27 апреля

Англичане в Бремене. «Куда?» — вопрос, который нас всех мучил. Наше предписание требовало прибыть в «Фредерику». Мы обсуждали, действителен ли этот приказ в новых обстоятельствах. И приняли решение, следить за развитием опережающих друг друга событий из Бюдельсдорфа.