Карл Кноблаух - Кровавый кошмар Восточного фронта

• Название: Кровавый кошмар Восточного фронта
• Автор: Карл Кноблаух
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9955-0144-2

Впервые на русском языке! Уникальные фронтовые записки офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг». Откровения ветерана об ужасах войны на Восточном фронте. Поразительная судьба, достойная авантюрного романа.

В начале войны Карлу Кноблауху довелось воевать и в передовом отряде пехотной дивизии, и наблюдателем воздушной разведки, а после тяжелого ранения, полученного в бою с советскими истребителями над Вязьмой, он по выздоровлении был направлен в парашютно-танковую дивизию «Герман Геринг», где всего за несколько месяцев сделал неплохую карьеру — от командира взвода до командира батальона. И если бы не открывшаяся рана, Кноблаух должен был погибнуть с остатками своей части в Берлине, но его откомандировали из города всего за несколько часов до того, как советские войска замкнули кольцо окружения…

Эта книга — потрясающее свидетельство ветерана, чудом выжившего в страшной бойне Восточного фронта, откровенный рассказ об агонии Вермахта и Люфтваффе, о разгроме и падении Третьего Рейха.

---

Начальник оперативного отделения встал, отдал приветствие и поднялся по лестнице. Мы снова остались одни. Ротный фельдфебель спросил:

— Кто этот майор, господин лейтенант?

— Это был майор Швайм, первый офицер генерального штаба нашей дивизии [3]. Если он лично на переднем крае занимается подготовкой атаки, можете считать, что корпус нашим действиям придает большое значение!

3.10. Мы взялись за оружие. Я потушил свечу, и мы вышли из подвала. Все повторилось снова. Я собрал людей и осторожно в колонну по одному повел к имперской дороге № 132. Местность сначала имела уклон на восток. Я шел в голове колонны, чтобы задавать направление движения. Около 4.00 мы вышли к маленькому кладбищу невдалеке от Дакена. Там стояла подбитая «Пантера». На другой стороне дороги, ведущей в Тольминген, располагалась гостиница.

Я позвал главного фельдфебеля:

— Здесь, за этой «Пантерой», мы разместим командный пункт. Прикажите отрыть окопы и подумайте над тем, что нам будет видно после восхода солнца. Русские засели в придорожных канавах по ту сторону имперской дороги и в гостинице. Сейчас я поставлю задачу роте.

Рота шла за мной. Мы спустились в лощину, тянувшуюся от кладбища на север. Я каждому указал его место и приказал:

— Окопаться!

Местность перед фронтом роты поднималась в восточном направлении значительно выше имперской дороги. Я надеялся, что атака начнется еще до восхода солнца. Если она будет позже, то мы окажемся как на блюдечке, о последствиях даже и думать не хочется. Возвращаясь к командному пункту, я постоянно взывал: «Окапываться!», «Копать!».

В мое отсутствие главный фельдфебель развил активную деятельность. Несмотря на темноту, я увидел подготовленное для меня укрытие и поблагодарил за него.

Чтобы установить связь с правым соседом, я с одним из посыльных отправился вдоль тыльного забора кладбища в направлении дороги. Требовалась чрезвычайная осторожность: мы не знали, где находятся русские.

Неподалеку от дороги, там, где узкая дорожка ведет от дороги к кладбищу, нас окликнули. Я слышал, как щелкнул предохранитель карабина:

— Стой, кто идет?!

— Дивизия «Герман Геринг»!

Мы медленно подошли поближе, вышли к левому флангу «Великой Германии» и оказались в сиятельном обществе. Утешаю себя мыслью, что рядом имперская дивизия.

Обменявшись наблюдениями, мы поговорили о предстоящей атаке. «Великогерманцы» держались уверенно. А я подавлял возникшие у меня сомнения.

4.00. Батальон находится на исходном рубеже. Еще темно. От имперской дороги пускают осветительные ракеты. Русские нервничают. Места выстрелов показывают, что мы довольно близко подошли к ним.

Я еще раз обхожу позиции. Солдаты выкопали лишь неглубокие окопчики. Я снова потребовал глубже зарыться в землю.

6.40. На востоке начинает светлеть. Приближается утро — становится неприятно холодно. На траве лежит иней. Смотрю в бинокль на Петерсталь. Все спокойно. Звуков техники не слышно. Нет ни штурмовых орудий, которые должны нас поддерживать, ни ракеты к атаке.

Светает. Смотрю вниз на жалкие ямки моих людей. Меня начинает трясти. Если сейчас придется атаковать, то при ясном свете нам придется идти по открытой поднимающейся местности к имперской дороге без поддержки тяжелого вооружения.

Если атаки не будет, то те, кто не смог заставить себя закопаться глубже в землю, окажутся непосредственно под стволами русских.

7.30. Беспокойная тишина опустилась на поля между имперской дорогой и рубежом Дакен, Шварценау, Петерсталь. Время тянулось медленно. Но вот стало совсем светло. На севере я услышал гул тяжелых моторов. Я схватил бинокль и посмотрел на Петерсталь. Взлетели ракеты — из Петерсталя гренадерские части пошли в атаку. Теперь я увидел несколько штурмовых орудий: мало, очень мало.

Мучительно принимаю решение о переходе в атаку. Мои люди должны пройти более 200 метров по открытой поднимающейся местности без поддержки тяжелого вооружения. Шансы дойти до дороги равны нулю. Я решил сначала дождаться, когда сосед справа, как договорились, возьмет гостиницу. Это непреложное условие для атаки моей роты.

Не успел я довести мысль до конца, как справа перед нами начался огневой бой. Гренадеры из «Великой Германии» рванулись вперед. Своим пулеметчикам я приказал вести огонь по позициям у имперской дороги севернее гостиницы, прикрывая фланг атакующих. Начали рваться ручные гранаты, трещали автоматные очереди. Потом вдруг установилась тишина. Раненый зовет санитара. Я покинул укрытие и побежал за кладбищем вдоль дороги. Пулеметная очередь прижала меня к земле. Осторожно поднимаю голову. На дороге лежат двое убитых. Во время броска к гостинице они попали под огонь русских. Атака «велико-германских гренадеров» отражена. Это одновременно означает, что моя рота останется лежать. Короткими перебежками я поспешил под прикрытием кладбища назад и вскоре оказался с моими людьми.

Взглянув на север, я увидел, что при поддержке штурмовых орудий гренадеры восточнее Петерсталя перешли имперскую дорогу. Если их атака будет развиваться и дальше, то они точно выйдут к Роминте. Тогда я смогу атаковать советские позиции моей ротой.

11.00. Продолжаем лежать. Любое движение исключено. Солдаты в импровизированных укрытиях перед имперской дорогой не могут вести даже огневого боя. Стоит только приподнять голову, как русские с более высокой позиции сразу же обрушивают на нее огонь. Я взялся за бинокль. Мой взгляд скользит от укрытия к укрытию: там никакого движения. Не могу понять, кто еще жив, а кого уже нет. С трудом пытаюсь подавить внутреннее возбуждение.

Один из моих посыльных обратился ко мне:

— То и дело вижу головы русских в окопах. Могу я по ним стрелять?

Я думаю, что таким образом мы привлечем огонь русских на командный пункт и я не смогу управлять ротой. Если «Иваны» начнут бить по «Пантере» из противотанковой пушки, придется менять место командного пункта. Снова посмотрел на своих людей, прижатых огнем к земле. Их выживание — дело случая. И принимаю решение:

— Стреляйте, но так, чтобы «Иван» не заметил дымок из ствола!

Стрелок залез под «Пантеру» и прицелился. Я смотрел в бинокль. Выстрел. Я видел, как голова русского исчезла, а ствол его винтовки задрался вверх.

Посыльный снова прицелился. Я его удержал:

— Парень, не так часто, а то мужики нас здесь быстро вычислят. Выждите пару минут!

Лицо моего посыльного (я думаю, ему было лет 19) приобрело своеобразное выражение: холодное и беспощадное. Прежде чем он снова приложился к своему карабину, я его спросил:

— Скажите, почему вы стреляете с таким свирепым видом?

— На то свои причины, господин лейтенант.

— Какие?

— Когда пару недель назад «Иваны» погнали нас от Эбенроде на Гумбинен, тогда еще погиб лейтенант Штайн, я с несколькими товарищами попал в плен. Нас построили в шеренгу, и мы должны были выходить по одному. Один за другим товарищи должны были становиться на колени, и их убивали выстрелом в затылок. Меня сначала словно парализовало. А потом просто пустился бежать. Прежде чем русские сообразили открыть по мне огонь, мне удалось спрятаться. Мне повезло, и я снова вышел к своему батальону. Вот такая причина, господин лейтенант, и больше ничего! — Он попытался улыбнуться, но ему не удалось.

Снова выстрел, и снова русский повалился в своем укрытии. Я посмотрел на север. Я не поверил своим глазам. Прорвавшиеся через имперскую дорогу к Роминте гренадеры отходили. Штурмовые орудия тоже скрылись в Петерстале. Накатывалась волна «Т-34». Отступление гренадеров приобретало пугающие формы. Между Шварценау и Петерсталем я уже не видел ни одного немецкого подразделения. Я думал, как мне предотвратить обход противником моего левого фланга. Сначала я должен вызволить своих людей из ужасного положения. Но как?

Оставлять позиции без приказа не годится. Мне нужно решение командира, а он — в Шварценау.

— Посыльного в батальон. Кто пойдет?

Вызвался обер-ефрейтор. Я объяснил ему, в чем дело:

— Попробуйте найти командира батальона в Шварценау. Доложите, что рота залегла здесь и будет уничтожена, если тут останется. Доложите, что я прошу разрешения отойти в Шварценау. Если командир согласится, нужно выпустить две белые ракеты. Сейчас побежите по склону в лощину. Там «Иваны» вас не увидят. Потом попробуете выйти на дорогу в Шварценау. Если попадете под обстрел, лежите до тех пор, пока вам не покажется, что «Иван» про вас забыл! Все понятно?

Обер-ефрейтор побежал по склону — без шлема и карабина. Он пропал в лощине, а потом показался на противоположном склоне у дороги на Шварценау, почти в 600 метрах от населенного пункта. Мы наблюдали за ним неотрывно. Вот он прошел еще 200 метров.

Теперь русские очухались. Открыли пулеметный огонь. Посыльный залег. Я посмотрел в бинокль: не шевелится.