Георг Лукач - Исторический роман

• Название: Исторический роман
• Автор: Георг Лукач
• Издательство: Литературный критик
• Жанр: Философия
• Год: 1937

Литературный критик, 1937, № 7, 9, 12; 1938, № 3, 7, 8, 12.

---

Ученик Тэна, Георг Брандес верно следует этому взгляду. Вальтер Скотт, пишет он, "изображал старые времена настолько ослабляя их грубые стороны, что историческая правда от этого сильно страдала" [7].

Эти взгляды определяют воззрения на классический период исторического романа всех, даже наиболее передовых писателей того времени. Золя считал непонятной причудой Бальзака то, что он так внимательно изучал Скотта. Брандес присоединяется к его мнению и говорит, что произведения Скотта уходят из рук людей образованных "и подхватываются теми, кто хочет только занимательного чтения, или же сохраняются образованными читателями, отдаются в переплет, чтобы послужить подарком в день рождения или конфирмации для сыновей и дочерей, племянников и племянниц" [8].

Это суждение писателей, которые достигли наибольшей высоты, возможной для литературы их времени. Мы увидим позднее их действительную оторванность от традиций классического периода романа, отделенного от их деятельности сравнительно небольшим промежутком времени. Но несмотря на свою субъективистскую произвольность, их точка зрения продиктована честным протестом против уродства, мелочности и низости капиталистической действительности. Именно из романтического протеста прошлое стилизуется ими в гигантски-варварском духе. В последующем изложении мы остановимся подробно на анализе крупнейшего произведения этого направления — на "Саламбо" Флобера.

При всей своей проблематичности, это течение стоит бесконечно выше смертельно скучного исторического романа, отражающего апологетику той "современности", "реальной политики" и т. п., которые привели к постыдной капитуляции немецкой буржуазии перед "бонапартистской монархией" Гогенцоллернов и Бисмарка, Так как мы условились анализировать в этой работе лишь то, что имело значение для мировой литературы, удовлетворимся по этому поводу простой ссылкой на лучшее, что было в этой литературе, — на "Предков" Густава Фрейтага.

Эта литература имеет еще более или менее значительное содержание, хотя содержание ее исчерпывалось либеральным компромиссом. Но оторванность истории от современности создает в дальнейшем такой исторический роман, который опускается до уровня более или менее занимательного чтива и составляется из антикварной или авантюрной, мифической или интригующей экзотики на любую псевдо-историчеекую тему. Наш современник, остроумный английский публицист Олдос Хаксли, осмеивает это "волшебство истории", заполняющее "историческое" чтиво от Эберса до Моруа. Хаксли говорит, что история стала для "образованных" чем-то вроде семейных воспоминаний или семейных разговоров, "Все сколько-нибудь красочные исторические фигуры — это наши культурные дядья, культурные тетки". Кто их не знает, тот отщепенец и не принадлежит к "семье".

Но в истории и в частности в истории литературы такие "семейные воспоминания" очень недолговечны. Появляется экзотическая тема, приводит "образованных" читателей на год, на два в восторженное волнение, через пять лет знаменитость забыта, а через десять только усердный филолог припоминает, что был когда-то знаменитый сочинитель исторических романов Феликс Дан. Для нашей работы эти братские могилы бывших знаменитостей не представляют никакого интереса.

2

"Саламбо" Флобера — наиболее значительное явление на новом этапе развития исторического романа. В этом произведении много высоких достоинств флоберовского стиля… Можно даже сказать, что, с стилистической точки зрения, это образец художественной работы. Именно поэтому, однако, "Саламбо", ярче обнаруживает неразрешимые внутренние противоречия исторического романа, чем продукция посредственных или поверхностных писателей того времени.

Флобер программно сформулировал свои намерения: он заявил, что хочет применить метод современного романа к материалу древности. Эту программу приветствовали крупнейшие представители натурализма. То, что сказал Золя об этом романе, является, по существу, развитием мысли самого автора. Отмечая погрешности некоторых деталей, Золя находит, что Флобер в общем правильно применил новый реалистический метод к истории.

У "Саламбо" не было такого очевидного успеха, как у "Мадам Бовари". Но этот роман вызвал все же довольно много откликов. Виднейший французский критик Сент-Бёв посвятил этому роману целую серию статей. Флобер же так высоко ценил своего критика, что ответил в письме (позднее опубликованном) на все его упреки. Эта полемика так ярко освещает новые проблемы, возникшие тогда для исторического романа, что мы должны здесь остановиться на ее основных моментах.

Отношение к роману у Сент-Бёва, несмотря на его глубокое уважение к Флоберу, в общем отрицательное. Это осуждение особенно интересно потому, что критик во многих вопросах общего мировоззрения и искусства стоит на точке зрения, близкой к точке зрения критикуемого им писателя. Различие заключается главным образом в том, что Сент-Бёв, принадлежащий к старшему поколению, еще в известной мере связан с традициями предыдущего периода и (в особенности в художественных вопросах) гораздо гибче и компромиссней Флобера. Последний же, с решимостью глубоко убежденного большого писателя, неуклонно шел избранной дорогой. Как мы увидим, Сент-Бёв не выступает против художественных принципов Флобера с позиций вальтер-скоттовского и бальзаковского романа: Сент-Бёв усвоил уже многое из новейших взглядов и практики, что было близко произведениям и теориям Флобера и не только чуждо, но часто даже противоположно творчеству Бальзака.

Флобер отлично понял родственность своей позиции и позиция критика. Поэтому он выдвигает в своем письме аргумент ad hominem.

"Последний вопрос, учитель, неприятный вопрос: почему вы считаете Шакабарима почти смешным, а ваших "манекенов" (bonhommes) из Пор-Рояля такими серьезными? На мой взгляд г. Сенглен жалкая фигура рядом с моими слонами…. И именно потому, что они (люди из Пор-Рояля.-Г. Л.) стоят от меня очень далеко, я удивляюсь вашему таланту, который мне их открыл, — потому что я поверил в Пор-Рояль и еще меньше хотел бы там жить, чем в Карфагене. Пор-Рояль тоже был исключителен, неестественен, натянут, отрезанный ломоть, и все же он был. Почему вы не хотите, чтобы существовали две породы, два противоположных эксцесса, две различные чудовищности?"

Интересно сопоставить с похвалой, которую высказывает Флобер, категорически отрицательное мнение Бальзака. В отношении к миру, изображенному Сен-Бёвом в "Пор-Рояле" с художественной претензией, оба писателя почти сошлись. И Бальзак, и Флобер видят в историческом сочинении Сент-Бёва оторванность от жизни, эксцентричность, игрушечность. Но у Бальзака такое отношение к истории вызывает страстное отрицание, в то время как Флобер рассматривает его со скептическим любопытством, Флобером руководит далеко не одна только вежливость по отношению к знаменитому критику. Его письма об историческом сочинении братьев Гонкур из эпохи XVIII века, где сент-бёвовские тенденции доведены до предела, доказывают, что и в оценке "Пор-Рояля" он вполне искренен. Здесь выразилось новое историческое чувство ведущих представителей буржуазной идеологии.

Позиция Флобера, однако, далеко незаурядна. Тенденции, общие для его класса и времени, этот великий писатель стремится честно продумать до конца и выразить правдиво. Для большинства современных ему писателей недовольство прозаичностью буржуазной жизни было эстетским кокетством, иногда с примесью реакционно-дворянских настроений; Флобер испытывал по отношению к буржуазной серости глубокое омерзение, живую ненависть.

Отвращение и ненависть к современности подсказали Флоберу его историческую тематику.

"Меня тошнит от всяких уродств и от банальной среды. Бовари надолго внушила мне отвращение к буржуазным нравам. Я, может быть, проживу несколько лет с блестящим сюжетом, бесконечно далеким от этого современного мира, который лезет у меня из горла"[9].

Другое письмо, тоже написанное в период работы над этим романом:

"Когда будут читать "Саламбо", надеюсь, никто не подумает об авторе! Немногие догадаются, каким нужно быть грустным, чтобы взяться за возрождение Карфагена! Это бегство в Фиванскую пустыню, куда меня загнало отвращение к современной жизни" [10].

Флобер, о программной последовательностью, решил оживить давно прошедшие события именно потому, что до этого далекого мира, им избранного, никому нет дела. Именно эта безразличность

темы была для Флобера притягательна. Ненависть к современности заставляла его с парадоксальной остротой искать такой материал, который ни в каком смысле не напоминал бы об окружающем и не имел бы с ним ни прямой, ни косвенной связи.

Художественная обработка этого материала резко выявляет внутренние противоречия в мировоззрении писателя. Флобер хочет изобразить свой древний мир теми же реалистическими художественными средствами, какие он открыл и. довел до совершенства несколько лет тому назад работая над "Мадам Бовари". Но теперь этот реализм мгновенно наблюденных, точно описанных деталей должен быть применен не к серому повседневному быту французской провинции; он должен воздвигнуть перед глазами читателя зрелище чуждого, далекого, непонятного, но красочного, декоративного, помпезного, великолепного, жестокого и экзотического государства-города. И Флобер вступает в отчаянную борьбу с точно изученными и точно воспроизводимыми археологическими деталями, стараясь подчинить их поэтическому замыслу, чтобы создать из них живописный образ древнего Карфагена.