Максим Коробейников - Подробности войны

• Название: Подробности войны
• Автор: Максим Коробейников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Я тоже всерьез прошел эту проверку огнем и кровью. Многомиллионная царица полей, которая несла самые большие потери в войне и переживала наибольшие трудности и лишения, стала на всю войну нашей семьей.

Мы были впереди всех. Мы видели врага лицом к лицу, глаза в глаза и сходились с ним грудь в грудь. Мы были тем острием клинка, которым наносят удар, той пулей, которую пускают в сердце врага.

Нашими глазами Родина с ненавистью смотрела на немецких оккупантов.

Отцы и матери, братья и сестры, жены, невесты и дети думали о нас, всем сердцем ждали победы и гордились тем, что мы - на фронте.

Мы все знали. Сколько положено хлеба и сахара в дневном пайке, хотя зачастую и не получали его. Сколько положено рубашек на год, хотя нередко забывали, когда нам меняли их. Мы твердо знали и никогда не сомневались в том, что враг будет разбит и победа будет за нами. Не знали только одного сколько каждому из нас оставалось жить.

Но вот все, о чем говорится в книге, обратилось в давно прошедшее время, и очевидцы один за другим уходят туда, откуда никто еще не возвращался. Неудержимое время, этот великий утешитель, стирает подробности войны, и в памяти человечества что-то мало-помалу предается забвению, кое-что переоценивается, а иное умышленно или невольно искажается.

И тот, кто не был там с нами, может подумать, что в войне действовали герои, имя которых история сохранила и которым народ воздал должное, и миллионы безвестных воинов, вклад которых в победу неравнозначен.

Я далек от того, чтобы хоть как-то унизить или развенчать героев войны. Это было бы несправедливо, да и невозможно сделать. Народ и правительство оценили их. Я хочу лишь возвеличить миллионы тех неизвестных, памятники которым на братских могилах сейчас модно ставить повсюду. Показать, что между героями и многомиллионной массой тружеников войны не было пропасти.

Я хочу поклониться пехоте, тем солдатам и командирам, которые тысячами погибали в траншеях и в открытом поле или чудом уцелели. Тем, которые живы поныне или уже ушли от нас, которые не были в свое время ничем особенным отмечены, но выполнили свой долг безропотно и до конца, проявив, как принято говорить, коллективный героизм.

Я хотел бы показать, что это была не безликая масса, действующая по приказу: у каждого из них было собственное имя, неповторимый облик, свой особый внутренний мир - с мыслями, чувствами, надеждами и волей, своя необыкновенная биография.

Каждый из них любил, ненавидел, думал, радовался, страдал. И не было в мире другого точно такого же человека. О каждом из них можно было бы написать книгу: и вклад в победу, и жертвы, и муки каждого были столь же значительны, как вклад в победу, и жертвы и муки тех избранных судьбой, чьи имена сохранила история.

Многие миллионы бойцов не дошли до Берлина, но это не вина, а беда их. И все равно, я уверен: в победу каждый внес свою долю. И солдат, штурмовавший рейхстаг, и боец, принявший на себя первый удар гитлеровской военной машины.

Когда я смотрю документальные фильмы военного времени, я вглядываюсь в кадры и надеюсь увидеть тех, кто был со мной на войне. Я с восторгом гляжу на солдат-победителей, возвращающихся из освобожденной Европы, и до сих пор мне невольно кажется, что это мои солдаты, мои товарищи по оружию, которые не щадили ни крови, ни самой жизни для достижения победы над врагом. И мне все больше кажется, что я узнаю их, моих фронтовых друзей..,

Идет неумолимое время, и вот этот настоящий герой войны, маленький человек из многомиллионной пехоты, особенно дорогой мне, песчинка в пустыне войны, затерявшийся в воюющей массе людей, теперь в моей душе - как лучшее украшение ее прошлого, настоящего и будущего.

Я не хочу вызывать жалости к моему "обыкновенному" герою. В то время мы видели много горя, но никогда не чувствовали себя несчастными. Героизм был привычным явлением, потому мы не замечали и не ценили его. Казалось, так и должно быть. Зато сейчас, вспоминая о своих друзьях, о простых, незаметных людях, об истинных тружениках войны, я испытываю гордость оттого, что был среди них в то тяжелое для Родины время.

СТУДЕНТЫ

Надо же было такому случиться, чтобы в первые дни пребывания на фронте встретил Антонова...

Утром я прибыл в сводный батальон и принял пулеметный взвод, а вечером мы выдвинулись в район, который должны были удержать. Комбат взошел на пригорок, посмотрел на запад, откуда ожидались немцы, и мысленно прикинул, где какую роту расположить. Он был деятельным, наш комбат, и воевал уже второй месяц.

- Позовите ко мне Антонова! - крикнул он. Связные не знали Антонова, поэтому он с раздражением пояснил:

- Ну этого, студента из седьмой роты...

Студента из седьмой роты, оказывается, знали.

Антонов вскоре подбежал. Конечно же, это был он, наш Алексей Антонов, я его сразу признал. Маленький, нескладный, кривоногий и широкоплечий, он энергично сбросил с ремня винтовку, стукнул прикладом о носок ботинка и стал в ожидании. Я обрадовался, но не подал вида. Хотелось подшутить.

- Вот, студент, дела какие, - заговорил комбат, - лейтенант Гаврилов заболел. Придется тебе ротой командовать - средних командиров не хватает. Так вот, слушай задачу: твой участок - отмеряй по сто метров справа и слева от шоссе и окапывайся. Имей в виду: дорогу надо оседлать насмерть. Возможно, пойдут танки. А у нас, как видишь, нет таких средств, чтобы их остановить. Ты их пропускай, а пехоту бей нещадно. Понял?

- Понял.

- За правый фланг не беспокойся. Немцы туда не полезут. Там болото и лес, куда к черту! А слева от тебя - вот он, Перелазов, - комбат указал на меня, - с ним связь держи крепкую.

Антонов повернулся ко мне и дернулся.

- Ефим! - выкрикнул он. - Я тебя не узнал! Мы заключили друг друга в объятия.

- Земляки, что ли? - спросил комбат.

- В одном институте учились, - ответил я.

- Во, молодцы! - изумленно воскликнул комбат и сразу решительно и твердо распорядился: - Ну по местам, ребята. Окопаетесь, тогда будет время поговорить. Да и вообще, война не сегодня кончится. Успеете...

Антонов поспешно отошел от комбата, и вскоре над перелеском разносился его звонкий, по-детски чистый, требовательный и капризный голос:

- Седьмая рота, выходи строиться. Быстр-р-ро! Седьмая рота, строиться!

Я ушел к своим.

Всю ночь батальон окапывался. Мерзлый грунт не хотел поддаваться ни лопате, ни лому. Больше никакой механизации в батальоне не было. Самым трудным оказался асфальт на шоссе. Но все-таки к рассвету и через шоссе прошла траншея, и весь личный состав укрылся в земле. Тогда Антонов подбежал ко мне. Он снова бросился обниматься и спросил:

- Ты давно здесь?

- Второй день.

- Смотри, как повезло... Будем вместе. Я тоже недавно, в боях пока не участвовал.

Зная, как важно это для него, я спросил:

- Что Соня? Пишет?

- Одно письмо получил,

- Какие новости?

- Ничего особенного. Пишет, что рада моему письму, что желает мне добра.

Над его безответной любовью к Соне мы безобидно подтрунивали. Она училась с нами, мы считали ее очень модной, красивой и изящной.

На вечерах самодеятельности Антонов читал стихи о девушке, которую он любит. О том, что "глаза ее под дугами бровей, точно под крутыми берегами синие стоянки кораблей". О том, как "видел он, взволнованно дыша, что в непосредственной своей печали она была безумно хороша". Откровенно говоря, я плохо знал поэзию, поэтому не мог никогда понять, его это стихи или чужие. Но когда он выходил на сцену и мы видели большие синие глаза и слышали чуть хрипловатый взволнованный голос, зал замирал в восторге и ожидании. Украдкой при этом мы взглядывали на Соню. Она ж делала вид, что это ее не касается.

И в то утро, стоя в траншее, я хотел убедить Алексея Антонова, что коль скоро Соня ответила на его письмо, значит, она неравнодушна к нему, что когда мы вернемся с войны, то все будет хорошо, все наладится...

- Ты знаешь, - прервал он меня, - я вчера видел ее во сне. Уснул у костра. Вижу, будто мне жарко. Открываю глаза. Море. Песок. Рядом - она. Улыбается. Спрашиваю: "Ты что смеешься?" Она только головой так из стороны в сторону качает, улыбается и ничего не говорит. Смотрит и смеется. Я плачу, удержаться не могу. Проснулся, костер раздуло ветром, горит, к нам подбирается, а у меня все лицо в слезах.

- Так это же хороший сон! - говорю я.

Немцы как будто только и ждали, когда батальон зароется в землю, а мы с Алешей наговоримся. Они вышли из лесу и толпами пошли по шоссе, прямо навстречу окопавшейся седьмой роте. Алексей Антонов убежал к своим.

Вскоре открыла огонь немецкая артиллерия, установленная за перевалом. В расположении батальона ударил первый снаряд и вызвал скорее любопытство, чем страх. Бойцы обернулись в его сторону и увидели, как на землю, обратно, валится то, что было поднято взрывом с дороги, и сейчас вот сыпалось кусками, осколками и пылью.

Снарядом никого не задело. А немцы к тому времени развернулись, и теперь можно было разглядеть серый цвет одежды, зеленые каски, длинные противогазные коробки и автоматы, упертые не то в локоть, не то в живот.