Максим Коробейников - Подробности войны

• Название: Подробности войны
• Автор: Максим Коробейников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Я наклонился над ним:

- Товарищ капитан, товарищ капитан!

Он медленно открыл глаза и застонал. Стоны шли из нутра, ему было тяжело дышать. Резко вздыхал и долго лежал, будто затаив дыхание, потом резко выдыхал и снова долго не дышал. Мне показалось, что он хочет что-то сказать. Губы его задрожали, и я скорее догадался, чем услышал:

- Пить!..

Я нашел старую воронку, наполовину залитую водой. Пригоршнями напился сам и набрал для капитана во фляжку. Вернувшись, я испугался: капитан потерял сознание.

- Товарищ капитан, товарищ капитан! - я не знал, что сказать ему.

Он открыл глаза и спокойно спросил:

- Принес воды?

Значит, капитан ожил. Я отвернул крышку, протянул ему фляжку в руку, он отпил несколько глотков, перестал стонать, и дыхание наладилось.

За рекой, в роще, никто больше не стрелял. "Значит, наши опять отошли", - подумал я.

- Наши отошли? - спросил капитан. Я хотел его успокоить.

- Не должно.

И, словно отвечая на его вопрос, впереди снова началась перестрелка. Особенно выделялись пулеметы: они строчили длинными очередями.

- Надо укрыться! - распорядился капитан.

И чудо свершилось: опираясь на меня, он приподнялся, вылез из воронки и пошел на звуки выстрелов, тяжело припадая на одну ногу и тихо постанывая. Мы прошли метров сто, когда капитан повалился. Я хотел его удержать, но сумел только смягчить падение. Капитан лежал не шевелясь, снова закрыл глаза и затих. Вскоре он поднял голову, уцепившись руками за лежащее на земле бревно, подтянул к нему туловище, поднялся на колени и встал.

Мы снова шли с ним вперед, пока не уперлись в узкую щель, вырытую не то немцами, не то нашими.

- Пересидим здесь! - сказал капитан.

Я помог ему опуститься на дно окопа, и мы задремали.

Наша артиллерия снова била по пустым высотам. "Артподготовка", подумал я. Капитан спал. В роще опять усилилась стрельба. Послышались крики, команды, свистки. Высунувшись из окопа, я увидел немцев, выбегающих из рощи и быстро отходящих к высоте. Они пробегали мимо нас совсем близко, можно было каждого разглядеть...

Конечно, если капитана не ранило бы, мы резанули по ним очередями из автоматов. Можно было бы запросто десятка два уложить! Стрелять одному нельзя - я не мог рисковать жизнью капитана. Вражеские солдаты удалялись от нас.

Из лесу, из кустарников, появились наши бойцы. Они сначала длинной цепью залегли за рекой. Защитная одежда их сливалась с цветом травы и кустарников. Потом дружно поднялись, разнеслось "урр-рра-а!". Мне нечем было дышать, я глотал воздух сухим ртом, хотел тоже крикнуть "ура!", но вместо этого услышал собственный крик, похожий на рыдание:

- Товарищ капитан! Товарищ капитан!

Немцы били по нашим из артиллерии и минометов. Наши бежали вверх, приближаясь к нам, и вместе с ними подбирались к нам взрывы снарядов и мин. Пулеметы врага стреляли трассирующими нулями. Наши ответили огнем. Теперь уже спереди, сзади, с боков плясали, прыгали, мельтешили огни. Кругом рвались мины. Наша артиллерия перенесла огонь на обратные скаты высоты. В этом аду невозможна было ничего понять - кругом все горело, стучало, гремело, визжало и охало. "С ума сойти можно", - подумал я.

Капитан поднялся.

- Господи! - только и проговорил он.

Бризантный снаряд разорвался, будто лопнул, прямо над нами, и капитан сполз вниз, а потом рухнул на дно.

- Все, - сказал он со вздохом.

Его гимнастерка была в пятнах крови. Он приподнялся, удобнее лег на спину, схватил меня за ворот гимнастерки, притянул к себе и с хрипом, задыхаясь, произнес:

- Помнишь, лейтенант? Победа будет за нами...

Я не знал, что делать, и с ужасом смотрел на него, я впервые сошелся со смертью один на один. Капитан покрылся крупными каплями пота и посинел. На лице его замерло жестокое страдание, глаза остановились и глядели вверх. Пальцами правой руки он перебирал рубашку под сердцем, будто стараясь снять с себя груз и тихо сказал:

- Горит.

Капитан вздрогнул и успокоился. Пульса не было. Грудь, лицо, руки его были покрыты холодной влагой. Я попытался было поднять его, но он был настолько тяжел, что даже оторвать его от земли не хватало сил.

Я вылез из окопа, взял на ремень автомат и пошел за нашими. Из землянки, где мы ночевали с капитаном, вышел майор. Увидев меня, он крикнул:

- Ты что, лейтенант, отстал? Где твои люди? Я остановился, пожал плечами.

- Марш вперед! - приказал майор, и я побежал догонять цепь, которая уже перевалила за высоту.

Когда кончился бой, меня привели на допрос в штаб батальона. Старший политрук, высокий, лысый, лет сорока, видимо, из запаса, расспрашивал меня долго и с интересом.

- Ну, с тобой все ясно, - сказал он, завершая разговор, - а этот, что погиб, кто он?

- Он капитан-артиллерист, кадровый.

- Знаю без тебя, что капитан-артиллерист. Но документов при нем не нашли. Ты знаешь, как его звать? Что он о себе рассказывал?

- Ничего.

- Так ничего и не говорил?

- Ничего.

- И фамилию свою не называл?

- Нет.

- Вот человек, - воскликнул старший политрук. - Не человек, а железо.

В это время я со страхом почувствовал, что куда-то падаю и вцепился руками в скамейку, чтобы не потерять сознание. Старший политрук с тревогой и жалостью посмотрел на меня и сказал:

- Ничего, дорогой, все будет хорошо!

ПО ОДНОМУ НА БРАТА

И снова мне пришлось выходить из окружения: на сей раз вдвоем со старшим политруком Егоровым, комиссаром батальона. Тем самым, который допрашивал, когда я вышел к своим. Егорову было приказано помочь роте, оказавшейся в окружении. Он взял меня с собой.

Когда мы вышли ночью в район, где должна была держать круговую оборону рота, там никого не оказалось. Рота пропала. Наутро немецкие войска двинулись в наступление, наши отошли, и мы остались с комиссаром вдвоем в глубоком тылу немцев. Старший политрук был опытный и осторожный человек. Когда я предложил переночевать в стоге сена, он категорически воспротивился.

- Ты что, хочешь, чтобы нас живьем захватили? - объяснил он. - Не знаешь, что значит попасть в плен? Ты - средний командир, я комиссар. Не-е-ет, брат. Давай где-нибудь хорошо и незаметно укроемся.

Он выбрал пихту с густой хвоей, нависающей над землей.

- А ну-ка посмотри, - сказал он мне и, приподняв ветки снизу, подлез к стволу.

- Ну как, видишь меня?

- Ничего не видно.

Комиссар вылез из-под дерева. Вскоре мы наломали лапника, оборудовали постель и устроились на ночлег.

- Вот ты думаешь, сколько народу вот так же, как мы, сейчас прячется? спросил комиссар.

- Много, наверное, - ответил я.

- Да, много, и все бедствуют. С одной бабкой я разговорился, так ты знаешь, что она мне сказала? Тут комиссар немного выждал, а потом произнес:

- Понапущено, говорит, войны кругом земли. Это, говорит, ей сказала мать еще в ту войну.

Вскоре мы уснули.

Утром поднялся туман с реки, было холодно. Хотелось есть.

- Эх, сейчас бы теплого молока с белым хлебом! - мечтал комиссар. Ничего так не люблю, как молоко. Жена млекопитающим называла.

Потом встали, пососали сухарей, и комиссар - на правах начальника распорядился:

- Пойдем к реке, умоемся,- переплывем на свой берег и уйдем в лес. Там можно, по-моему, и днем идти. Говорят, немцы в лес заходить боятся. Вот и проскочим.

Сначала было прохладно, потом, в движении, разогрелись, а когда вышли к реке, стало совсем тепло. Солнце ярко светило, отдавая несчастной земле свой последний жар в этом году. Слишком много нас бродило по лесам, болотам и полям. И все нуждались в его обогреве, чтобы выжить и вернуться домой. Огромное поле неубранной пшеницы золотилось и колыхалось, как море.

- Сколько зерна упадет на землю и погибнет! - говорил комиссар. - Ты посмотри, какая беда!

По крутому берегу мы спустились к реке, разделись, связали белье в узлы. Ногами попробовали ледяную воду. Я вздрогнул. Комиссар сказал:

- Надо, брат! Ничего не поделаешь! Надо! А ты думай, что надо, и легче будет.

Река насквозь пронзила меня острыми иглами, отчего остановилось дыхание и замерло сердце, будто вошел в кипяток. Но делать было нечего: комиссар уже плыл, время от времени покашливая, и я тоже энергично и отчаянно принялся грести руками.

Комиссар между тем кричал мне:

- Не отставай! Там согреемся!

Течение отнесло нас далеко в сторону. Противоположный, восточный желанный берег встретил нас мелкой водой. Обнаружив дно под ногами, мы уже не плыли, а быстро побежали, пока не ступили на сушу.

Мы оделись, легли животами на горячий песок, долго не могли отдышаться. Потом отогрелись, успокоились, и комиссар, привстав так, чтобы лучше видеть вокруг, сказал:

- Ты посмотри, какая карусель получается... Наш-то берег какой!

Низкий, пологий берег, на котором мы лежали, переходил в луга, покрытые густой зеленой некошеной травой, и глазу не за что было зацепиться: ни одного бугорка или ямки, ни одного дерева или куста.