Олег Курылев - Победителей не судят

• Название: Победителей не судят
• Автор: Олег Курылев
• Издательство: ACT, Астрель-СПб, ВКТ
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-068266-9, 978-5-9725-1819-7, 978-5-226-02564-8

1945 год. Бортстрелок ночного бомбардировщика Королевских ВВС Великобритании Алекс Шеллен летит бомбить Дрезден.

Город, в котором он родился и вырос. Ему предстоит выбрать между верностью его новой родине, присяге и королю — и жизнями друзей и родственников, которые могут погибнуть от его бомб.

Алекс Шеллен сделает свой выбор.

И дорого заплатит за это решение.

---

Эйтель вернулся поздно вечером. Принес продукты и швырнул на стол серую книжечку с орлом на обложке.

— Ознакомьтесь, ваше сиятельство.

— Что это?

— Документы. С теми, что у тебя, только в подвале сидеть.

Алекс раскрыл солдатскую книжку.

— Генрих двадцать шестой? — воскликнул он удивленно. — Это как так?

— А что тебя удивляет? — Эйтель деловито извлекал из бумажного пакета консервы. — Лейтенант дер флигер Генрих 26-й Реусс фон Плауен. Ваше княжество совсем недалеко от этих мест. Забыл?… Теперь ты отпрыск младшей линии дома Реусс. Между прочим, три недели назад на Восточном фронте был убит глава дома Генрих 45-й. Об этом писали в газетах. Титул князя унаследовал представитель средней линии Генрих 4-й Реусс фон Кёстриц. Имей это в виду. И учти, этот зольдбух стоил мне восемьсот марок. Так что поаккуратней.

— Спасибо, конечно, только…

— Что только? — недовольно спросил Эйтель.

— Да нет, я так. Спасибо, говорю, что не Людовик XIV.

— Что было, то и взял. — Эйтель выхватил книжку из рук брата. — Зато ты — летчик, пилот истребителя, и у тебя железный крест второй степени. Обрати внимание — в списке твоих наград африканская медаль. Это означает, что в Ливии и Египте ты помогал Муссолини громить англичан. Фюрер, правда, запретил ее носить. Еще ты должен знать назубок все записи из этой книжки. Вот, смотри, у тебя двенадцать пунктов — это твой персональный счет. Не ахти какой, конечно, но все же получше, чем ты навоевал на своего короля. Вызубри все награды, ранения, даты, воинские части и прочее. Завтра попробую разыскать в библиотеке что-нибудь про княжества Реусс, будь они неладны. А теперь давай открывай тушенку.

Алекс смутно помнил из школьного курса истории Германии, что с середины семнадцатого века всех мальчиков в княжеских семьях Реусс называли в честь основателя дома одним и тем же именем Генрих, присваивая при этом каждому порядковый номер. Причем в княжестве младшей линии нумерация вновь начиналась с единицы при наступлении нового века, а в старшей — при достижении кем-то сотого номера.

— А где владелец этих документов? — спросил он за ужином.

— Его считают пропавшим без вести во время последнего налета на Лейпциг. Только, если эти корочки попали в руки отщепенцев, считай — их хозяин мертв.

— Каких еще отщепенцев? — замер с вилкой в руке Алекс.

— Ты многого не знаешь из того, что тут происходит и чем мы живем, — чуть ли не с жалостью в голосе произнес Эйтель. — Да ты ешь, ешь. Помнишь нашу компанию? Суслика, Птицелова, Таблетку? В тридцать третьем мы все были отщепенцами, только не знали об этом. Потом все переменилось. Один уехал, — Эйтель коротко взглянул на брата, — Котлета куда-то пропал сразу после ареста отца в тридцать пятом. Помнишь Давида Поккуса и его грузовичок?… Его отправили в Дахау. Это такая курортная зона под Мюнхеном. К тому времени половина из нас уже были в гитлерюгенде. Но не все. Франца Польцера, надеюсь, не забыл? Вот он теперь главарь местной банды отщепенцев. После гибели брата — Суслика убили в уличной драке — перебрался в Хемниц, выправил себе белый билет и держит в страхе северные окраины. По ночам туда не суется даже полиция.

— Да кто же они такие, эти отщепенцы? — не переставал удивляться Алекс. — Разве в Германии еще не всех пересажали по лагерям? Я думал, что здесь даже уголовников не осталось.

— Выходит, что не всех. Банда Француза называет себя «ночными койотами». Есть и другие шайки, и у всех такие же дурацкие названия. Средний возраст от пятнадцати до двадцати пяти, в составе в противовес гитлерюгенду — вместе и парни, и девушки. До войны они ходили в походы, в укромных местах устраивали запрещенные сборища со спиртным и джазом, поколачивали гитлеровскую молодежь. Теперь с этим сложнее, многих переловили. Кого на фронт, кого в лагерь. Зато те, кто остались, сделались более непримиримыми и осторожными. Вооружаются, крадут документы, укрывают беглых и евреев. В сорок третьем в Кёльне «пираты эдельвейса» убили шефа гестапо. Из ста шестидесяти пойманных тринадцать казнили публично — повесили прямо на улице, как в средние века. Конечно, это не Сопротивление. Отщепенцы, пожалуй, самое точное определение. Половина из них воры и пьяницы, но есть и идейные. Днем они где-то работают или делают вид, а по ночам что-то пишут и рисуют на стенах. Говорят, даже в берлинском метро появлялись антиправительственные призывы. Хольцер, правда, не из их числа.

— А у тебя с ними какие отношения? — спросил Алекс.

— Никаких. Я просто знаком кое с кем. По роду службы я знаю здесь многих.

— Понятно. И все же, как по-твоему, где сейчас настоящий Генрих за номером 26?

— В могиле вместе с другими неопознанными, — будничным тоном ответил Эйтель, ковыряясь вилкой в консервной банке. — Кто-то сразу после бомбежки вытащил из его кармана документы и продал «койотам». У Француза таких книжек целая пачка, но по возрасту и внешности подошла только эта. Завтра они же обещали сделать для тебя отпускное удостоверение в связи с необходимостью реабилитации после перенесенного воспаления легких. У тебя теперь хронический бронхит, так что не забывай временами покашливать.

Алекс несколько раз кашлянул, вздохнул и принялся изучать военную биографию Генриха 26-го.

— А ты, Эйтель, тоже вступил в гитлерюгенд? — спросил он через несколько минут.

— Пришлось. Иначе меня не приняли бы в планерную секцию летного корпуса.

— Расскажи.

Эйтель пожал плечами, как бы говоря «чего тут рассказывать».

— В тридцать шестом году я был зачислен в Немецкий Летный союз. Теперь это Национал-социалистический летный корпус. В Дрездене размещался 38-й штандарт. Практическое обучение мы проходили в планерной школе в Швандау под Гегельбергом. Весной тридцать девятого меня перевели в штат инструкторов, я получил униформу и длинный флигердольх[33]. Из-за болезни матери, правда, пришлось все бросить и вернуться в Хемниц. Потом, уже во время войны, меня призвали в армию и направили в летную школу Люфтваффе. Так я стал истребителем.

Он замолчал.

— Ну? — Алекс ждал продолжения.

— Что, ну? Воевал на Восточном фронте, набирал пункты. До рыцарской степени не хватило двадцати пяти из положенных на востоке ста. В сорок втором перевели на запад против «Крепостей» ваших американских союзников. Попал в 26-ю эскадру «Шлагеттер». Командиром нашей второй группы был тогда гауптман Конни Майер. Однажды он лично сбил «Крепость» и сразу принялся сочинять для нас длиннющую инструкцию о том, как это делать легко и просто. Инструкцию перепечатали в сорока экземплярах и раздали каждому. Да только мы так и не поняли, в чем там суть, и продолжали нападать на американцев по старинке: первая атака всей оравой, а потом — кому как заблагорассудится. Со стороны это, наверное, походило на жужжание пчел вокруг медведя. Многим просто хотелось поскорее расстрелять боекомплект и смотаться подальше. Кончилось тем, что Майер решил повторить свой успех строго по собственным же рекомендациям. Помню, было это 2 января — не лучшее время для войны. Нам сообщили, что американцы направляются в Ромилле-сюр-Сейн на ремонтные базы, где французы латали наши самолеты. Мы обогнали их на параллельном курсе километров на шесть, развернулись и, как учил нас Майер, пошли в лобовую на первую коробку. Сбили пять штук, потеряв пятерых своих. Успех был налицо — за пять бандур с сорокаметровым размахом крыльев и пятью десятками летчиков всего лишь пять наших козявок с пятью пилотами. Только нас такой расклад почему-то не радовал.

— А Майер? — спросил Алекс.

— А он как раз оказался в числе тех пятерых. Говорили, что остался жив, но назад он уже не вернулся. Листки из его инструкции попадались мне потом в туалете и даже на летном поле. Судя по масляным пятнам, в них заворачивали бутерброды или свиные котлетки. А вскоре я сам сбил «Либерейтора» и, когда мы вернулись на Эббивиль — наш тогдашний аэродром — пригрозил своему звену, что с понедельника тоже засяду за инструкцию.

— А как ты его сбил? — заинтересовался Алекс.

— А ты меня спроси! Помню только, что атаковал из левой нижней полусферы с правым разворотом и дурацкими мыслями в голове: кто заменит меня вечером за игрой в скат — у нас сложилась азартная тройка — и сильно ли расстроится унтерфельдфебель Кляйбер, которому я задолжал девяносто марок. Если серьезно — целил в задний колпак, пытаясь сначала вырубить пулеметчика, а попал в мотор. Случайность. У стрелка, я так думаю, либо замерзла турель, либо он просто оказался растяпой. Позже я твердо уяснил — с какой стороны ни подлетай к этим бандурам, отовсюду плохо. Их пулеметы — нашим не ровня. Я уж не говорю про боекомплект, который у тебя кончается через полминуты, а янки могут молотить сколько душе угодно. Механики не успевали менять наши бронестекла и заделывать дырки.