Ингмар Бергман - Картины

• Название: Картины
• Автор: Ингмар Бергман
• Издательство: Музей кино Aleksandra
• Жанр: Культурология
• Год: 1997
• ISBN: 9985-827-27-9

Это издание осуществлено при поддержке Шведского Института и Посольства Швеции в России

© CINEMATOGRAPH AB 1990 NORSTEDTS FORLAG AB, STOCKHOLM

GRAFISK FORMGIVNING BJORN BERGSTROM SATTNING YTTERLIDS

TRYCKT HOS ABM TRYCK, AVESTA 1990

---

Сценарий "Персоны" не похож на обычный режиссерский сценарий. Работая над режиссерским сценарием, ты затрагиваешь и технические проблемы. Пишешь, так сказать, партитуру. После чего остается разложить отдельные страницы нот по пюпитрам, и оркестр начинает играть. Я не имею обыкновения приходить в студию или приезжать на натуру, полагая, что "как-нибудь образуется". Импровизировать импровизацию невозможно. Я рискую импровизировать лишь в том случае, если знаю, что у меня в загашнике есть тщательно составленный план. Находясь на съемочной площадке, я не могу доверяться вдохновению.

"Персона" при чтении может показаться импровизацией. Но картина построена по скрупулезно разработанному плану. И, несмотря на это, я никогда, ни в одном фильме не делал так много дублей (под дублями я имею в виду не повторные съемки одной и той же сцены в тот же самый день, а дубли, необходимость которых была вызвана тем, что отснятые за день куски меня не удовлетворяли). Съемки начались в Стокгольме, и поначалу дело не ладилось. Но, наконец, мы со скрипом раскачались. И внезапно в словах: "Нет, это мы исправим, это сделаем так или эдак, а это устроим по-другому", — зазвучал азарт. Настроение ни у кого не портилось. Дело во многом выигрывает, если никто себя ни в чем не винит. Кроме того, фильм, разумеется, немало выгадал благодаря возникшим в процессе нашей работы сильным личным чувствам. Удачные получились съемки. Я, несмотря на изнурительную работу, испытывал безграничную свободу общения с камерой и моими сотрудниками, поддерживавшими меня во всех перипетиях.

Осенью я вернулся в "Драматен", и это было точно возвращение на галеры. Я ощутил разницу между бессмыслицей административного изнурения и свободой на съемках "Персоны". Однажды я упомянул, что "Персона" спасла мне жизнь. Это не преувеличение. Если бы у меня хватило сил, я бы, по всей вероятности, вышел из игры. Самое важное — мне впервые было безразлично, как воспримут картину зрители. Я наконец-то послал к черту (где ему и место) евангелие понятности, вколоченное в меня еще с тех пор, "Фильминдастри". Сегодня мне кажется, что в "Персоне" — и позднее в "Шепотах и криках" — я достиг своего предела. Что я свободно прикасаюсь к бессловесным тайнам, выявить которые способен только кинематограф.

"Лицом к лицу"

В "Латерне Магике" я пишу: "Лицом к лицу" задумывался как фильм о снах и действительности. Сны становятся явью, реальностью, реальность растворяется, превращается в грезу, сон. Всего лишь два-три раза удавалось мне беспрепятственно парить между сном и реальностью: "Персона", "Вечер шутов", "Молчание", "Шепоты и крики". На этот раз задача оказалась сложнее. Вдохновение, требовавшееся для осуществления замысла, подвело меня. В чередовании снов видна искусственность, действительность расползалась по швам. Есть несколько прочно сделанных сцен, и Лив Ульман боролась как львица.

Фильм не развалился только благодаря ее силе и таланту. Но даже она не смогла спасти кульминацию, первичный крик — плод увлеченного, но небрежного прочтения. Сквозь тонкую ткань скалилась художественная безысходность. Но случай с фильмом "Лицом к лицу" более сложен. В "Латерне Магике" я разделываюсь с ним коротко и легкомысленно, и раньше просто отмахивался от него или объявлял идиотским. Само по себе уже несколько подозрительно. Теперь у меня другая точка зрения: с самого начала и вплоть до попытки самоубийства главной героини "Лицом к лицу" вполне приемлемое произведение. Рассказанное четко и довольно сжато. Собственно слабостей в материале нет. Если бы вторая половина сумела удержаться на том же уровне, картина была бы спасена.

Рабочий дневник:

/13 апреля 1974 года/: Итак, я покончил с "Веселой вдовой". С огромным облегчением уволил беспокойную даму (Стрейзанд). Распрощался и с фильмом про Иисуса Христа. Чересчур длинный, слишком много рубищ и чересчур много цитат. Сейчас я мечтаю пойти своей дорогой. В театре я всегда хожу с чужими, в кино же хочу быть самим собой. Я ощущаю это все сильнее. Желание проникнуть в тайны, кроющиеся за стенами действительности. Найти максимальные выразительные средства при минимуме внешней жестикуляции. Однако сейчас я обязан сказать себе одну очень важную в этой связи вещь, а именно — я не хочу идти дальше проторенными дорожками. Я по-прежнему считаю, что в этой технике "Шепоты и крики" достигли крайнего предела. Я пишу также, что с нетерпением ожидаю скорого начала съемок "Волшебной флейты". "Поглядим, не изменится ли мое мнение в июле". Итак, есть привлекательная идея в чисто техническом отношении: построить одну-единственную странную комнату в студии на Дэмба и с помощью различных превращений двигающихся в ней людей отобразить прошлое. А еще таинственная личность за обоями в другой комнате. Та, что влияет на ход событий и на происходящее в данный момент. Та, что там есть и которой, тем не менее, нет! Это была моя давняя идея: за стеной, или за обоями, обитает могущественное двуполое существо, управляющее тем, что происходит в волшебной комнате.

В то время все еще существовала маленькая студия на Дэмба, где мы снимали "Сцены из супружеской жизни". Приятно и удобно. Мы жили и работали на Форе. В упрощении, сведении к минимуму для меня всегда был заключен определенный стимул. И я представлял, как мы создадим фильм в ограниченном до крайности пространстве студии. Следующая запись в рабочем дневнике появляется лишь 1 июля: Итак, съемки "Волшебной флейты" закончены. Удивительный период моей жизни. Ежедневная радость и близость к музыке! Ощущение изливаемой на тебя преданности и нежности. Я почти не замечал, как тяжело и сложно было на самом деле. Ладно бы только простуда, так и все остальное — сплошная нервотрепка. Это омрачало мое существование, и порой мне казалось, что я не совсем нормален.

Вернувшись на Форе, я начинаю осторожно набрасывать "Лицом к лицу". Она отослала детей за границу. Муж тоже уехал по каким-то делам. Дом, в котором они живут, поставлен на ремонт. Она перебирается в родительскую квартиру на Страндвэген, за мостом Юргордсбрун, неподалеку от церкви Оскара. Она рассчитывает на плодотворное для работы время. Наша героиня особенно радуется возможности побыть одной в летнем городе и без помех заняться собой и своей работой. Опасность не чувствовать себя любимой, страх перед осознанием того, что ты нелюбима, боль от того, что ты нелюбима, попытка забыть, что ты нелюбима. Потом наступает перерыв. Это записано уже ближе к середине августа: А что если перевернуть картину? Сны — это явь, а повседневная реальность нереальна: тишина летнего дня на улицах вокруг Карлаплан. Воскресенье со своим одиноким колокольным звоном, тоскливые и чуть лихорадочные сумерки. И свет в просторной тихой квартире. Дело начинает клеиться. Семь снов с островками действительности! Дистанция между телом и душой, тело как нечто чужеродное. Не смешивать тело и чувства. Сон об унижении, эротический сон, тоскливый сон, страшный сон, веселый сон, сон гибели, сон о матери.

Затем мне внезапно приходит в голову, что все это маскарад. 25 сентября я пишу: Нерешительность и растерянность сильнее, чем когда бы то ни было, или я просто забыл, как это бывает? Совершенно очевидно, что в рассуждения замешано множество посторонних точек зрения, о которых я даже не хочу упоминать, потому что считаю это неудобным. Постепенно я начинаю понимать, что с помощью этого фильма, с помощью упрямо сопротивляющегося сценария собираюсь добраться до тяжелых проблем моего собственного "я". Мое отвращение к "Лицом к лицу" связано, очевидно, с тем, что я поверхностно касаюсь некоторых интимных осложнений, но не докапываюсь до сути, не обнажаю их. В то же время я пожертвовал чем-то очень важным и потерпел неудачу. Я был в болезненной близости. Приложил гигантское усилие для того, чтобы вытащить на свет божий весь круг проблем. Одно дело, когда ты один на один со сценарием. Наедине с собой, ручкой, бумагой и временем. Совсем другое, когда ты оказываешься лицом к лицу с этой громадной машиной.

Внезапно фильм возникает в том виде, в каком он должен был бы быть (из рабочего дневника): Она сидит на полу в бабушкиной квартире, статуя движется в солнечных лучах. На лестнице она сталкивается с собакой, та скалит зубы. Приходит муж. Он одет в женское платье. Тогда она обращается к врачу. Она сама психиатр и говорит, что "вот этот сон она не понимает, хотя понимает все, что с ней произошло за последние тридцать лет". И тут старая дама, встав с громадной грязной постели, смотрит на нее своим больным глазом. Бабушка, обняв деда, гладит его по щекам и шепчет ему нежные слова, хотя тот может произнести лишь отдельные слоги. А сзади, за занавесками шепотом идет разговор о том, как бы помочь ей в сексуальном отношении, возможно, надо бы расширить анальное отверстие. И в этот момент появляется Она, Другая, та, что легко относится к подобным вещам, и начинает по всякому ласкать. Это неожиданно доставляет удовольствие. Но тут приходит некто и просит ее о помощи, умоляет о помощи, этот некто в отчаянном положении. И тут она впадает в бешенство, которое сменяется приступом страха, потому что напряжение не отпускает. И в таком случае давно задуманное ею убийство Марии все-таки должно принести облегчение. Правда, потом будет еще труднее найти кого-нибудь, кому я нужна, кто развеет мои страхи. Но если я переоденусь и пойду на вечеринку, то все поймут, что я невиновна, и подозрение падет на другого. Но там все в маскарадных костюмах, и внезапно они начинают танцевать танец, который ей не знаком, — павану, в зале с канделябрами: Кто-то говорит, что многие из танцующих мертвы и явились почтить своим присутствием празднество. Блестит черная поверхность стола. Она опирается грудью о столешницу и медленно опускается вниз, и кто-то лижет все ее тело, особо усердно между ногами. Это не вызывает страха, наоборот, она испытывает удовольствие. Она смеется, и на нее сверху ложится темноволосая девушка с большими красными руками. Красивая музыка на расстроенном пианино. В этот момент открываются двери, широкие, старомодные двойные двери, и входит ее муж в сопровождении полицейских, они обвиняют ее в убийстве Марии. Голая, сидя на полу длинной, продуваемой со всех сторон комнаты, она произносит страстную речь в свою защиту. Одноглазая женщина поднимает руку и прикладывает к губам палец, призывая к молчанию.