Петр Сергеев - Когда открываются тайны (Дзержинцы)

• Название: Когда открываются тайны (Дзержинцы)
• Автор: Петр Сергеев
• Издательство: Херсонское книжно-газетное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

1920 год. Последний оплот российской контрреволюции барон Врангель опрокинут в Черное море. Международная реакция, потерпев разгром в открытой борьбе, развертывает тайную шпионскую войну в тылу молодого Советского государства.

Постановлением Совета Труда и Обороны при личном участии В. И. Ленина создается Особый отдел ВЧК по охране границ. Свою работу по борьбе с контрреволюцией и шпионажем Особый отдел проводит через отделения, пункты и заставы, расположенные в пограничных городах и стратегических объектах на побережье Черного и Азовского морей.

Ожесточенная борьба завязалась в городе Херсоне и его районах, где были сконцентрированы штаб армии, Реввоенсовет, воинские части. Во главе вражеской разведки, управляемой Ватиканом, стоял Херсонский епископ Прокопий. Его ближайший помощник — отец Николай (он же атаман банды Иванов).

Врангелевская разведка засылает в Херсон бывшего полковника царской охранки Демидова. Ему удается занять пост начальника опытной станции побережья. Управление этой станции находится в Херсоне. Демидов, давно порвавший с семьей, узнает, что его дочь Любочка служит в Особом отделе секретарем-машинисткой. Он тайно встречается с дочерью, надеясь на ее помощь разведке. Демидов просчитался. Сотрудники Особого отдела обезвреживают врагов Советской власти. Епископ Прокопий и его помощники разоблачены.

---

— Тебе нельзя, Нина. Девочкам нельзя, — убежденно заметил Володя. — Это все равно, что на войну идти.

— А папа сказывал, что теперь все мы равны — и женщины, и мужчины.

Она горделиво поправила сбившийся на глаз локон и снова положила руку на плечо малыша, притянув его к себе поближе.

— Тогда вот что, иди сзади, как резерв.

— А резерв — это все равно с вами? — поинтересовалась Нина.

— Ага.

— Ну тогда мы с Егоркой согласны в резерв.

Они обошли балку, повернули на Глазовскую улицу и вышли по ней к песчаному косогору Днепра, где Володя еще вчера откопал четыре медных гильзы от винтовочных патронов.

Володя переходил с места на место, разгребая самодельным скребком прогретую весенним солнцем землю. Нина тоже старалась изо всех сил. Они с Егоркой продвигались на корточках, оставляя за собой глубокую канавку. Вдруг лопатка в руках девочки заскрежетала и уперлась во что-то. На помощь подскочил кудрявый мальчик. И они принялись тащить вдвоем, уцепившись за шершавый кусок брезента.

— Товарищ командир! — звонко окликнула Нина Володю, — гляди, какую штуку мы откопали!

Она высоко подняла лопатку, с которой до самой земли свисали концы загадочной находки. Володя в несколько, прыжков очутился возле девочки и радостно завопил:

— Пулеметная лента. Ребята, ура-а-а!

Ребята побросали свои скребки и окружили Володю.

— Руками не тронь, — распорядился Володя. — Это боевые...

Он вспомнил, как матросы носили точно такие ленты на груди, да еще крест-накрест. Ему тоже захотелось сейчас надеть пулеметную ленту и пройтись по городу, чтобы все посмотрели на него. И он принялся с помощью Нины счищать грязь с ленты.

— Ну вот! — сказал Володя, пристраивая ленту через плечо. — В таком виде и морякам не стыдно показаться.

Нина ревниво следила за его действиями, довольная, что именно она добыла эту находку.

— А ты становись рядом. Перевожу тебя из резерва на первый фланг.

Через несколько минут они стояли у небольшого флигелька, где взад и вперед ходил матрос с винтовкой. У входа на дощечке было написано крупными буквами: «Бюро пропусков».

Володя подошел к часовому и протянул ему бумажку. Тот прочел, улыбнулся и, просунув руку в окошечко, нажал там кнопку. Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, и вышел плотный матрос с большими черными усами. Оглядев ребят, добродушно спросил:

— Кто из вас Жуков?

Володя молча подошел к матросу и снял с плеча ленту.

— Сколько вас? — пробасил матрос, внимательно разглядывая находку.

— Всего пять, — четко отрапортовал мальчик.

— Пошли за мной, ребята.

Они прошли в комнату, уставленную вдоль стен винтовками. Усатый моряк подвел их к столу, на котором чинно стояли вычищенные до блеска котелки.

— Так, значит, вас пятеро, — задумчиво уточнил он. Моряк при этом полез в тумбочку и долго копался там, шурша бумагой. Потом снял с пояса кинжал и ловко рубанул им по зажатому в кулаке кусочку сахара. Расколов на пять частей этот кусочек, он бережно раздал детям угощение. А Нине, кроме положенного ей кусочка, ссыпал в пригоршню крошки. Нина пересыпала эти крошки в махонькую ладошку Егорки.

— Спасибо, — тихо проговорила Нина. Вслед за ней каждый из мальчиков на разные голоса тоже сказал «Спасибо».

Пока ребята расправлялись с матросским угощеньем, моряк крутил ручку полевого телефона и кричал в трубку.

На его зов пришел Бородин. Володя сразу же узнал его, закричал:

— Дядя Сережа, здравствуйте!

— Привет, привет, боевые друзья, — заулыбался Бородин. — Все в сборе? А ну, показывайте свои трофеи.

Сергей Петрович растянул ленту с патронами во всю длину своих рук, положил ее на угол стола. К нему приблизился усатый матрос. Приглядевшись к патронам, он ловко выдернул один из гнезда.

— Не иначе, товарищ начальник, как заело вот в этом самом месте.

— Молодцы, ребята! — с восхищением объявил Бородин, обернувшись к детям. — Кто это придумал?

— Володя-а! — хором протянули дети. Егорка, самый маленький, с кудрявой головой, уточнил:

— А ленту мы с Нинкой нашли.

Бородин взял малыша под мышки и несколько раз поднял чуть ли не к потолку. Затем стал звонить: «Уком? Юрий Ильич? Узнаешь? Тут у нас заводские ребятишки в гостях. Да, да, ребятишки, будущие комсомольцы. Военную инициативу проявили — собирают гильзы. Для чего? Для переплавки на металл, а потом и на звездочки к сеялкам и плугам. Вот так. А что если поднимем на это дело всех коммунистов и комсомольцев города, вытряхнем все, что имеем, медное. Колокола? Нет, без колоколов пока обойдемся. Созывай бюро. Моя информация».

Бородин положил трубку и, как-то болезненно улыбнувшись, оглядел малышей.

— Товарищ Китик, — позвал он стоявшего рядом матроса.

Китик подтянулся, готовясь слушать.

— Тебе не кажется, что мы плохо гостей встречаем?

— Кажется, товарищ начальник. Давно кажется!

— Что там у нас на обед сегодня?

— Перловая каша, — бодро ответил матрос.

— Неплохо. А на второе?

— Цикорий.

— По пять порций того и другого сюда, — распорядился Бородин. И вдруг спросил серьезно: — Сколько будет: пять помножить на два?

— Десять, — так же серьезно ответил Володя.

— Десять! Десять! — закричали дети с восторгом.

Давно ребята не ели такого сытного обеда. Хотя каша была без сала, но зато хорошо посолена, да и принесли ее из настоящего солдатского котла. Цикорий тоже пили с настоящим сахаром.

Вечером утомленные, но счастливые ребята вошли в дом Володиного отца. Илья Митрофанович ахнул от удивления: пять новых красноармейских котелков были наполнены гильзами.

— На склад залезли?! — возмущенно спросил Илья Митрофанович, хватаясь за ремень.

Разузнав все обстоятельно, Илья Митрофанович так разволновался, что стал отирать рукавом повлажневшие глаза. В свою очередь он рассказал детям о том, как сегодня рабочие принесли в мастерские: кто чайник, кто самовар, как выплавляли из этой меди детали к сельхозинвентарю.

— И наш самовар в общую печь пошел, и медный чайник старика Егорыча — все там, ребята. Завтра и ваши гильзы пойдут в дело... Повезем в деревню на хлеб менять.

ГЛАВА XI СМЕРТЬ ВОСЕМНАДЦАТИ

В памяти крестьян Большой Александровки этот день останется навсегда. Спозаранку понаехали представители уездной власти. Они развесили по селу плакаты: «Нуждающемуся крестьянину — сельхозинвентарь, голодному рабочему — хлеб!», «Ни одной незасеянной десятины!». Потом разошлись по ближним хатам погреться.

Первыми возле плакатов оказались мальчишки. Они по буквам читали лозунги и, громко выкрикивая новые для них слова, бегали по улице.

Весть о привезенных плугах, боронах, сеялках и бочке колесной мази быстро облетела село. Вскоре к подводам стали степенно подходить крестьяне. Они по-хозяйски осматривали, ощупывали «товар» и приценивались к нему, покачивая головами, рассуждая вполголоса. Потом неторопливо уходили домой за зерном.

К исходу дня обмен привезенного сельхозинвентаря закончился. В навал лежали десятка четыре мешков зерна. Бедняку Изоту Костенко, к величайшей зависти односельчан, городские гости почти даром отдали новенький плуг — за полтора мешка кукурузы.

Счетовод рабочего кооператива Ивлев подводил итог товарообмена.

Остался неотоваренным лишь трехлемешный плуг. На него мужики глядели, как на диковинную машину.

— Что же, берем? — спросил один гладко выбритый мужчина в буденовке. — Расход пополам.

Слова эти были обращены к бородатому толстяку, перетянутому женским поясом. Толстяк, не спеша, процедил:

— И хочется, и колется... Цена — ух!..

— Цены кооперативные, — не отрываясь от своих дел, заметил счетовод Ивлев. — Десять пудов пшеницы — и плуг можете пускать в борозду...

— Ну ладно, — хлопнул в ладоши буденновец. — Поддержи, Юхим!

Не прошло и десяти минут, как на весах оказались мешки с зерном, будто стояли приготовленные за углом. Плуг торжественно выкатили на середину улицы: пусть все знают, какую штуковину облюбовали себе Юхим с Федором Стаднюком.

К Ивлеву подошел человек в затасканном полушубке и кожаной кепке с длинным козырьком. Его изборожденное глубокими морщинами лицо расплылось в улыбку.

— Я из комбеда... Серобаба Пилип... За полевого ездил с утра. Расторговались? Вот это хорошо, настоящая смычка!

— Хорошо, да не дюже, — проворчал счетовод, недовольно ткнув пальцем в раскрытую книгу. — Деревня у вас прижимистая...

— Хлеб тоже на дороге не валяется... Мужик не жаден, он расчетлив. В крестьянина верить надо. Я вот беспартийный, а верю в коммунизм, як жинка в райскую жизнь... У нас тут не все одним лыком шиты, — уже тише добавил Серобаба.

Потом он снял кепку и присел на весы рядом со счетоводом, угощая его самосадом.

Но счетовод мало радовался удаче. Мысли его были в городе, где голодные люди ждали хлеба. Он видел перед собой бледное лицо сынишки, еще не поправившегося от тифа.