Петр Сергеев - Когда открываются тайны (Дзержинцы)

• Название: Когда открываются тайны (Дзержинцы)
• Автор: Петр Сергеев
• Издательство: Херсонское книжно-газетное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

1920 год. Последний оплот российской контрреволюции барон Врангель опрокинут в Черное море. Международная реакция, потерпев разгром в открытой борьбе, развертывает тайную шпионскую войну в тылу молодого Советского государства.

Постановлением Совета Труда и Обороны при личном участии В. И. Ленина создается Особый отдел ВЧК по охране границ. Свою работу по борьбе с контрреволюцией и шпионажем Особый отдел проводит через отделения, пункты и заставы, расположенные в пограничных городах и стратегических объектах на побережье Черного и Азовского морей.

Ожесточенная борьба завязалась в городе Херсоне и его районах, где были сконцентрированы штаб армии, Реввоенсовет, воинские части. Во главе вражеской разведки, управляемой Ватиканом, стоял Херсонский епископ Прокопий. Его ближайший помощник — отец Николай (он же атаман банды Иванов).

Врангелевская разведка засылает в Херсон бывшего полковника царской охранки Демидова. Ему удается занять пост начальника опытной станции побережья. Управление этой станции находится в Херсоне. Демидов, давно порвавший с семьей, узнает, что его дочь Любочка служит в Особом отделе секретарем-машинисткой. Он тайно встречается с дочерью, надеясь на ее помощь разведке. Демидов просчитался. Сотрудники Особого отдела обезвреживают врагов Советской власти. Епископ Прокопий и его помощники разоблачены.

---

«Как ему трудно приходится», — подумала Любочка. Ей вспомнились слова, сказанные секретарем при первой их встрече: «Комсомол — это работа, понимаете, тяжелая работа: что попало, где попало, словом — жить для революции!»

В этот миг Любочка осознала все пережитое ею в нелегкой работе чекистских будней.

Полная трепетного ожидания, она стояла как зачарованная. Розовый клочок бумаги в ее руке, протянутый Ване Филиппову, напоминал ей сейчас жар-птицу, которую она после долгих поискав, наконец, поймала... Нет, это была уже не сказка, полюбившаяся ей в детстве, а право на новую жизнь, чудесная дорога в будущее, осуществление заветной мечты.

В коридоре послышались звонкие голоса: распахнувшаяся дверь пропустила группу девушек. К Филиппову подошла бригадир швейниц Марийка Бойко. В руке у нее мелькнула розовая бумажка.

— Пришла согласовать, товарищ секретарь... — Филиппов бросил недоумевающий взгляд на стоящих врассыпную девушек.

— Всей артелью пришли согласовывать одну кандидатуру?

Девушки зашумели, вплотную приблизившись к секретарю. «Комсомольской артелью!», «Своего секретаря провожаем!», «Придет время, тебя, Ванечка, тоже провожать будем...»

Кто-то из девушек жалобным грудным голосом затянул: «Как родная меня мать провожала...» Все дружно подхватили.

Когда девушки угомонились, секретарь мечтательно сказал:

— Разлетимся во все стороны завоевывать свое счастье... Пройдут годы, ну, скажем, 40—50, не больше, и люди на земле коммунизм построят. Дружба, родившаяся в эти тяжелые годы, должна всегда жить вместе с нами, где бы мы ни были.

* * *

Расставшись с подругами, Любочка и Марийка решили провести свободные минуты вместе. Завтра одна из них покинет свой город, любимые места, друзей. Серебристые волны Днепра. Тихий шепот камыша напоминал беседу мудрецов...

Девушки слушали чарующие звуки, и казалось, что они вошли в него, в этот вечный мир, и стали неотделимой частицей его...

Марийка полулежала на сочной траве у самого края небольшого обрыва. Любочка сосредоточенно следила за стаей рыбешек, резвившихся у самой поверхности воды.

В то время, как тонкие пальцы девушки отщипывали маленькие кусочки хлеба из ее скудного пайка и бросали в воду, ее душа была устремлена в прошлое. Любочка припомнила свою жизнь. Так, было много горя. Вспомнила она и слова Вани Филиппова, сказанные на прощанье сегодня: разлетимся во все стороны завоевывать свое счастье...

Мысли ее, точно волны морского прибоя, набегали одна на другую, шумели в ней, бились друг о друга и вновь набегали, заполняя ее счастьем и великой надеждой.

Подошла Марийка и, дотронувшись до руки подруги, с укоризной сказала:

— Кормишь рыбок, а сама что есть будешь?

Любочка взглянула на корочку, оставшуюся от хлебного пайка, лежавшую на ее ладони. Порыв речного ветра коснулся каштановой пряди ее волос, заколыхал складки цветастого платья, обнажая икры ног. Сверкая серебром чешуи, зашевелилась в реке рыбная стайка. Любочка захлопала в ладоши, приговаривая:

— Славные вы мои, ничего у меня больше нет, прощайте!

Схватив Марийку, она закружилась с ней.

— Еду в Москву, завтра, Марийка, еду в Москву!

Марийка прижалась к разгоряченной щеке своей подружки, испытывая глубокую радость.

— А ведь меня ждет Грицюк, — вдруг вспомнила Марийка, — ждет, в парке у дуба. Пошли...

— Я счастлива за тебя, иди сама, я немного посижу, помечтаю, у меня ведь сегодня есть свободное время... Да и никто ее ждет меня.

Марийка тоже притихла. Потом, взмахнув красной косынкой, быстро зашагала по дороге в Александровский парк.

Любочка долго смотрела в сторону ушедшей подруги.

Ветер заколыхал чистые воды Днепра, и нависшие в небе черные тучи бросили на потемневшую речную гладь первые капельки.

— Помогите, люди добрые! — послышался совсем близко глуховатый голос.

Любочка подхватилась на ноги.

Перед девушкой в сгорбленной позе, держась за колено левой ноги, присела женщина в черном. Она прерывисто дышала. Ее рыхлое бесцветное лицо было окантовано узкой полоской белого платка.

— Что с вами, бабушка? — участливо спросила Любочка, наклонившись над пострадавшей.

— Оступилась, доченька, — застонала женщина.

Любочка хотела осмотреть больное место, но старуха задержала протянутую руку девушки.

— Пройдет, доченька, спасибо тебе, дорогая, дай бог тебе счастья. — Женщина сделала движение, чтобы подняться. Девушка помогла ей встать на ноги, подняла кошелку и падала ей.

Старуха извлекла из нее сверток.

— Возьми, доченька, полакомись, от чистого сердца даю. «Хлеб наш насущный дашь нам днесь...» — Осенила себя крестным знамением старуха.

— Что вы, что вы, — запротестовала Любочка, но странница, жалобно посмотрев подслеповатыми глазами на девушку, вложила в ее руку сверток.

— Не обижай старую женщину.

Небо посветлело, выглянувшее из-за туч солнце осветило восковое лицо старухи, которое, как показалось Любочке, кого-то ей напомнило. Прихрамывая, старуха отошла прочь и заковыляла по тропинке, ведущей в город.

Любочка смотрела в сторону удалявшейся старухи. Шаги ее становились размашистыми, молодыми. Любочка ясно видела сквозь раздвинутые заросли камыша, как старуха, воровато оглянувшись, свернула в сторону епископского дома и через мгновение скрылась из вида.

Что-то знакомое промелькнуло в облике старухи. Девушка силилась запомнить, но тщетно. Только сейчас она увидела у своих ног выпавший из ее руки сверток. С минуту Любочка колебалась, глядя на содержимое. Затем подобрала белую лепешку и яйцо, завернула обратно в бумажку.

Она не успела сделать и двух шагов, как перед ней неожиданно явился, точно вырос из-под земли, человек в надвинутой на лоб большой соломенной шляпе. Одной рукой он придерживал удилище, в другой была стеклянная баночка с водой, в которой трепетала маленькая рыбешка.

— Здравствуй, голубушка, — хрипло пробасил человек.

— Здравствуйте, — недоуменно ответила Любочка.

— Почему не ешь, — кивнул человек на зажатый в руке девушки сверток, — или матросская каша еще не надоела...

— Возьмите, если вы голодны.

Человек зло захохотал.

— Съешь сама, — повелительно сказал он.

— Благодарю вас, но я есть не буду.

— Будешь!

Девушка, чувствуя надвигающуюся беду, осмотрелась, круто повернулась и рванулась бежать.

Однако произошло то, чего она не могла ожидать. Бандит взмахнул удилищем. Тонкая бечева, образовав петлю, обвила шею девушки. Бандит стал притягивать к себе жертву.

— Пустите меня, — пытаясь освободиться из петли, испуганно прошептала девушка.

Но бандит совсем близко притянул ее к себе.

— По приговору его преосвященства, малютка, велено отправить тебя в лоно Авраама.

Смертельная опасность, нависшая над Любочкой, пробудила в ней всю силу и мужество.

Любочка задыхалась от все туже стягивавшей ее шею петли. В сознании промелькнул разговор о бандитах, нападающих из-за угла. Руки девушки быстрым движением скользнули в карман платья. Любочка, напрягая последние силы, ткнула блестящее дуло браунинга в тройной подбородок бандита. Она не услышала выстрела, но в это мгновение увидела, как обрушился на голову бандита чей-то кулак, и знакомый голос проговорил:

— Получай, гад!

Что-то горячее потекло по ее руке. Дышать стало свободнее. Она увидела встревоженного Николая Луняку, наклонившегося над упавшим бандитом.

— Что мы наделали... Перевязку ему, живо, — закричал Луняка.

Любочка поспешно спрятала еще дымившееся в ее дрожавшей руке оружие.

Стащив с бандита рубашку они обмотали его вздувшуюся шею, откуда струился ручеек крови.

Луняка брызнул в лицо раненному воду из лежавшей вблизи баночки.

— Да ведь это же князь Додиани!

Бандит полуоткрыл глаза, зашевелил губами.

Девушка наклонилась над бандитом:

— Не умирайте, прошу вас, не умирайте...

Выполнить ее просьбу диверсанту не удалось. Не удался и епископу его черный замысел.

* * *

«Всякий человек, что магнит, имеет тяготение к другому человеку, ему родственному, — рассуждал в кабинете Бородина усатый матрос Галушко. — А ежели нет родства, оборвалось, как у нашей Любочки? Тогда на выручку сообща, по-матросски, все за одного, один за всех... Пустить ее одну в мир, правда, рабоче-крестьянский, — спохватился Галушко, — что лодку в океане оставить».

Комендант, переступив с ноги на ногу, спросил Бородина:

— Матросы корабельной службы интересуются, товарищ начальник, чем студентов в Москве кормят.

Сергей Петрович на мгновение задумался.

— Сильные духом — выдержат.

Он вспомнил, что не видел сегодня Любочку всего лишь несколько часов, и все это время ему как будто чего-то не хватало.

Бородин вышел на балкон. Южное солнце бросало на землю косые лучи, окрашивая алым цветом заката дома и улицы.

В памяти Бородина ожили слова Дзержинского: «Ваш город необыкновенно красив...»