Петр Сергеев - Когда открываются тайны (Дзержинцы)

• Название: Когда открываются тайны (Дзержинцы)
• Автор: Петр Сергеев
• Издательство: Херсонское книжно-газетное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

1920 год. Последний оплот российской контрреволюции барон Врангель опрокинут в Черное море. Международная реакция, потерпев разгром в открытой борьбе, развертывает тайную шпионскую войну в тылу молодого Советского государства.

Постановлением Совета Труда и Обороны при личном участии В. И. Ленина создается Особый отдел ВЧК по охране границ. Свою работу по борьбе с контрреволюцией и шпионажем Особый отдел проводит через отделения, пункты и заставы, расположенные в пограничных городах и стратегических объектах на побережье Черного и Азовского морей.

Ожесточенная борьба завязалась в городе Херсоне и его районах, где были сконцентрированы штаб армии, Реввоенсовет, воинские части. Во главе вражеской разведки, управляемой Ватиканом, стоял Херсонский епископ Прокопий. Его ближайший помощник — отец Николай (он же атаман банды Иванов).

Врангелевская разведка засылает в Херсон бывшего полковника царской охранки Демидова. Ему удается занять пост начальника опытной станции побережья. Управление этой станции находится в Херсоне. Демидов, давно порвавший с семьей, узнает, что его дочь Любочка служит в Особом отделе секретарем-машинисткой. Он тайно встречается с дочерью, надеясь на ее помощь разведке. Демидов просчитался. Сотрудники Особого отдела обезвреживают врагов Советской власти. Епископ Прокопий и его помощники разоблачены.

---

В вербное воскресенье назначил я свидание в соборе. Оленька сложила руки, смотрит на епископа, а я кроме нее никого вокруг не замечаю. Окунули в святую воду веточки вербы, вышли из собора и — к Днепру. Утро было морозное, но солнечное, и на душе май. Идем это мы, взявшись за руки, и дарим по веточке встречным. Одна из таких веточек попала в руки рассеянному господину в цилиндре и в очках, который шел по набережной к Днепру. Как он преобразился, получив веточку из рук розовощекой Оленьки: «Спасибо, спасибо, милые... Будьте счастливы!»

— Это Фан дер Флит, знаете вы его? — шепнула мне Оленька. В то время поговаривали о чудаке ученом, мечтавшем соорудить гидроэлектростанцию на Днепре и осветить Херсонщину. Царские министры упрямо отвергали проект профессора Фан дер Флита. Уж не этим ли проектом решил отставной ученый расположить к себе Советскую власть в лице бывшего политкаторжанина предисполкома Кузьмы Доброхотова? — закончил Бородин свои воспоминания вопросом.

— А что, скажешь, неинтересный человек? — загорелся Доброхотов, опять взвесив папку ученого на ладони.

— Любопытный, что и говорить.

— Не в этом дело, — недовольно протянул Доброхотов. — Главное, что ученый к Советской власти обратился за осуществлением своей мечты. Верит в нашу силу Фан дер Флит, как думаешь?

— С чего же Советская власть будет начинать в данном случае? — продолжал разговор Сергей Петрович, пока не обнаруживая чувства юмора у своего собеседника.

— Начну с того, что велю отремонтировать затопленный врангелевцами катер Фан дер Флита, а закончу, пожалуй, тем, что папку эту отправлю Владимиру Ильичу. Ленин любит таких колдунов в профессорских мантиях, понимает их. Это и будет полное удовлетворение нынешних надежд профессора на Советскую власть.

— На том вы и сошлись?

Доброхотов испытующе посмотрел в лицо Сергея Петровича:

— Нет, сказать по правде, у нас и разговора-то путевого не получилось с ним, если по-ученому разобраться... Фан дер Флит мне об электростанции толкует, а я ему: лучше, профессор, помогите нам проблему с топливом решить. Уголь кузнечный нужен, срывается ремонт сельхозинвентаря, на носу посевная, такая же картина и по водному транспорту. Неужели, говорю, ничего нельзя изобрести по части заменителей угля?

— Что же он ответил?

— Не обиделся. Сидит и словно по книжке читает: «Под влиянием различных геологических факторов, главным образом температуры и давления, происходит метаморфизм углей...»

Доброхотов в самом деле прочел одну из страничек в оставленной профессором папке, по-мальчишечьи подражая голосу старого ученого.

Но на этом пришлось ему закончить беседу о профессоре. В кабинет вошли два человека. Один — в шинели, с энергичным лицом, подвижными черными глазами. Другой — в дубленом полушубке, коренастый, с усами бандуриста.

Первый вплотную подошел к Доброхотову:

— Прибыли три вагона топлива и одновременно получены три совершенно разных наряда на эти вагоны. Я председатель Губчрезвоентопкома Ангельчик. Кому я собственно подчинен: Губчрезвоентопкому, Реввоенсовету армии или вам?

— Но уголь-то есть? — спросил Доброхотов.

— Есть! — совсем тихо, как о чем-то секретном, отозвался Ангельчик. — Один вагон. Остальное — дрова.

— Уголь немедля передайте на завод Гуревича, дрова — в госпитали и больницы. Больше распоряжений не будет.

— Уже поступили, — с печалью в голосе изрек чрезвоенком. — Уголь приказано сдать в гарнизонную кузницу, дрова отпускать по ордерам.

— Кто приказал?

— Специальное распоряжение уполномоченного Реввоенсовета армии товарища Деревицкого.

Доброхотов рывком пододвинулся к телефону. Выждав, когда его соединят с Реввоенсоветом, твердо заговорил:

— Товарищ Деревицкий? Говорит Доброхотов. Исполком и упартком не согласны с вашим вмешательством в распределение топлива. Да, да, совершенно не согласны. Уголь нужен заводу для ремонта сельхозинвентаря, иначе сорвем посевную. Дрова — больницам и госпиталям... Исключения? В данной ситуации они не уместны. Если хотите — да, наши точки зрения противоположны! Перенесем спор на совместное совещание упарткома, Реввоенсовета и исполкома. Договорились? Очень хорошо!

Когда ушел чрезвычайный комиссар по топливу, его место занял человек в дубленом полушубке — заведующий жилищно-коммунальным отделом исполкома Гулик.

— У меня, товарищ Доброхотов, жалоба на коменданта Реввоентрибунала армии. Все то же: по распоряжению Деревицкого допущена самовольная порубка дерева в черте города.

— Паркового дерева? — уточнил Доброхотов.

— Нет, это дерево находилось во дворе воинской части, но состояло у меня на учете.

— Я помню это дерево, — отмахнулся Доброхотов. — Оно ведь было сухое.

— Что верно, то верно. Но у меня бани который день не топятся. Людей вша заедает!

Доброхотов сочувственно вздохнул.

— И бойцов кормить надо. Поздно варят обед красноармейцам.

Помолчали.

— Вот что, товарищ Гулик, насчет самовольной порубки дерева буду вас поддерживать. Спуску никому не дадим. А вы займитесь вот чем: к вечеру подберите флигелек вот этому товарищу и выдайте ордер по всей форме.

Заведующий коммунальным отделом покосился на незнакомца, не проронившего за это время ни слова. Бородин лишь изредка бросал на Гулика изучающие взгляды.

— Одному — и флигелек? — не удержался Гулик.

— Даже два требуются. Один для нового учреждения, другой для сотрудников под жилье. Ясно? Вот так!

— Товарищ Доброхотов, трудновато.

— А где же, черт возьми, легко сейчас? — впервые за утро вспылил Доброхотов.

Когда ушли посетители, Доброхотов подсел к Сергею Петровичу и обнял его за плечи.

— Обстановку, надеюсь, почувствовал. С чего начать, потолкуем сегодня в свободное время. Оно у меня после двенадцати ночи. Главные наши задачи: побороть эпидемию тифа, наладить связь с крестьянством, освободить село от блокады бандитских шаек и влияния кулака, восстановить городское хозяйство... А в первую очередь — водный транспорт. Из шестидесяти затопленных Врангелем судов поднять пока удалось один пароходишко, да и тот, видимо, в твое распоряжение придется отдать, ты ведь птица водная...

— В мое распоряжение, Кузьма Силыч, прошу сначала дать людей. Вот, к примеру, товарища Китика, — Бородин кивнул в сторону вошедшего матроса.

Китик, услышав свою фамилию, замер в выжидающей позе.

Доброхотов с улыбкой поглядел на матроса, скосив глаза, потеребив ус.

— Сватают тебя, товарищ Китик, не заручившись даже твоим согласием... Или вы уже сговорились, черти? — обратился он с шутливым подозрением к обоим.

Матрос стоял, чуть покачиваясь, в раздумье. За короткое время совместной работы он по-братски привязался к Доброхотову.

— У нас с Сергеем Петровичем, разговора на эту тему не было, — нашелся матрос. — Но, коли надобность такая во мне — в любом деле буду служить революции...

Доброхотов с недовольной миной на лице протянул Сергею Петровичу руку.

— На помощь людьми больше не рассчитывай. Партийцы у меня на вес золота. Ориентируйся на комсомол, к тому же ты в родном городе. А дома, как говорят, и о стену опереться можно.

ГЛАВА III В УКОМЕ КОМСОМОЛА

Здание бывшего дворянского собрания — двухэтажное, с серыми колоннами, с полуобвалившейся штукатуркой и темными дождевыми подтеками под окнами — внешне мало чем отличалось от других купеческих домов на Соборной улице. Зато внутри него почти круглосуточно звенели молодые голоса. Здесь порой до полуночи заседал уком комсомола, повестка дня которого была неисчерпываемой и подчас в процессе заседания расширялась еще вполовину. В укоме ставились на обсуждение любые вопросы, начиная от выхода на субботники и кончая призывами в поддержку бастующих докеров Темзы.

Наряду с деловым огоньком, в работу укома много стихийного привносил его секретарь Ваня Филиппов — зеленоглазый, с большими девичьими ресницами и припухшей верхней губой парень в матросской тельняшке и кожаном отцовском картузе. В его широколобой, обрамленной курчавыми волосами голове уживались юношеские мечты, возбуждаемые стихами Демьяна Бедного, лозунгами укома партии и книгами Жюля Верна, которыми он зачитывался в полуподвальном помещении библиотеки дворянского собрания.

По части книг достойной соперницей Вани из всего разномастного актива была лишь гимназистка Любочка. Тоненькая девушка с внимательными серыми глазами и вьющимися русыми кудрями, Любочка не состояла в комсомоле, но часто посещала уком. Она напряженно слушала все, о чем здесь говорили, никогда не вступая в споры.

Иногда кто-либо из новичков сердито спрашивал, за какие такие заслуги здесь присутствуют «беспартийные», и кивал при этом на Любочку. Ваня Филиппов коротко обрывал любопытных:

— За красоту! — После паузы добавлял мечтательно: — Все красивые девушки рано или поздно пойдут за комсомолом!