Ролло Мэй - Экзистенциальная психология

• Название: Экзистенциальная психология
• Автор: Ролло Мэй
• Издательство: Апрель Пресс & ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Психология
• Год: 2001

Книга "Экзистенциальная психология" стала манифестом гуманистической психологии, возникшего в начале 60-х годов в США особого направления современной психологической науки. Основоположниками гуманистической психологии и ее признанными лидерами были Абрахам Маслоу, Ролло Мэй и Карл Роджерс. Зародившись как оппозиция психоанализу и бихевиоризму, это направление очень быстро получило признание большого числа профессионалов и стало действительно реальной "третьей силой" в современной психологии.

---

Мы приводим здесь несколько цитат, чтобы пояснить значение присутствия. Карл Ясперс отмечал: "Что мы теряем! Какие возможности понимания мы упускаем, потому что в единственно решающий момент нам, несмотря на все наши знания, не хватило простой силы полного человеческого присутствия!"[145] Об этом же, но более подробно, пишет Бинсвангер в своей работе по психотерапии, рассматривая значимость роли терапевта в этих отношениях:

"Если такое (психоаналитическое) лечение терпит неудачу, то аналитик склонен думать, что пациент не способен преодолеть свое сопротивление врачу как "образу отца". Успех анализа часто определяется вовсе не способностью пациента справиться с таким перенесенным образом отца, а возможностью, которую предоставляет ему данный конкретный терапевт. Другими словами, отвержение терапевта как человека, невозможность установления подлинного взаимопонимания с ним препятствует прорыву через "вечное" повторение отцовского сопротивления. Пойманная в сети механизма и присущего ему механического повторения, психоаналитическая доктрина, как мы знаем, оказывается абсолютно слепа ко всей категории нового, собственно творческого в жизни души. Безусловно, это неверно в том случае, если аналитик приписывает неудачу лечения только пациенту, он всегда должен сначала спросить себя, не его ли это вина. Здесь подразумевается не какая-то техническая вина, но гораздо более фундаментальная ошибка – неспособность пробудить, вернуть к жизни божественную "искру" в пациенте. Эту "искру" может раздуть только подлинное общение одной экзистенции с другой. Только у этой "искры", у ее света и тепла есть базисная сила, заставляющая работать любую терапию. Эта сила освобождает человека от слепой изоляции, от idios kosmos Гераклита, от прозябания его тела, мечтаний, личных желаний, от тщеславия и самонадеянности, она подготавливает его к жизни koinonia, истинной общины"[146].

Присутствие не следует путать с сентиментальным отношением к пациенту, оно зависит от того, как терапевт понимает человека. Это присутствие "мыйности" находим у терапевтов разных школ и разных теоретических убеждений, различающихся в любых вопросах, кроме главного – является ли человеческое существо объектом, который надо проанализировать, или человек – это существо, которое надо понять. Любой терапевт со всеми своими техническими навыками, знанием переноса и динамизмов, экзистенциален в той степени, в какой он способен относиться к пациенту как к "одной экзистенции, общающейся с другой", говоря словами Бинсвангера. По моему опыту, Фрида Фромм-Райхман обладала этой силой во время терапевтического часа. Она обычно говорила: "Пациенту нужен опыт, а не объяснения". Эрих Фромм не только подчеркивал роль присутствия, так же как это делал Ясперс, но и сделал его центральной идеей своего психоаналитического учения.

Карл Роджерс, который, насколько я знаю, никогда прямо не общался с экзистенциальными терапевтами, написал в apologia pro vita sua экзистенциальный по своей сути отрывок:

"С энтузиазмом начинаю терапевтические отношения, с убеждением или верой, что моя симпатия, мое доверие и мое понимание внутреннего мира другого человека приведут к очень важному процессу его становления. Я начинаю отношения не как ученый, не как врач, который ставит точный диагноз и лечит, а как человек, начинающий личностные отношения. Если я буду видеть в клиенте только объект, то он и станет только объектом.

Я рискую, потому что если по мере углубления отношений они терпят неудачу, ведут к регрессии, к отвержению меня и самих отношений, тогда я чувствую, что теряю себя или часть себя. Временами этот риск очень реален и очень остро переживается.

Я позволяю себе погружаться в наличную данность этих отношений, я участвую в них всем своим организмом, а не только сознанием. У меня нет сознательно запланированных, аналитических реакций, я отвечаю другому индивиду не рефлексируя, мои реакции основываются (но не сознательно) на чувствительности всего моего организма по отношению к этому человеку. Я проживаю отношения на этой основе"[147].

Между Роджерсом и экзистенциальными терапевтами есть отличия, например, большинство его работ основано на относительно коротких терапевтических отношениях, тогда как работа экзистенциальных терапевтов обычно более длительна. Точка зрения Роджерса более оптимистична, экзистенциальные терапевты в большей степени ориентированы на трагедию жизненных кризисов и т.п. Важно то, что основные идеи Роджерса о терапии как процессе становления, о свободе и внутреннем росте индивида – очень значимы, в работах Роджерса в неявной форме присутствуют утверждения о достоинстве человеческого существа. Все эти понятия очень близки экзистенциальному подходу.

Прежде чем перейти к следующей теме, мы должны сказать о трех "но". Во-первых, выделение роли отношений ни в коей мере не является упрощением. Оно не заменяет дисциплину и основательность обучения. Оно дает контекст: дисциплина и основательность обучения направлены на понимание людей как человеческих существ. Терапевт – это эксперт, но в первую очередь он должен быть человеком, иначе вся его компетентность будет не нужной, а то и вредной. Экзистенциальный подход отличается тем, что понимание бытия человека не просто дар, интуиция или дело случая, это "надлежащее изучение человека", как говорит Александр Поуп (Alexander Pope), которое становится центром досконального научного исследования. Экзистенциальные аналитики делают со структурой человеческого существования то же самое, что делал Фрейд со структурой бессознательного – они выводят ее из сферы случайного дара индивидов с развитой интуицией и переводят в область объяснения и понимания, также они пытаются обучать этому других людей.

Во-вторых, акцент на реальности присутствия не умаляет чрезвычайно важную истину – понятие переноса, верно представленное Фрейдом. Семь дней в неделю пациенты и в некоторой степени все мы ведем себя с терапевтом, мужем или женой так, будто они – это отец, мать или кто-то еще. Проработка этого опыта очень важна. Но в экзистенциальной терапии "перенос" оказывается помещенным в новый контекст ситуации, происходящей в реальности отношений между двумя людьми. Почти во всем, что пациент делает один на один с терапевтом во время сессионного часа, есть элемент переноса. Но ничто не является только переносом. Понятие "переноса" как такового часто использовалось в качестве удобного защитного экрана, за которым прятались и терапевт, и пациент, чтобы избежать ситуации прямого противостояния, вызывающий рост тревоги. Что касается меня, то, когда, скажем, я очень устал, я говорю себе: "Эта пациентка так требовательна, потому что хочет доказать, что может заставить своего отца полюбить ее". Это приносит мне облегчение и даже может оказаться правдой. Но на самом деле причина того, что она проделывает со мной в данный момент пересечения ее существования и моего, не связана с ее отношениями с отцом. Мы не говорим здесь о бессознательном детерминизме – он верен в своем частном контексте. В некотором смысле она выбирает такое действие в данный момент. Более того, единственное, что сможет уловить пациентка и со временем дать этому возможность измениться, – это полное и глубокое переживание того, что она делает именно это с этим реальным человеком – со мной – в этот реальный момент[148]. Роль чувства времени в терапии, которое, как показывает Элленбергер в следующей главе, получило свое развитие среди экзистенциальных терапевтов, заключается в разрешении пациенту переживать то, что он или она делает, пока это переживание действительно не захватит его[149]. Тогда и только тогда поможет объяснение почему. Когда пациентка начинает сознавать, что она требует конкретной безусловной любви от реального человека в данный час, то это может шокировать ее, затем, возможно, даже через несколько часов она должна осознать свое раннее детство. Она может хорошо исследовать и заново пережить, как она злилась, будучи ребенком, из-за того, что не могла заставить отца обратить на нее внимание. Но если ей просто рассказать это как явление переноса, то она, вероятно, лишь узнает интересный познавательный факт, который экзистенциально вовсе ее не захватит.

Еще одно предупреждение касается того, что присутствие во время сессии вовсе не означает, что терапевт пытается навязать пациенту себя, свои мысли или чувства. Очень интересное доказательство этого положения мы находим у Роджерса, который дал такое красочное описание присутствия в приведенной выше цитате. Роджерс – именно тот психолог, который жестко настаивал на том, что психолог не проецирует себя, а следует за пациентом, ведом им. Живое присутствие терапевта в этих отношениях не означает, что он будет болтать целый час. Он знает, что у пациентов есть бесконечное множество способов заняться проблемами терапевта, чтобы избежать собственных. И терапевт прекрасно может хранить молчание, сознавая при этом, что одна из его задач в этих отношениях – быть проективным экраном. Терапевт – это то, что Сократ называл повивальной бабкой, – он абсолютно реален "будучи там", но бытие там с особой целью, с целью помочь другому человеку произвести на свет что-то находящееся внутри него.