Фридрих Горенштейн - Яков Каша

• Название: Яков Каша
• Автор: Фридрих Горенштейн
• Издательство: Дружба народов, 1992, № 5–6. С. 5–39.
• Жанр: Современная проза

---

Урезонивали его, объясняли, но Слава на бюро не выдерживал, засыпал робко краснеющее юное пополнение политически зрелыми вопросами: «Кто секретарь коммунистической партии Гондураса? В каком году была создана коммунистическая партия Шри Ланки? Сколько партийных съездов было в Болгарии?»

Вот этот-то Слава Шепетилов и просигнализировал рано утром в райком, на третий день праздника. Утром, когда полагалось измученным партийным руководителям спать, спать и спать после демонстраций, митингов, торжественных заседаний и заздравных тостов.

Весть о событиях в селе Геройское была тем более неприятна, что менее месяца прошло, как Богдан Спиридонович присутствовал на узком совещании в соответствующем учреждении, где говорилось об участившихся случаях идеологической диверсии в адрес партийно-государственных символов, лозунгов и эмблем. В одном месте (секретарь райкома такой-то) прицепили непристойную листовку с матерщиной в адрес политики партии в области обеспечения населения продовольствием. В другом месте (секретарь райкома такой-то) на плакате Самому товарищу… чернилами нарисовали длинные усы. В третьем месте (секретарь райкома такой-то) некий гражданин, выйдя на балкон, призывал уничтожить «царство американского сионизма». Это не вызвало бы возражений, если бы гражданин был одет хотя бы как физкультурник, то есть в майке и трусах. Но на нем был только пионерский галстук, хотя гражданин был уже пожилого возраста, а на голове — сложенная из газеты «Правда» треуголка. Кроме того, антисионистские призывы он чередовал с петушиным криком и здравицей в честь «интернационалиста Большакова». Сперва думали, что речь идет о местном хулигане Витьке Большакове по кличке Петух. Но, во-первых, Витька в настоящее время находился под следствием за изнасилование в нетрезвом виде тещи своего брата Вовки и никаких связей с гражданином никогда не имел, а, во-вторых, в номере «Правды», из которой гражданин сделал себе треуголку, была обнаружена антисионистская статья В. Большакова, однофамильца Петуха. На этом успокоились. Гражданин был водворен назад в психлечебницу, клиентом которой состоял, а секретарь райкома получил выговор по партийной линии.

Вот почему всполошился так Богдан Спиридонович. Мигом вызвал он из гаража машину. Не «Волгу», а «газик», ибо предстоял боевой выезд. Была проведена и срочная перестановка кадров. Вместо Могильного был поставлен дежурным другой сотрудник райкома, а инструктор Могильный взят с собой.

Попетляли между мокрыми городскими заборами, выехали в мокрые поля и инкогнито, без сообщения местному начальству, в начале десятого оказались на пустынной сельской улице перед клубом села Геройское… Глянули на портреты. Висят в полном порядке в окружении лампочек, знамен и плакатов. Недаром районная газета отмечала образцовое праздничное убранство дома культуры села Геройское.

— Ну, товарищ Могильный, так что ж это за апрельские шутки в ноябре?

Покраснел инструктор Могильный. Действительно, вот в центре Сам… вон по правую руку Лично… вон по левую руку Непосредственно…

— Богдан Спиридонович, — лепечет инструктор, — в общем, как говорилось при старом режиме, слава Богу…

— Богу-то слава, — отвечает Богдан Спиридонович, — но Бог инструктором по идеологии пока еще в моем райкоме не работает.

Загрустил Могильный. Холодом повеяло. Тут к «газику» подбежал вихрастый мальчишка в очках.

— Комсомолец Шепетилов… Здравствуйте, это я звонил в райком.

— Комсомолец, значит, — говорит Могильный, выскакивает из машины и мальчишку за плечо, — а зачем же ты партию обманываешь, комсомолец?

— Так я же не знал, что так положено.

— Как положено?

— Два портрета вешать товарища…, — и назвал ветерана политбюро, — третий слева от Генерального висит и еще раз пятый справа… Только один портрет периода исторического пленума ЦК в октябре 1946 года, а второй портрет периода подготовки XXV съезда партии.

Глянули повнимательней. Действительно, висят два портрета одного и того же знаменитого и уважаемого партийного лица. Близнецов в политбюро повесили. Три дня висели близнецы среди портретов членов политбюро и никто не заметил, кроме Славы Шепетилова. Хотя, если приглядеться, пиджаки у них разные и галстуки тоже. Можно данный художественный факт принять во внимание, конечно, в виде исключения и учитывая личное душевное состояние агитатора Якова Каши… Можно оправдать, учитывая его долгую безупречную службу. Но в политике, как в картежной игре, оправдаться невозможно. Поди докажи, почему у тебя в колоде два бубновых короля или два трефовых валета. «Да просто перепутал, нездоров был, известие дурное получил». Перепутал, а его бильярдным кием по спине…

Через неделю после праздников собрали в селе Геройское партбюро. Председательствовал Таращук. Ефим Гармата в качестве рядового члена сидел потупив глаза, на обвиняемого Якова Кашу старался не смотреть. Выступил инструктор райкома Могильный.

— Товарищи! Надо нам не только учиться у классиков марксизма, но и понимать их. Что говорил товарищ Карл Маркс? Ничто человеческое мне не чуждо. Это что значит? Это значит, что в каждом из нас, членов партии, помимо партийного есть человеческое. Но у товарища Карла Маркса партийное всегда брало верх над человеческим, а у товарища Якова Каши человеческое взяло верх над партийным…

Выступил Губко.

— Наши знамена, наши плакаты и особенно портреты наших руководителей есть наглядное оформление наших великих целей по строительству коммунизма. Портреты наших руководителей есть наглядная агитация народа за наши идеи. Понимал ли это бывший секретарь партбюро товарищ Гармата, когда он поручал Якову Каше, человеку малообразованному, столь ответственный идеологический участок? И не надо, товарищ Каша, кичиться тем, что вы старый член партии. Член партии возраста не имеет. Настоящий член партии всегда молодой. Наше политбюро, руководство нашего государства — самое молодое в мире.

Тут Губко несколько поправили.

— В партии есть старые члены партии, но главное не возраст, а опыт и зрелость.

Выступил Ефим Гармата. Постоянно отхаркиваясь в платок, натужно простуженно дыша он сказал.

— Знал я о человеческих недостатках члена партии Якова Каши, но по личным причинам скрывал их и покрывал. Полностью раскаиваюсь и разоружаюсь перед партией и ее руководством… — он сел, но тотчас встал и сказал: — Мы слишком часто гордимся своими достижениями, своим трудовым стажем тракториста или машиниста… А тут люди прожили большую часть своей трудовой жизни, своего трудового стажа в политбюро. Люди, можно сказать, состарились в политбюро… Проявляя заботу о нас, руководители партии торжественно заявляют: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме…» А мы, советские люди, должны торжественно заявить в ответ: «Нынешнее поколение советских руководителей уже живет при коммунизме…» — он хотел еще говорить, каяться и наговорил бы многое, но заметил строгий взгляд-окрик инструктора райкома и сел.

Дали слово Якову. Словно в бреду говорил Яков.

— На западе все за деньги, там они прощаясь друг другу «Будь бай» говорят… Там все за деньги, а тут все за спасибо… Это значит мэрдэка… Так в Индии спасибо говорят… Я в газете читал… Вот я и говорю мэрдэка за все, а особенно старому другу Ефиму Гармате мэрдэка.

— Тут нету ни друга, ни отца родного, — крикнул Гармата, — тут члены партии.

— Хорошо, — говорит Яков, — раз члены партии, ладно. Вы меня Марксом упрекнули, а я вас Лениным упрекну. Халатно вы разобрались в указаниях товарища Ленина из его брошюры «В чем дело?».

«Что делать?» — подсказывает инструктор райкома. — «Что делать?»

— Что делать, — отвечает Яков, — решайте сами… Чуткости в вас ленинской нет, матери вашей дышло…

Встал Яков, вышел и дверью не хлопнул только потому, что левой рукой за сердце держался, а правой за затылок.

Были предложения исключить, но, учитывая прошлое, объявили строгий выговор. Правда, выговор этот должен был еще райком утвердить. Это по партийной линии, а по служебной уволили на пенсию не как стахановца и старого комсомольца, не пенсионера республиканского значения, а пенсионера обычного разряда, как рабочего карьера, затем сторожа.

Отворяй ворота, Яков, отворяй пошире, беда стучится у порога, ноги вытирает…

На следующий день после партбюро прибыла из Москвы телеграмма. Чужими пальцами открыл ее Яков, открыл неловко, разорвал пополам. Сложил обрывки, прочитал подпись — «Анюта». Потом глянул на короткий текст… Повеяло от телеграммы московским праздником. Вихрями враждебными над нами и над вами.

7

На освещенных огнями праздничных иллюминаций вечерних улицах опять двоевластие, опять революционная ситуация. У Емельки Каши в руках гармонь, у Васьки Пугачева, дружка его, бутылка — грозное оружие пролетариата. Емелька и Васька в одной первичной ячейке состоят при винно-водочном отделе продмага № 18 Куйбышевского района города Москвы. Зеленая гвардия. Вся Москва вдоль и поперек опутана сетью некой общественной организации, не имеющей пока руководящего центра, созданной по инициативе низов. Из сравнительно недавнего прошлого известен случай эффективного создания организации вокруг газеты. Паук, талантливое, несправедливо презираемое насекомое, создал революционную паутину. Здесь обратный принцип, паутина создает паука.