Теодор Вульфович - Моё неснятое кино

• Название: Моё неснятое кино
• Автор: Теодор Вульфович
• Издательство: Издательство «БПП» «Издательство «АГУМАА
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 5-901746-02-3

Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..

Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.

---

Три поллитровки и две высокие бутылки столового ему показались недостаточно убедительными. Он думал о будущем компании! И ровно без четверти шесть, несмотря на женский кордон, вырвался со своего девятого этажа новой квартиры — и убежал.

Вернулся возбужденный, лицо победителя, и абсолютно наплевать на внешний вид, поставил на стол еще две бутылки водки и не удержался, похвастался. Словно из боя вырвался и победил всех Идолищ Поганых… Он бы, наверное, неплохо воевал, если бы… — Ребята! Вы себе представить не можете, как нам их будет не хватать. Скоро!

Все были более или менее в норме, только перед самым уходом подкосился и рухнул красавец-племянник «из Внешторга».

Вообще-то я заметил, до каких бы высот хозяин дома ни добирался, всегда всё помнит и позднее говорит об этом мрачном часе с полной ясностью, не пропуская ни одной даже невзначай оброненной реплики, ни одной обиды, ни одного высказывания, только лексика меняется с патрициански-высокой, интеллектуальной, на лагерную, приблатненную. Водруженный в старое ободранное кресло, он издали видит красную книжицу в руках Юрия Давыдова:

— Э-э, брат, эта книжица — книжище!.. Как делаются процессы. На наших прилавках лежала — никто не брал… Все чехословацкие процессы — Сланский, Шверма — все!

Давыдов:

— У тебя чутьё. Ты все успеваешь. А я в руках её держал. И не взял…

— А я взял… Ребята! Её надо знать… Её сразу изъяли. Нигде не найдешь. А тебе, старик (это мне)… Чехословакией ведь интересуешься — обязан знать!.. Возьми… У него возьмешь.

На следующий день в десятом часу вечера я на Преображенке. Поднимаюсь — лифт работает — 9-й этаж — дверь приоткрыта, в замке торчит ключ. Что-то случилось?.. Случилось… Мастер лежит на полу в кухне. В комнатах что-то несусветное и только киса Кася да ейный отрок Каташихин спокойно бродят по квартире… У мастера хватило сил чуть приподнять голову. Он узнал меня.

— Ну, ты гений… Как догадался?.. Мне очень надо…

На водворение мастера в постель, мытье посуды, удаление мусора и общую весьма приблизительную уборку ушло более часа… В очередной цикл возвращения к памяти он проговорил:

— … Ложись спать, ты ведь тоже не спал… Ложись… Скажи честно — не сердишься на меня?.. А?.. Худо брат… Найди там где-нибудь одеяло… Прикрой, пожалуйста… Если можешь, не уходи.

— Я посижу. Только не закрывайтесь с головой.

— Я должен с головой… Я по другому не могу… Извини, пожалуйста… Я с головой.

Эта лагерная привычка осталась у него на всю жизнь и поза во сне тоже… Когда так называемые носильные вещи были водворены на крючки и спинки стульев, остались разбросанные рукописи «Хранителя», «Факультета», красивая папка с металлическими кнопками VI-го съезда писателей Казахстана, сегодняшняя газета «ПРАВДА», вчерашняя «ИЗВЕСТИЯ», повсюду валялись несколько огоньковских книжиц Лихоносова «Люблю тебя светло», как листовки революционного подполья… Рукописи я решил не трогать, пусть сам разберется. Машинка «Оптима» стояла на столе с застрявшими в перепутанном пучке буквами и задранной кареткой. А на обеденный стол кто-то положил раскрытый бессрочный паспорт:

Домбровский Юрий Осипович — 29 апреля 1909 г. рожд….

На основании — Утрачен.

Пасп. ХП-СА № 579 639

выдан 5 отд. мил. г. Москвы 30 августа 1950 г.

С фотографии по-тюремному смотрит прямо перед собой стриженый наголо мастер 53-лет от роду, в темном пиджаке, белой застегнутой рубашке без галстука, смотрит так, словно никогда и не моргнет, глубокие складки пролегли от носа и, кажется, сходятся где-то под подбородком, нижняя губа, как всегда, оттопырена… Я вспомнил! Ключ от двери так и остался в замке. Вынул ключ и положил его рядом с Бессрочным паспортом… Ну, что ещё?..

Ещё — Библия. Ветхий и Новый Завет. Полный зубной протез верхний и нижний: «ТАМ вышибли. Полностью!..» Вот, пожалуй… Да! Еще: «Брак зарегистрирован в г. Москве 10 мая 69 г. с гр. Турумовой Кларой Файзуллаевной. Вот так!.. Клара уехала в Алма-Ату хоронить свою бабушку, а Домбровский сошел с рельс.

Перед моим уходом мастер чуть приоткрыл глаза и снова уткнулся в крохотную Кларину подушечку:

— Не беспокойся, старик. Заткни дверь газетой… Никто не войдет… Нет… Я не встану… Чаю не хочу… Ты пришел! Ни с того, ни с сего… Покрыл меня одеялом… подоткнул под ноги… Значит, мы выиграли эту войну. Понимаешь меня?.. Мы выиграли эту войну. Мы победили.

20.01. 1972 г. В половине двенадцатого ночи я опять появился у Домбровского. Последние сутки меня несколько лихорадило — как бы с ним не стряслось что-либо — особенно газ не любит небрежности и загулов. Но, тем не менее, я полагаю, что кривая судьбы, наигравшись с ним вволю, вывезет и на этот раз… Мастер чувствует себя прескверно. Мы засели на кухне пить традиционный чай. Ю.О. нарезал рыбное филе и стал кормить кошек.

— Филе на исходе! — прозвучало как предсказание о конце света. — Надо Клару вызывать. Срочно. Времени потерял уйму и денег поизвел много… Ни к чему это. Все эти компании, друзья. Сил не хватает… Началось все с «племянника», он парень хороший, а жена его… — мастера передернуло.

Он, как всегда, в носках без обуви, в спортивных штанах, майке, и вообще!.. Я вторю ему:

— Пора, пора вызывать…

Он кивает, кивает.

Всё время ходит из кухни в коридор — маятником — и возвращается. Глубоко и тяжело вздыхает:

— Всё отнимает много времени… Я уже должен его экономить. Время — штука коварная. «Меня много, много», а потом — бац! — «Меня совсем нет!» Возрастные перепады чреваты комплексами… Все вроде бы прекрасно, ну прямо замечательно, а время играет внезапными бросками, подозрительностью, обманами… (Снова глубоко погрузился и дальше как бы отвечал уже сам себе на посетившую его мысль)… Скверно чувствую себя, скверно. Под этим делом все перемешивается, и реальность, и вымысел, и даже бред. Потом уже разграничить трудно… И кошмары… Чем плоха такая отдельная квартира — здесь пристукнут, и концы в воду. Даже не узнает никто, — эти мысли сопровождали его постоянно. — Вы не боитесь?

— Нет. Пристукнуть где угодно могут. А зачем?

— Я тоже думаю — у меня таких врагов вроде бы нет… А официальные…

— Да бросьте. Ни к чему это и, пожалуй, наваждение. Вы уже все видели в этой жизни. И я тоже, — стал рассказывать ему о вяземских лагерях, об отце. — Они там колупались — строили автостраду Москва-Минск.

— Да-а… — проговорил он. — У каждого своё было, и не поймешь, что хуже… А ваш отец легкий был?

— Легкий, хороший, добрый и… безответственный.

— Легкость и безответственность — это, пожалуй, самые возмутительные и вредные черты нашего характера, — сказал он.

21.01 1972 г. Во второй половине дня я плюнул на все, сел в такси и покатил на Просторную. Накануне мы договорились, что я заеду за мастером и из моей квартиры он позвонит в Алма-Ату Кларе.

В последнее время к нему снова началось паломничество. Кого там только не бывает: писатели, поэтессы, искусствоведы, знатоки литературы, лагерники, бывшие уголовники, просто подозрительные личности, художники всех мастей, не на шутку запивающие люди, типы, считающие себя причастными к высокой общественной деятельности, и действительно являющиеся таковыми, и снова литераторы, писатели, поэты…

На этот раз был литератор детского толка — внешне милый седеющий человек в очках и ещё кто-то. Ели яичницу, пили крепкий чай, Ю.О. непрерывно пересекал комнату туда и обратно, говорил… О законности, об истории права и, наконец, об ОСО, его возникновении, исторических прецедентах — сначала насчитал три, потом задумался, взъерошил и без того неубранную шевелюру, коротко взмахнул руками, поджал губы и произнес:

— Пожалуй, побольше будет, только назывались по-другому… — и стал читать главу из «Факультета», как раз на эту тему. — Вот, пожалуй, и всё, что мне удалось узнать об этом предмете. За пределами описанного лежит, наверное, гораздо большее, но… не знаю.

На улице он почему-то сразу озяб. Зашли в гастроном, там он купил рыбное филе для кошек и долго путался в очень большой нескладной авоське… В метро на переходе «Площадь Свердлова» (мы угодили в час пик) было что-то несусветное — словно похороны вождя, но без народной скорби — еле переступаешь и ребра в опасности. Но мастер легко приспосабливается к любым житейским неурядицам и обстоятельствам — он продолжает в них жить по-своему. Впереди него движется девушка с раскрытой книгой и умудряется читать. Поток сам медленно движет её к цели. Ю.О. с невероятным трудом извлекает из кармана очки, пристраивается поудобнее, через её плечо быстро прочитывает страницу, еле сдерживается, чтобы не подогнать с переворачиванием листа, быстро прочитывает вторую страницу, прячет очки… Мы сходимся в толпе и он говорит:

— Ни в какие времена такой литературы не читал…