Теодор Вульфович - Там, на войне

• Название: Там, на войне
• Автор: Теодор Вульфович
• Издательство: «Издательство «АГУМАА»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-901746-02-3

Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.

---

— Давай я сгоняю. Под землей найду! — хорохорился Старков, его изрядно развезло.

— Под землей это каждый… сможет. Они мне здесь живехонькие нужны.

Такие, как Старков, на передовую выходили не для дела, а для зацепки. Зацепка — факт появления на передовой — нужна была как повод для представления к награде. У них, «воевавших для балды», это получалось ловко — куда проще и чаще, чем у тех, кто не вылезал из боя, перебирался из одного переплета в другой.

— Не-ет, брат! Просился на передовую, вот и сиди со мной. Может, мне без тебя здесь скучно будет… — ёрничал майор, — Лейтенант! — Он повернулся ко мне. — Найдите этих раздолбаев и скажите капитану Скалову, что за каждую минуту опоздания он мне ответит.

Ничего такого капитану Скалову я говорить не буду. Не только потому, что капитан толковый мужик (да еще кандидат наук, историк), — он, как умеет, гасит злобные майорские вспышки, защищает нас от его придирчивых разносов и угроз (а меня-то и подавно).

Подкатила крытая машина с красным крестом на борту — врач батальона Саша Идельчик полушепотом доложил майору о прибытии санчасти на передовую. Он полагал, что в непосредственной близости от противника разговаривать надо именно так.

— Во! — шумел майор и призывал в свидетели младшего лейтенанта. — Ты посмотри… — И снова врачу: — Вы чего тут шепчете? Здесь фронт, здесь стреляют, а не шепчут! Товарищ старший лейтенант медицинской службы И-дель-чик! — Майор говорил так громко, словно задался целью сообщить противнику звание и фамилию своего батальонного лекаря. — Санитарная колымага прикатила, она нашла дорогу, а батальона нет!

Идельчик растерянно и затравленно молчал. С ним прибыли санинструктор Тося Прожерина и два пожилых санитара.

А вот дальше майор выкинул нечто совсем уж обалденное — он отправил старшего лейтенанта медицинской службы прокатиться по широкой полевой дороге до перевернутого броневика, объехать его и проверить…

Доктор не выдержал:

— Пробивает ли фашистская пуля фанерный кузов и живой организм? Как врач могу засвидетельствовать — и то, и другое пробивает одинаково легко.

Это была дерзость особая. Да еще в присутствии уполномоченного СМЕРШ. Майор и Старков переглянулись.

— Вы эти… штучки… оставьте при себе! — Голос у майора дал трещину. — Приказ слыхали? — уже злобно произнес он. — Заодно посмотрите, нет ли там наших раненых. — Майор шел как на пролом.

— Наших раненых там быть не может, — ответил оскорбленный врач, — потому что их эвакуировали оттуда еще утром.

Он направился к своей машине, распахнул заднюю дверцу, решительно выдворил оттуда двух санитаров и Тосю — так решительно, что майор не успел вымолвить слова. А сам подошел к кабине, сел рядом с водителем, и машина с грохотом и дрожью двинулась в нелепый рейс. Я тешил себя надеждой, что ближний пулемет все-таки мне удалось заткнуть. Хотя такие надежды бывают обманчивы.

Санитарная машина была безнадежно неисправной еще задолго до появления в батальоне. Трудно было понять, как пожилому водителю удавалось стронуть ее с места, а когда она уже катилась — останавливать.

— А-а-а, вы еще здесь?! — Майор вспомнил обо мне. — В тыл! Живо! И без батальона не возвращайтесь.

Можно было подумать, что это я потерял батальон, а не он!

Гришин чмокнул губами, как на ленивую кобылу, и наш мотоцикл покатил в тыл, так же осторожно цокая и перекатываясь на неровностях, как двигался в сторону противника. Мне нравилось, что водитель— совсем мальчишка, а не дергается и не скисает от майорских окриков.

Не успели мы проехать и несколько сот метров, как позади раздались длинные очереди и в небе вспыхнули осветительные ракеты — это немецкий пулемет ударил по нашему доктору!

… История с запропастившимся батальоном в ту ночь разрешилась неожиданностью. Хоть луна и спряталась за облака, мы вскоре нашли колонну на развилке полевых дорог. Начальник штаба сидел в коляске мотоцикла на десяток метров впереди всех и пребывал, казалось, в состоянии прострации, которая в армии называлась глубоким раздумьем. Я долго разглядывал его — он не шевелился, может быть, просто не знал, в какую сторону следует двинуться. А развилок у этой дороги было несколько… Вся колонна, размытая тьмой, казалось, тоже находилась в состоянии тяжелой дремы — заглушенные моторы только подчеркивали тягостность этого общего ступора… Почему-то начштаба был плотно, с головой, укутан в плащ-палатку, словно она представляла собой пуленепробиваемый панцирь. Продолжением его длинной вытянутой руки был поблескивающий пистолет «ТТ».

— Сто-о-ой! Сто-ой, стрелять буду! Сто-о-ой!! — как-то воюще пропел он, и я подумал: пожалуй, сейчас выстрелит.

— Сергей Авксентьевич, — четко произнес я, — не стреляйте, пожалуйста, — очень уж не хотелось, чтобы ни с того ни с сего он пальнул.

— Черт знает, где вас всех носит! — взвился капитан Скалов и резко понизил голос. — Что, встретить колонну по-человечески не могли? На передовой!.. А майор где?

— Как раз он-то на передовой. И круто матерится. Там еще Старков подъелдыкивает. Бросают в атаку на врага доктора Идельчика. — Я наклонился к капитану. — Только до них километра три.

— Три?! — испугался капитан.

— Ну, два с половиной, — уступил я.

— Как же это нас занесло?..

— Не знаю, товарищ капитан, — я искренне сочувствовал ему.

— Ну, давайте туда! Живо!

— «Живо» здесь в лапы к немцам ездят, товарищ капитан.

— Хватит зубоскалить. Садитесь со мной.

— Извините, я на своем драндулете.

— Заводи! — прикрикнул начштаба, командиры повторили команду. — Только далеко вперед не уезжать! Чтобы я вас все время видел! — приказал он.

Все ожило, затарахтело и двинулось.

Вот так и добрались до перевернутой телеги. Майор сразу начал сводить счеты с начальником штаба. Опоздание было немалым. Когда начальство лается, лучше отойти в сторонку.

Мотоциклетные роты уже спешились, машины отогнали в лощины справа и слева от дороги, выставили охранение, а экипажи, увешанные снаряжением, автоматами, с пулеметами наперевес, осторожно двинулись вперед (кавалерийский прием!).

Тут же, в стороне от дороги, торчала санитарная машина и уже была развернута палатка для приема раненых.

Мой взвод в операции не участвовал, его оставили охранять батальонный лагерь в тылу.

Врач и его маленькая команда были в сборе. Тося меняла повязку на голове водителя — его все-таки зацепило, — лобовое стекло машины было разбито вдребезги и несколько пробоин в капоте, крыле и кузове (наш вариант!). Но по ним стрелял только один пулемет.

— Это все под прикрытием бронемашины, — сказал Идельчик. — Можешь себе представить, что бы они с нами сделали, если бы мы стали совершать этот круг почета?!

Саша Идельчик отвел меня в сторону и буркнул:

— Он псих и сволочь. Вместе со своим прицепом… Это мой диагноз! Я не буду служить в его батальоне.

Неуверенность и тревога передавались от одного к другому. Цепи разворачивались к бою медленно и неуклюже. Командиры тянули время, будто надеялись, что вот-вот приказ отменят. Майор бегал, кричал, размахивал палкой! За ним поспевал Старков. Тоже где-то подобрал кривую палку, кричал и размахивал. Но когда и он замахнулся на одного из автоматчиков, тот его оглушил таким мертвым матом, что уполномоченный заткнулся и, пытаясь сохранить остатки достоинства, отошел к перевернутой телеге. Все видели, что и он пьян.

Майор вызвал добровольцев в поиск за «языком». Отозвалось десять человек (вот что значит новички!). Он рассматривал их лица, как близорукий. Потом сам отобрал семерых и отправил в сторону противника, в обход справа. Напутствия его были такими же напористыми и бессмысленными, как и те, что он давал мне. Офицеры перешептывались и пожимали плечами.

Не выходила из головы эта семерка, они ничего не смогут там сделать; семь перворазников, семь добровольцев; это их первый выход, первый поиск, и с ними ни одного мало-мальски опытного человека… Опасная мысль подкрадывалась сама собой — от такой мысли в башке появилось непонятное кружение. Вспомнилось скверное.

… Я ожидал письменного приказа штаба корпуса на эту самую операцию и должен был доставить в батальон запечатанный пакет. Один из моих знакомых штабистов сказал, что мне еще ждать да ждать… Трава после небольшого дождя была мокрая. Я взял да и улегся на широкий сухой шлейф большой палатки. Блаженствую. Никто не обращает на меня внимания. Слышу, в палатке кто-то начал кричать на кого-то — подумаешь, новость— вся армия надсадно орет сверху вниз один на другого. Прислушался: ба! — да это выполаскивают нашего бравого майора! А тот униженно и виновато оправдывается— уж совсем на него не похоже…

В последних боях части танкового корпуса понесли большие потери, а наш батальон мало участвовал в операциях, и потерь было действительно мало. Упрекали майора за пассивное, вялое ведение операций, и тут была правда, но выходило, что все-таки это как-то связано и с потерями. Вернее, с отсутствием потерь.