Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

• Название: Размышления о жизни и счастье
• Автор: Юрий Зверев
• Жанр: Современная проза

Один философ сказал: «Человек вечно живёт в тумане».

Рано или поздно у человека появляется желание рассеять этот туман. Душа начинает требовать ответов на «вечные» вопросы. Начинается поиск смысла жизни: «Зачем я пришёл на этот свет и куда уйду? Для чего мне дана свободная воля, эмоции, разум? Всем ли нужна вера в Бога? Что такое семейное счастье и как его обрести? Какова связь между творчеством и жизнью?»

Автор книги размышляет над этими вопросами. Он пытается помочь читателю в поиске ответов на вечную загадку жизни.

Кроме того, в книге рассказывается о неизвестных сторонах жизни некоторых известных людей

---

Он однолюбом был. Когда предложил Екатерине Александровне выйти за него замуж, она даже испугалась:

— Что вы, Павел Николаевич, я же через двадцать лет глубокой старухой стану.

— Значит, у нас с вами будет двадцать лет счастливой жизни.

Так и вышло. Нежная забота о ней продолжалась до самой его смерти. Когда у Екатерины Александровны отказали ноги, Павел во время занятий с учениками, чтобы ей было не одиноко лежать в соседней комнате, приносил жену на руках и усаживал на кровать, стоящую в мастерской.

А как он её любил! У меня некоторые письма брата сохранились, вот послушайте:

"Дорогая Катюша, доченька моя, солнце моё. Радость ненаглядная!

Встаю ли утром, или весь день при любой работе, и когда спать ложусь — всё Катя у меня из головы, из сердца не выходит — будто вижу твою маленькую фигурку не перед собой, а в себе, будто ты у меня в каждой капельке крови разлилась. И ничего, кроме хорошего, не вижу, не нахожу я в тебе — чем дольше, тем ты мне дороже и роднее.

Двадцать рублей я отдал за пять кило чудесной брусники для моей дочки. Сварю её завтра без сахару. Сахару нет ни пылинки.

Сейчас 2 часа 35 минут ночи. За окном проливной дождь — моя любимая музыка — хлёст дождя и шум листьев. Катюша спит там, за Толмачёвым, не реке, среди сосен. И я выпью кружку чаю и лягу. Покойной ночи, доченька".

Это написано в сентябре сорокового года. Екатерина Александровна часто болела, и её иногда отправляли в санаторий. Как видите, перед войной мы все скудно жили, только любовь и работа спасали. И ещё уверенность, что светлое будущее строим. Верили в это…

Маяковский и Хлебников

— Павел был одарён во многих областях. В предреволюционные годы он общался с выдающимися деятелями культуры. Знал Луначарского, который считал его живописцем будущего. Павел был знаком с Давидом Бурлюком и Маяковским. Вместе с художником Иосифом Школьником в 1913 году он оформлял декорации к трагедии поэта "Владимир Маяковский".

— А вы, Евдокия Николаевна, были на этом спектакле?

— Была. Он проходил в Луна-парке. Я в то время была молодой барышней, и шумное выступление Маяковского на меня не произвело впечатления. Запомнилось лишь то, что сидящий за мной мужчина неудачно закурил, и на моей шляпе вспыхнула вуалетка. Так что о Маяковском мне рассказать нечего.

В 1914 году Павел познакомился с Хлебниковым и под его влиянием написал словотворческую антивоенную поэму "Пропевень о проросли мировой". Вам, Юра, не приходилось её видеть?

— Нет.

— Я покажу. Читать эти стихи мне и сейчас трудно, да и не всё понятно. Даже в названии надо делать ударение на первое "о" — "мировой". В том же году он написал декларацию о своём методе живописи "Сделанные картины". А в 25 году Павел помогал режиссёру Игорю Терентьеву ставить гоголевского "Ревизора".

Знакомство с мужем

— Евдокия Николаевна, а как вы с Николаем Николаевичем, будущим мужем, познакомились?

— В этом нам дрова помогли.

— Какие дрова?

— Обыкновенные, какими печку топят. Жили мы тогда на Обводном канале у сестры. Дом был двухэтажный, старый, деревянный, зимой насквозь промерзал. А на втором этаже над нами размещался детский сад. Дрова для его отопления хранились в сарае, где была и наша, заготовленная с осени, поленица. Но так как на сарае висел замок, а ключ был в жилконторе, то к собственным дровам мы доступа не имели. В жилконторе опасались, что дрова могут украсть, и тогда детский садик придётся закрыть. Поэтому ключ нам не давали.

Для разрешения конфликта кто-то посоветовал мне сходить в Совет к заведующему народным образованием. Мне сказали, что туда недавно назначили умного и образованного человека. Я пошла к нему жаловаться.

Из-за стола навстречу поднялся симпатичный, интеллигентный мужчина. Он спокойно выслушал меня и обещал разобраться.

— Если вы не возражаете, я зайду к вам завтра. — сказал он. — Я в России недавно, у меня пока мало знакомых, а вы сказали, что ваш брат — художник.

Я не возражала. На следующий день он был у нас. Николай Николаевич сказал, что конфликт с жилконторой улажен и подошёл к мольберту брата. Как ни странно, сложную живопись Павла он понял сразу. Он двенадцать лет прожил за границей, оказавшись в эмиграции после революции 1905 года. Николай Николаевич любил живопись, знал современные художественные направления запада. Он с удивлением рассматривал работу брата.

— Да вы, Павел Николаевич, адскую машину под искусство подводите, — восхитился гость.

— Вот, вот.

Павел был очень доволен, что нашёлся человек, не задающий глупых вопросов. Он стал показывать свои работы, рассказал о теории "сделанности".

Они долго беседовали, а потом мы решили угостить гостя чаем. Правда, к чаю у нас было только две картофелины и хлеб. Чай мы пили несладкий. Неожиданно Николай Николаевич достал из кармана аккуратно завернутые в бумажку кусочки сахара, но от еды отказался.

Он пришёл к нам и на другой день. Принёс яблоко, банку гороха, хлеб и снова сахар. На этот раз мы устроили целый пир. После ужина брат попросил меня спеть. Оказалось, что и наш гость учился пению. У нас с ним вышел неплохой дуэт, он, как и я, любил русские романсы.

Новый знакомый вскоре стал другом нашей семьи. Николай Николаевич понравился брату, а при его требовательности к себе и людям это было непросто.

Ну, а через полгода мы с Николаем Николаевичем поженились.

— Как приятно это слышать, Евдокия Николаевна.

— В том-то и дело, что не так всё оказалось просто, как вы себе представили. Невесёлая у нас была свадьба.

— Почему же?

— Шёл девятнадцатый год, Советская власть ещё не устоялась, многие образованные люди надеялись, что революция вскоре кончится и всё вернётся к старому. Так же считала и сестра Александра Николаевна с мужем. Они были религиозные люди, и наш брак без венчания признать не пожелали. Старшая сестра отказалась бывать у нас, а тут ещё произошёл конфликт с Павлом.

— Разве вы ссорились с ним? Он же вас любил.

— Верно, любил. Но я сама была виновата.

— В чём же?

— Не люблю об этом вспоминать, да уж слушайте. Мы же тогда у сестры Кати жили, у нас даже прислуга была. И хотя с детства я в бедности жила, но к благополучию быстро привыкаешь. Свадьбу нашу мы праздновали за общим столом, тут и Павел сидел. Когда бокалы разлили, он вдруг спросил: "А почему Маша не за столом?" Я тут и сказала глупость: "Но она же прислуга". Что тут с братом сделалось… Он вскочил, глаза горят… "Не хочу, — говорит, — я в вашей буржуазной свадьбе участвовать". И меня впервые в жизни дурой назвал. Вышел из-за стола, отвернулся и сел в угол, к своему мольберту. Ни слёзы мои, ни извинения не помогли, так и не сел за стол. Он тогда на меня всерьёз обиделся, долго разговаривать не желал.

— Евдокия Николаевна, ваш муж, кажется, не только живопись любил, но и музыку?

— Ещё как! Он ведь в студии профессора М.Б.Кручини занимался и в концертах выступал. У меня даже афиша сохранилась с его именем. Он после революции 1905 года был арестован, сидел в тюрьме "Кресты" Из зала суда совершил побег. По поручению партии Н.Е.Буренин отправил его в эмиграцию. Жил он некоторое время в Женеве, там и выступал в Зале Реформации. Дома мы с ним дуэты из опер пели. Николай Николаевич был во всех отношениях одарён. Знаете ли вы, что он книгу о тюрьме написал?

— Не знаю.

— Она по-французски иронично называется "Meison de la Sante " — то есть "Дом здоровья." Брат для неё обложку делал. Он и о художественных выставках писал, и на революционные темы. Я всегда удивлялась его талантливости.

Телевизор

Евдокия Николаевна давно мечтала о покупке телевизора. Пенсия у неё была маленькая, и ей пришлось почти год откладывать на это деньги. Когда я узнал о её желании, предложил добавить недостающую сумму.

— Ведь вы же с меня деньги за жильё не берёте.

Но гордая женщина наотрез отказалась.

— Даже в долг не возьму. Уговор дороже денег. Что бы я без вас делала? Вы мне, как сын, помогаете. А деньги у меня есть. Со следующей пенсии и купим.

Каждый вечер мы ходили ужинать в молочное кафе на Невский. Там обычно ели рисовую кашу со стаканом молока. В любви к молочному наши вкусы совпадали. К тому же каша была в три раза дешевле сосисок, которые Евдокия Николаевна позволяла себе только раз в неделю.

Вскоре в одно из воскресений мы отправились в Гостиный двор. От кинотеатра "Аврора", во дворе которого она жила, до Гостиного двора было рукой подать, но в последнее время она редко гуляла, мешало недомогание. Хотя решение было принято, Евдокия Николаевна волновалась:

— А вы уверенны, что его стоит покупать? Говорят, что телевизоры иногда взрываются…