Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

• Название: Размышления о жизни и счастье
• Автор: Юрий Зверев
• Жанр: Современная проза

Один философ сказал: «Человек вечно живёт в тумане».

Рано или поздно у человека появляется желание рассеять этот туман. Душа начинает требовать ответов на «вечные» вопросы. Начинается поиск смысла жизни: «Зачем я пришёл на этот свет и куда уйду? Для чего мне дана свободная воля, эмоции, разум? Всем ли нужна вера в Бога? Что такое семейное счастье и как его обрести? Какова связь между творчеством и жизнью?»

Автор книги размышляет над этими вопросами. Он пытается помочь читателю в поиске ответов на вечную загадку жизни.

Кроме того, в книге рассказывается о неизвестных сторонах жизни некоторых известных людей

---

— Осторожно, капитан, тут в полу дыра, — придержал меня кто-то, — восемьдесят метров пролетишь, а ты — не голубь.

Снаряд, видно, был на излёте. Купол пробил, а в барабане срикошетил. Прочертил полукруг — и дремлет столько лет.

Порешили сегодня не трогать. Подготовить всё надо, на руках такую махину не стащишь. Наверху, выше снаряда, на маленькой площадке нашли остовы трёх лебёдок. На них, когда собор строили, кирпичи поднимали. Лебёдки допотопные, к тому же без половины деталей. Но ребята решили, что отремонтировать их можно. Верхолазы — на все руки мастера.

Обратный путь все силы вымотал, пятиться же нужно, каждую опору ногой нащупывать. Хорошо, ребята страховали.

Наутро — другие трудности. Доложил я обстановку начальству, они стали с районными властями согласовывать. Те перепугались, вызвали милицию. Милицейский генерал предложил закрыть движение, выселить жителей из домов по каналу Грибоедова, выгнать гуляющих из Михайловского сада. Я упираюсь, конечно.

— Почему? — прервал я рассказ Виктора.

— Так ведь оцепление зевак соберёт, а зрители ещё страшней. Кое-как согласовали. Подъезжаем к собору, нас встречает целый взвод старух. На паперть не пускают.

— Что, товарищи военные, собор пришли взывать? Не дадим! Сколько уж красоты православной уничтожили!

— Да что вы, бабуси? Туристы мы. Посмотреть приехали.

Через их заслон едва прорвались. Тут дежурный милиционер рассказывает:

— Эти старухи дюже вредные. На прошлом годе все стёкла в соборе перебили. Стеклить не успевали.

— Не может быть, ты, друг, что-то путаешь.

— Не путаю я, знаю, что говорю. Не сами, конечно. Прошлая зима холодная была, голуби дохнуть стали. Вот они мальчишек и подговорили стёкла из рогаток бить. Божьих тварей спасали. Видите, сколько их в храме летает, кругом всё загадили.

В это время верхолазы ремонтировали лебёдки. В пролом тросом поднимали шестерни, ключи, гайки, зубила, прочные капроновые верёвки. Работа затянулась до вечера. Когда ребята сообщили, что "можно уже потихоньку двигать", было уже темно. Снятие снаряда отложили до утра.

К работе приступили в одиннадцать часов. Очистили снаряд от голубиных отходов, осторожно приподняли и обвязали "удавкой". Верхолазы управляли лебёдками, я стоял у провала: направлял чёрную громадину в расширенную дыру.

— Майна! — крикнул кто-то от лебёдок и снаряд пополз вниз. Принимал его наш шофёр Николаев. Чушка мягко улеглась на носилки с песком, потом проследовала в машину и отправилась, как и весь подобный груз, на полигон. Вот и всё.

— Тебя хотя бы наградили?

— Нам всем в Исполкоме грамоты вручили: и мне, и верхолазам.

— Да, история! Ты, Виктор, выходит, герой.

— Какой герой? Работа. Тот фугас у меня не первый был. Два года назад такой же из набережной Мойки вытащили, рядом с исполкомом. Ты знаешь, сколько бомб и снарядов было сброшено на Ленинград?

— Тысяч двести, кажется.

— Это только в пределах тогдашнего города. А Дачное, Автово, Пушкин, Павловск, Петродворец, Сосновая поляна — они же тогда в черту города не входили. Мой взвод всюду работал, звонки каждый день поступали. Из дота на Средней Рогатке 400 килограмм взрывчатки вывезли, на пустыре, где сейчас Московский универмаг, земля нашпигована минами была, когда метро Парк Победы строили, мы сутками оттуда не вылезали. Прямо на проезжей части перед самым Первым мая снаряд нашли, У завода "Элетросила", у Московских ворот, в больнице Коняшина, на молочном комбинате… И всюду бомбы, снаряды, мины. А ведь это только Московский проспект! А на полях, что делалось! На территории совхоза "Детскосельский" на каждом гектаре по тысяче взрывоопасных единиц находили. Разве их все подсчитаешь?

Я в пятьдесят седьмом году в Екатерининском парке работал, снаряды и мины из-под Камероновой галереи доставал. На провод наткнулся, явно его здесь быть не должно. Сотрудникам музея сообщил, а они, оказывается, о нём знают. "Перерезанный, — говорят, — это со времён Иванова осталось".

— Какого Иванова? — спрашиваю.

— Разведчик, герой наш, Александр Иванов. Он перед уходом немцев в парк пробрался и этот провод перерезал. Спас он дворец, под главным зданием тысячекилограммовые фугасы были заложены.

Между прочим, после войны лучшими разминёрами девушки были. Зоя Иванова из 334-го батальона МПВО обезвредила 3264 мины. Вот это героизм, я понимаю. Её орденом Красного Знамени наградили.

— А сейчас она жива?

— Не знаю. Она ведь подорвалась всё-таки, ноги лишилась. Я с ней не был знаком, старослужащие рассказывали. Однако засиделись мы, домой пора.

— Постой, Виктор. А как ты в газету попал?

— Заболел. Видно, нервы не выдержали. На пенсию пока ранвато было, вот в редакцию и перевели.

— Чем заболел?

— Диабет у меня. Врачи говорят — с нервами связано. Если бы один работал, а то у меня взвод, ребята молодые, "срочники". Один подорвался. Я в июле шестьдесят третьего уже на последнем издыхании работал. Сдал взвод лейтенанту Фрейману и — в госпиталь. Тогда у него после училища только "крещение" было, а сейчас Владимир Александрович уже опытный разминёр. Я звонил, интересовался. Его уже орденом наградили. Ну, пока.

Виктор встал, покряхтел, размял ноги и направился к Невскому проспекту на метро.

После этого я уже не упускал возможности поговорить с Демидовым. Он оказался человеком эрудированным и увлечённым. Интересовался социологией и, новой по тем временам наукой, кибернетикой, любил живопись, изучал технику кино, знал основы астрономии. Он с энтузиазмом погружался во всё новое, ратовал за изучение "летающих тарелок", интересовался сообщениями о "космических пришельцах". В нашу группу парапсихологов его привело неистребимое любопытство. О своих прежних подвигах он рассказывал неохотно. От кого-то из его друзей я случайно узнал, что в мирное время он был награждён двумя орденами Красной Звезды, и что о нём был снят документальный фильм. Такие сведения я упустить не мог.

— Виктор, правда, что тебя для кино снимали?

— Было разок, да всё глупо получилось.

— Почему глупо? Я слышал, что фильм даже за рубеж отправили. Ты, говорят, на руках в открытом "виллисе" снаряд вёз.

— Ну и что? Ничего там интересного нет. Враньё одно.

— Как враньё? Фильм-то документальный.

У меня о документальном кино были свои представления. Наши эксперименты снимал режиссёр Михаил Игнатов. Делал он это с предельной ответственностью, никаких фокусов или подставок не допускал. Виктор Мишу тоже знал.

— Да, Миша — человек серьёзный. Но там другое было.

— Что же другое?

— Всё. На улице Марата под карнизом жилого дома обнаружили снаряд. Штукатурка там обвалилась, он задницу и показал. Сообщили в управление, вызвали пожарную машину, выбросили лестницу. Я по ней под карниз забрался, выковырял снаряд и спустился.

— И это снимали?

— В том-то и дело, что нет. О снаряде киношники как-то узнали и через неделю звонят домой: "Вы не могли бы для нас этот эпизод повторить? У нас документальный цикл идёт: "День молодого человека". Для западного зрителя снимаем, вам хорошие деньги заплатят.

"Отчего ж не повторить", думаю. И денег обещают как раз жене на шубу. Договорились на воскресение. К двенадцати приезжаю, там уже всё готово: улицу оцепили, пожарку подогнали и лестница выдвинута. Даже болванку точно такую же только без начинки под карниз засунули.

Режиссёр отмашку дал, я поднимаюсь к снаряду, для вида ножом ковыряюсь, беру его, как прошлый раз, на руки и шагаю на первую ступеньку. А снаряд-то тяжёлый. В тот раз я этого не заметил, не до того было. А тут… Лестница длинная, никуда не упирается, пружинит. Качнулась она, меня вперёд потянуло. Выронил я снаряд и за поручень схватился. А сердце — прыг, прыг! Чуть отдышался. Спустился осторожно, матернул киношников, плюнул и домой ушёл.

— Но фильм ведь сняли! Каскадёра что ли нашли?

— Нет, уговорили всё же меня. Ещё раз пришлось лезть. Только и лестницу в стену упёрли, и болванку лёгкую изготовили, деревянную. Жена о шубе давно мечтала, а капитанское жалование — сам знаешь…

Вот такой это был человек. Два года назад Виктор Демидов умер. Диабет терзал его до самой смерти.

А тут эта радиопередача. Стыдно мне стало. Всегда Виктора помнил, а за много лет — о нём ни строчки не написал. Вспомнил, что он мне свою книгу подарил. Порылся на полке, отыскал. "Мы уходим последними" называется. И инскриптум на форзаце имеется: "Юрию Степановичу на память с глубоким уважением. В.Демидов, 19. 03. 1968 г.".

Мне тогда было тридцать два года. О литературе ещё не думал и надписи такой не заслуживал. А теперь за всех нас, живых и здоровых, приношу Виктору свою благодарность и уважение.

22 января 2008 г.

Алексей Хвостенко, Юрий Гуров и другие изгнанные