Джером Джером - Дневникъ паломника

• Название: Дневникъ паломника
• Автор: Джером Джером
• Издательство: Типография братьев Пантелеевых
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1893

«Дневник паломника» (The Diary of a Pilgrimage, 1891) — роман, основанный на реальном путешествии Джерома К. Джерома. Данный перевод (в дореформенной орфографии) был опубликован в литературно-историческом журнале «Вестник иностранной литературы», № 1 за 1893 год.

---

Б. останавливается и начинаетъ сосать трубку. Я слышу, какъ леди въ сосѣдней комнатѣ расхаживаютъ взадъ и впередъ и ворчатъ сильнѣе чѣмъ прежде. Мнѣ кажется, что онѣ подслушивали у дверей (наши комнаты соединены дверью). Я желалъ бы, чтобъ онѣ улеглись спать или сошли внизъ. Онѣ мнѣ надоѣли.

— Ну, а дальше, что же я напишу? — спрашиваю я Б., когда онъ вынимаетъ наконецъ трубку изо рта.

— Дальше?.. что-жь?.. вы можете разсказать исторію этихъ представленій.

— О, но вѣдь объ этомъ столько разъ писалось, — возражаю я.

— Тѣмъ лучше для васъ. Публика, которая уже разъ десять слышала одну и ту же исторію, тѣмъ охотнѣе повѣритъ вамъ когда вы повторите ее въ одиннадцатый. Разскажите ей, какъ въ эпоху тридцатилѣтней войны жестокая чума (какъ будто полдюжины армій, разгуливавшихъ по странѣ, высасывая изъ нея послѣдніе соки и воюя Богъ знаетъ изъ-за чего, — не были сами по себѣ достаточной чумой) опустошала Баварію, не пропустивъ ни одного города, ни одной деревушки. Изъ всѣхъ горныхъ деревень только Оберъ-Аммергау убереглось на нѣкоторое время отъ заразы, благодаря строгому карантину. Ни одна душа не могла оставить деревню, ни одно живое существо проникнуть въ нее.

— Но въ одну темную ночь Каспаръ Шухлеръ крестьянинъ изъ Оберъ-Аммергау, работавшій въ сосѣдней, зараженной чумою, деревнѣ Эшенлое, пробрался ползкомъ мимо сторожей и проникъ въ свой домъ, и увидѣлъ тѣхъ, къ кому давно рвалось его сердце, — жену и ребятишекъ. За этотъ эгоистическій поступокъ пришлось дорого поплатиться ему самому и его односельцамъ. Три дня спустя онъ и его домашніе лежали мертвыми, чума свирѣпствовала въ долинѣ и казалось ничто не могло обуздать ея бѣшенства.

— Когда всѣ человѣческія средства испытаны, остается прибѣгнуть къ Богу. Жители Аммера дали обѣтъ разыгрывать каждыя десять лѣтъ Страсти Господни, если чума прекратится. Силы Небесныя повидимому остались довольны этимъ обѣщаніемъ. Чума разомъ исчезла и съ тѣхъ самыхъ поръ Оберъ-Аммергаусцы каждыя десять лѣтъ исполняютъ свое обѣщаніе и разыгрываютъ Страсти. Они до сихъ поръ видятъ въ этомъ благочестивый подвигъ. Передъ каждымъ представленіемъ актеры собираются на сценѣ вокругъ пастора и на колѣняхъ умоляютъ Небо благословить ихъ начинанія. Выручка, за вычетомъ платы актерамъ, разсчитанной такъ, чтобы вознаградить ихъ за потерю времени (рѣзчикъ Майеръ, играющій роль Христа, получаетъ около пятисотъ рублей за тридцать или болѣе представленій въ теченіе сезона, не считая зимнихъ репетицій), идетъ частію на нужды общины, частію въ церковь. Всѣ отъ бургомистра до подпаска, отъ Іисуса и Маріи до послѣдняго статиста — трудятся не ради денегъ, а изъ любви къ своей религіи. Каждый чувствуетъ, что его работа подвигаетъ впередъ дѣло христіанства.

— Да! можно будетъ упомянуть и о старомъ Дойзенбергерѣ — подхватилъ я — о простодушномъ, славномъ священникѣ, отцѣ долины, который покоится теперь среди своихъ чадъ, которыхъ онъ такъ любилъ. Вѣдь это онъ превратилъ грубый средневѣковый фарсъ въ величавую, священную драму, которую мы видѣли вчера. Вонъ его портретъ надъ кроватью. Какое славное, открытое, благодушное лицо! Какъ пріятно, какъ отрадно встрѣтить иногда доброе лицо! Не святое лицо, напоминающее о хрустальныхъ и мраморныхъ гробницахъ, а грубое, человѣческое лицо, изъѣденное пылью, дождемъ и солнечнымъ свѣтомъ жизни, и лицо, которое пріобрѣло свое выраженіе, не созерцая умиленнымъ окомъ звѣзды, а глядя съ любовью и смѣхомъ на человѣческія дѣла.

— Да, — согласился Б. — Можете и объ этомъ упомянуть. Это не повредитъ. А затѣмъ можете разсказать о представленіи и о своихъ впечатлѣніяхъ. Не опасайтесь, что они окажутся глупыми. Это увеличитъ ихъ достоинство. Глупыя замѣчанія почти всегда интереснѣе умныхъ.

— Но зачѣмъ же разсказывать обо всемъ этомъ? — сомнѣваюсь я. — Любой школьникъ въ наше время знаетъ о представленіи Страстей въ Оберъ-Аммергау.

— Вамъ-то что за дѣло? — отвѣчаетъ Б. — Развѣ вы пишете для школьниковъ? Вы пишете для менѣе просвѣщенныхъ людей. Они будутъ очень рады узнать что-нибудь объ этомъ предметѣ и, когда школьникъ вернется домой, потолковать съ нимъ, не ударивъ въ грязь лицомъ передъ его ученостью.

— Ну? — спрашиваетъ онъ немного погодя, — что вы думаете объ этомъ?

— Ну, — отвѣчаю я послѣ непродолжительнаго размышленія — я думаю, что пьеса въ восемнадцать актовъ и сорокъ слишкомъ сценъ; пьеса, которая начинается въ восемь часовъ утра и тянется, съ полуторачасовымъ перерывомъ для обѣда, до шести вечера, — черезчуръ длинна. Мнѣ кажется, она нуждается въ сокращеніяхъ. Третья часть ея выразительна, трогательна и — чего могъ бы пожелать всякій любитель отечественной драмы, — возвышенна; но остальныя двѣ трети утомительны.

— Именно, — отвѣчаетъ Б. — Но мы должны помнить, что это представленіе не забава, а религіозное служеніе. Доказывать, что та или другая часть его неинтересна все равно что говорить, будто изъ Библіи слѣдуетъ выбросить половину, и передать всю исторію въ сокращенномъ видѣ.

Вторникъ 27 (продолженіе)

Мы бесѣдуемъ. — Аргументъ. — Исторія, которая преобразовала міръ.

— Сначала общій отзывъ о представленіи. Имѣете ли вы что нибудь противъ него съ религіозной точки зрѣнія?

— Нѣтъ, не имѣю, — возражаю я; — и даже не понимаю, какъ можетъ вѣрующій христіанинъ что либо имѣть противъ него. Придавать христіанству таинственный, мистическій характеръ — значитъ отвергать его основную идею. Самъ Христосъ разорвалъ завѣсу храма и вынесъ религію на улицы и рынки міра. Онъ былъ человѣкъ. Онъ жилъ съ простыми людьми. Онъ умеръ какъ простой человѣкъ. Современный критикъ назвалъ бы стиль его проповѣдей вульгарнымъ. Корни христіанства глубоко вросли въ житейскую почву, переплетаясь со всѣмъ обыденнымъ, мелкимъ, простымъ, повседневнымъ. Его сила въ простотѣ, въ его человѣчности. Оно распространилось въ мірѣ, обращаясь скорѣе къ сердцамъ, чѣмъ къ головамъ. Если оно еще способно къ жизни и развитію, то будетъ подвигаться впередъ только съ помощью такихъ средствъ, какъ эти крестьянскія представленія въ Оберъ-Аммергау, а не барскими затѣями и учеными разсужденіями.

— Толпа, сидѣвшая вчера съ нами въ театрѣ, видѣла Христа Назарянина ближе, чѣмъ могла бы Его показать имъ самая вдохновенная книга, яснѣе, чѣмъ могла бы Его изобразить самая пылкая рѣчь. Они видѣли скорбь на Его терпѣливомъ лицѣ. Они слышали Его голосъ, взывавшій къ нимъ. Они видѣли Его въ часъ такъ называемаго тріумфа, когда Онъ ѣхалъ по узкимъ улицамъ Іерусалима, среди восторженной толпы, махавшей пальмовыми вѣтвями и восклицавшей Осанна!

Они видѣли Его, гнѣвнаго и негодующаго, когда Онъ выгонялъ осквернителей храма. Видѣли, какъ чернь, минуту тому назадъ бѣжавшая за нимъ, восклицая «Осанна!», оставила Его и примкнула къ Его врагамъ.

— Видѣли важныхъ священниковъ въ бѣлыхъ одеждахъ, раввиновъ и докторовъ, — великихъ и ученыхъ страны, собравшихся позднею ночью въ залѣ Синедріона сговориться насчетъ Его смерти.

— Видѣли Его вечерню съ учениками въ домѣ Симона. Видѣли бѣдную любящую Марію Магдалину, омывшую Его ноги драгоцѣннымъ мѵромъ, которое можно бы было продать за триста динаріевъ и отдать деньги бѣднымъ, — «и намъ». Іуда, такъ заботился о бѣдныхъ, ему такъ хотѣлось, чтобы всѣ продавали свое имущество, отдавая деньги бѣднымъ, — «и намъ». Да вѣдь и въ нашемъ девятнадцатомъ столѣтіи часто и съ разныхъ каѳедръ и трибунъ приходится слышать голосъ Іуды, громящій расточительность и возстающій за бѣдныхъ, — «и за насъ».

— Они присутствовали при разставаньи Маріи и Іисуса въ Виѳаніи, и долго-долго еще ихъ сердца будутъ замирать при воспоминаніи объ этой сценѣ. Въ этой сценѣ человѣческой великой драмы захватываетъ всѣхъ насъ за живое. Іисусъ идетъ въ Іерусалимъ на страданія и смерть. Инстинктъ Маріи подсказываетъ ей это и она проситъ Его остаться.

— Бѣдная Марія! Для другихъ Онъ — Христосъ, Спаситель человѣчества, посланный для искупленія міра. Для любящей Матери Маріи онъ Ея Сынъ: младенецъ, сосавшій ея грудь, крошечный мальчуганъ, котораго она укачивала на колѣняхъ, чья щечка прижималась къ Ея сердцу, чьи ножонки, топотавшія по половицамъ бѣднаго домика въ Виѳаніи, наполняли Ея слухъ сладчайшей музыкой; Онъ Ея мальчикъ, Ея Сынъ; Она хотѣла бы схватить Его въ свои материнскія объятія и защитить отъ всѣхъ, даже отъ Неба.

— Никогда, ни въ одной человѣческой драмѣ, мнѣ не приходилось быть свидѣтелемъ такой трогательной сцены. Никогда голосъ актрисы (а я видѣлъ величайшихъ актрисъ, если только есть въ наше время великія), не потрясалъ меня такъ, какъ голосъ Розы Лангъ, дочери бургомистра. То не былъ голосъ женщины, то былъ голосъ Матери, воплотившей въ себѣ материнское чувство всего міра.

— Оливеръ Венделль Гольмсъ, въ «The Autocrat of the Breatfost Table», если не ошибаюсь, — говоритъ, что ему дважды случалось поддаться обаянію женскаго голоса, — и оба раза это были германскія женщины. Я не удивляюсь этому заявленію добряка-доктора. Я думаю, что человѣкъ, который влюбится по голосу, убѣдится при ближайшемъ изслѣдованіи, что онъ принадлежитъ какой нибудь германской красавицѣ. Я въ жизнь свою не слыхалъ такой прекрасной усладительной музыки, какъ голосовъ миловидной германской фрейленъ. Чистый, ясный, глубокій, полный нѣги и ласки, проникающій въ душу, онъ походилъ вѣроятно на одну изъ тѣхъ мелодій, о которыхъ грезятъ музыканты и которыхъ они никакъ не могутъ воспроизвести въ этой жизни.