Георг Гегель - Феноменология духа

• Название: Феноменология духа
• Автор: Георг Гегель
• Жанр: Философия
• Год: 1959

---

С какой бы стороны ни рассматривалась суть дела, фактически отпадает какое бы то ни было необходимое взаимоотношение, равно как и указание на него, которое говорило бы само за себя. Если же это отношение все же должно иметь место, то остается и оказывается необходимой непостигнутая в понятии свободная предустановленная гармония соответствующего определения обеих сторон, ибо одна из сторон должна быть лишенной духа действительностью, просто вещью. — Таким образом, по одну сторону находится множество покоящихся мест черепа, по другую — множество духовных свойств, многочисленность и определение которых будут зависеть от состояния психологии. Чем беднее представление о духе, тем более с этой стороны облегчается дело, ибо отчасти тем малочисленное будут эти свойства, отчасти тем более обособленными, прочными и закостеневшими, а тем самым более похожими на определения кости и тем более с ними сравнимыми. Но хотя бедностью представления о духе многое облегчено, все же остается еще очень много с обеих сторон; остается для наблюдения совершенная случайность их соотношения. Если бы из детей Израилевых каждый взял себе от песка морского, которому они уподобляются, песчинку, то равнодушие и случайность (Willkur), с которыми на долю каждого пришлась бы его песчинка, были бы так же велики, как и те, с которыми каждой душевной способности, страсти и (что здесь равным образом следовало бы рассмотреть) каждому оттенку характера, о которых имеет обыкновение говорить утонченная психология и человековедение, можно было бы указать соответственные места на черепе и формы кости [47]. Череп убийцы имеет такой — то — не орган и не знак, а такую — то шишку; но у этого убийцы есть еще много других свойств, равно как и других шишек, а вместе с шишками — и впадин; можно выбирать между шишками и впадинами. И опять — таки его склонность к убийству может быть связана с любой шишкой и с любой впадиной, и в свою очередь эти последние — с любым свойством; ибо и убийца не есть просто эта абстракция некоего убийцы, и обладает он не одной только выпуклостью и впадиной. Наблюдения, производимые по этому поводу, должны, следовательно, совершенно так же звучать, как [рассуждения] лавочника и хозяйки относительно дождя во время ярмарки или сушки белья. Лавочник и хозяйка могли бы сделать и такое наблюдение, что, мол, дождь идет всякий раз, когда мимо проходит такой — то сосед или когда на обед бывает жаркое из свинины. Как безразличен дождь к этим обстоятельствам, так же для наблюдения безразлична данная определенность духа к данному определенному бытию черепа. Ибо из обоих предметов этого наблюдения один есть тощее для — себя — бытие, закостеневшее свойство духа, как другой — тощее в — себе — бытие; столь закостеневшая вещь, как оба эти [бытия], совершенно равнодушна ко всякому «иному»; большой шишке столь же безразлично, имеется ли по соседству с ней убийца, как убийце безразлично, имеется ли поблизости плоское место.

Остается, конечно, несомненная возможность того, что с каким — нибудь свойством, страстью и т. д. где — нибудь какая — нибудь шишка да связана. Можно представить себе убийцу с большой шишкой на одном месте черепа, а вора — с такой шишкой на другом. С этой стороны френология способна еще к большему расширению, ибо на первых порах она, по — видимому, ограничивается только связью какой — нибудь шишки с каким — нибудь свойством у одного и того же индивида, так что у него есть и то и другое. Но уже естественная френология (ибо таковая должна существовать так же, как и естественная физиогномика) переступает эти границы; она не только высказывает суждения о том, что, мол, у хитрого человека сидит за ухом шишка с кулак величиною, но представляет также, что не у самой неверной жены, а у супруга имеются шишки на лбу. — С таким же успехом можно себе представить и человека, живущего под одной крышей с убийцей, или также его соседа, а дальше и сограждан и т. д. с огромными шишками на каком — нибудь месте черепа, — как можно представить себе летающую корову, которую сперва приласкал рак, прискакавший на осле, а потом и т. д. — Но если возможность понимается не в смысле возможности представления, а в смысле внутренней возможности или понятия, то предмет — такая действительность, которая есть чистая вещь и должна быть ею и которая не имеет и не должна иметь подобного значения, и, следовательно, может иметь его только в представлении.

[(у) Задатки и действительность.] — Если, несмотря на равнодушие обеих сторон, наблюдатель все же приступит к делу определения соотношений, ободряемый отчасти общим разумным основанием, что внешнее есть выражение внутреннего, отчасти опираясь на аналогию с черепами животных (которые хотя бы и обладали более простым характером, чем люди, но о них в то же время тем труднее сказать, какой же характер у них, так как представлению любого человека не так — то легко проникнуть воображением в природу животного), такой наблюдатель, утверждая возможность законов, открытие коих для него желательно, встретит отличную поддержку в одном различии, которое и нам здесь необходимо должно прийти на ум. — Бытие духа, по меньшей мере, нельзя считать чем — то просто неподвижным и непоколебимым. Человек свободен; допустим, что первоначальное бытие — только задатки, над которыми человек имеет большую власть или которые нуждаются в благоприятных обстоятельствах для своего развития, т. е. первоначальное бытие духа можно равным образом назвать таким бытием, которое существует не как бытие. Если бы, следовательно, наблюдения противоречили тому, что кто — нибудь вздумал бы утверждать в качестве закона, — если бы, например, во время ярмарки или сушки белья была прекрасная погода, то лавочник и хозяйка могли бы оказать, что, собственно говоря, дождь должен был идти, и что задатки к тому имеются, конечно, налицо; точно так же в наблюдении над черепом: данный индивид, собственно говоря, должен быть таким, как о том говорит, в соответствии с законом, череп, и у него есть первоначальные задатки, но они не развились; налицо нет данного качества, но оно должно было бы быть. — Закон и долженствование основываются на наблюдении действительного дождя и действительной склонности при данной определенности черепа; но если действительности налицо нет, то такое же значение имеет пустая возможность. — Эта возможность, т. е. недействительность установленного закона, и вместе с тем противоречащие ему наблюдения должны войти именно благодаря тому, что свобода индивида и развивающиеся обстоятельства равнодушны к бытию вообще, — к бытию и как к чему — то первоначально внутреннему и как к чему — то внешнему закостенелому, — и благодаря тому, что индивид может быть И чем — то иным, нежели он есть внутренне первоначально, а тем более — в качестве кости.

Итак, мы получаем возможность того, что данная шишка или впадина черепа обозначает и нечто действительное и один лишь задаток, и при том неопределенно — задаток к чему именно, другими словами, что она обозначает нечто недействительное; мы видим то, что всегда случается с дурной уловкой, — что ее самое можно использовать против того, чему она призвана помочь. Мы видим, что мнение природою вещи приведено к тому, что оно безотчетно само говорит противоположное тому, чего оно придерживается, — говорит, что данная кость на что — то указывает, но в такой же мере и не указывает.

То, что при этой уловке представляется самому мнению, есть истинная, прямо его уничтожающая мысль, что бытие как таковое вообще не есть истина духа. Подобно тому как уже задаток есть некое первоначальное бытие, которое не участвует в деятельности духа, такое же бытие есть со своей стороны и кость. Сущее без духовной деятельности есть некоторая вещь для сознания и столь мало составляет его сущность, что оно, вернее сказать, есть то, что противоположно ей, и сознание для себя действительно лишь благодаря негации и уничтожению такого бытия. — С этой точки зрения выдавать кость за действительное наличное бытие сознания значит полностью отречься от разума; а она выдается за него, когда рассматривается как «внешнее» духа: ибо внешнее как раз и есть сущая действительность. Делу не поможет, если скажут, что по этому внешнему только судят о внутреннем, которое есть нечто иное, — что внешнее есть не само внутреннее, а только его выражение. Ибо во взаимном отношении того и другого именно к внутренней стороне относится определение мыслящей себя и мысленной действительности, а к внешней стороне — определение сущей действительности. — Следовательно, сказать человеку: ты (твое внутреннее) таков, потому что такова твоя кость, равносильно тому, что я считаю кость твоей действительностью. Упомянутый по поводу физиогномики ответ пощечиной на подобного рода суждение отнимает прежде всего у мягких частей подобающее им уважение и положение и доказывает лишь то, что они — не истинное «в себе», не действительность духа; — здесь этот ответ, собственно говоря, должен был бы дойти до того, чтобы проломить череп тому, кто так рассуждает, дабы доказать столь же осязательно, как осязательна его мудрость, что кость для человека не есть никакое «в себе», тем более не есть его истинная действительность.