Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга цены

• Название: Хроники ветров. Книга цены
• Автор: Екатерина Лесина
• Жанр: Фэнтези

(19.07.2010) Хроники ветров. Книга 2. Правка 24.07.2010

---

Вальрик хотел отвернуться — у существа в зеркале была всклоченная грива сальных волос, впавшие, заросшие темной щетиной щеки и совершенно безумный взгляд — но жесткая рука, вцепившись в шею, буквально впечатала Вальрика носом в зеркало.

— Посмотри, в кого ты превратился. Всего семь дней и вместо человека — животное. Ты настолько слаб, князь, что позволил женщине превратить себя в животное? Хочешь скажу, что будет потом? Седло на спину, плеть в руке, а в качестве награды за послушание — постельные игры.

Стекло под щекой холодное, скользкое, а пальцы у Карла железные, не дернуться, не вдохнуть.

— А что в конце? Глупая смерть по прихоти девицы, которой не хватает острых впечатлений?

— Отпусти.

Слово каплями слюны осело на зеркале.

— Отпустить? — Переспросил Карл. — У тебя оружие, а ты просишь. Вежливо, но глупо.

Оружие? Да, кажется в руке клинок, тот самый, чересчур легкий, чересчур красивый. Женский. Ладонь вспотела и рукоять выскальзывает.

— Я жду, князь.

Теперь Карл улыбается. Ярость накатила внезапно, холодная, злая… Да по какому праву… Вальрик сам знает, что ему делать, советы ему не нужны и… ударить… снизу вверх, сзади… чтобы в живот… чтобы с пола встать.

Носом в плитку. Сапоги да-ори перед глазами. Своя рука онемела. В его, когтистой, клинок. Пусть бы бил, чтобы по шее и с одного удара. Чего тянет? Победил ведь. У него клинок и сила, а Вальрик так, недоразумение.

— Уже лучше, хотя я, честно говоря, ожидал немного большего, — вице-диктатор убрал клинок и ногой поддел второй, выпавший из руки Вальрика. — И оружие не бросай. Без оружия ты мертв. А теперь вставай, поговорим.

— О чем? — злость ушла, и теперь Вальрику было стыдно.

— Можно о погоде, но вообще, если мне не изменяет память, у нас с тобой другая тема. Или настроения нет? А руку не дергай, минут через пятнадцать отойдет.

— Почему так получилось?

— Ты про что сейчас спросил? Про прием или про жизнь в целом? Прием покажу, а что до остального, просто учти на будущее — женщины далеко не те безобидные создания, какими представляются.

— Серб тоже так говорил, — Вальрик, несмотря на предупреждение, попытался пошевелить пальцами — бесполезно, рука висела плетью. — А потом убивал.

— Ну это уже крайность, трупы мне здесь ни к чему. Итак, ты готов к нормальному разговору? Если полагаешь, что несколько не в форме, то я могу предоставить некоторое время… часа полтора хватит?

— Вполне. И…спасибо.

— Пожалуйста. Значит, через полтора часа здесь же. Кстати, что больше нравится, сабля или ятаган? Может, меч? Ладно, иди, потом решим.

За полтора часа Вальрик успел принять душ, побриться и одеть что-то не слишком мятое, странно, раньше за его одеждой вроде бы следили, а почему теперь все в таком виде? Из-за Илии? Она вошла без стука и, чуть сморщившись, будто увидела что-то в крайней степени неприятное, спросила:

— Ты здесь? Прости, но дядя сказал, что тебя вызвали… — Илия села на кровать. — Зачем? Что он сказал?

— Ничего.

— Совсем? Это невозможно. Зачем ему вызывать тебя, если сказать нечего? Нехорошо обманывать бедную девушку, — Илия склонила голову на бок, светлые волосы ровными волнами лежали на плечах, оттеняя белизну кожи, а синие глаза смотрели насмешливо и строго, точно на напроказившего мальчишку. Он и есть мальчишка, если поверил всему этому. В глаза лезли мелкие детали, на которые Вальрик прежде не обращал внимания. Например, поза. Илия полулежит, опираясь на левую руку, ноги полусогнуты в коленях, а правая рука небрежно гладит покрывало… один в один девушка с картины, которая висит в холле. Правда девушка обнажена, а Илия одета. Вот кстати про одежду, синяя полупрозрачная ткань, легкие линии, тонкое кружево, ничего общего с тем коричневым унылым нарядом, в которых ходят слуги.

— Откуда у тебя это платье?

— Платье? Тебе нравится? — Илия выгибается назад, еще одна картина, на этот раз из библиотеки. — Помнишь ту комнату, ты ведь сам сказал, что я могу выбрать что-нибудь оттуда?

— Выбрала?

— Правда, красивое? — Илия улыбается, руки медленно скользят по ткани, разглаживая несуществующие складки. — И на ощупь приятно, вот, посмотри. Почти не ощущается, правда?

Правда.

— Ну, — лицо Илии оказывается близко-близко, запах меда и вина одуряет, а в расширенных зрачках Вальрик видит свое отражение… как в зеркале. При мысли о зеркале наваждение исчезает. Он снова едва не попался, до чего же глупо.

— О чем он говорил?

— Ни о чем, — освободиться из нежного плена ее рук оказалось сложнее, чем Вальрик предполагал.

— Он сердится, да? Потому что я без спроса взяла? Но зачем ему платье? Они все равно не носят то, что одевал кто-то другой. Разборчивые… а браслет я верну, я ведь не специально, просто он очень хорошо подходил к платью.

— Какой браслет? — Вальрик окончательно перестал что-либо понимать.

— Этот, — Илия протянула руку. — Ну ведь подходит же, честно.

Синие звезды, совсем как те, из города-в-горе, цеплялись друг за друга тонкими лучами, создавая невероятно хрупкое, удивительное по красоте кружево из нежного синего цвета и серебра.

— Я ведь не специально, честное слово, я просто подумала, что раз он там, то никому не нужен. И ожерелье еще есть. Да там целый ящик всяких украшений, дедушка говорил, что их сюда из старого замка привезли вместе с другими вещами, а он глянул и приказал убрать. Значит, не нужны были. А жалко, что пропадают, красивые ведь… и к платью подходит. Ты ведь скажешь, правда?

— Обязательно.

Наверное, его уход больше напоминал побег, ну да Вальрику было все равно, главное — подальше от нее.

Обстановка в Фехтовальном зале несколько изменилась, яркий белый свет, отражаясь в зеркалах, солнечными зайчиками разлетался по выложенному белой плиткой полу. Зачем столько света? Ничего ведь не видно, зеркала жадно ловят любое движение, а желтые пятна на полу то разбегаются, то наоборот, сливаются вместе, чтобы в следующую секунду разлететься невесомыми осколками несуществующего солнца. Это беспрестанное движение, порожденное не то светом, не то зеркалами, вызывало головокружение.

Карлу здесь тоже не нравилось, вице-диктатор сидел, закрыв глаза, и нежно гладил изогнутое лезвие ятагана.

— Сядь куда-нибудь. Там, если не ошибаюсь, стул есть.

Стул был, простой, добротный, безо всякой там резьбы и позолоты, даже странно, что в месте, подобном Саммуш-ун, отыскалась столь вызывающе простая мебель.

— Итак, вижу, наша предыдущая беседа пошла на пользу. От тебя снова пахнет женщиной, но между тем ты здесь и в довольно-таки пристойном виде. Надеюсь, дальше с этим вопросом ты разберешься самостоятельно, не люблю, знаешь ли, в личные отношения вмешиваться. Теперь что касается тебя… есть одна любопытная идея, но процент успеха довольно низок, кроме того, не важно, получится у тебя или не получится, девять против одного, что ты не выживешь. Правда, в первом случае твоя смерть принесет ощутимую пользу — говорю о людях, не о да-ори, во втором… сам понимаешь.

— И что за идея?

Вальрик понял, что если смотреть строго на вице-диктатора и не шевелиться, то безумная пляска солнечных зайчиков и яркий свет не так уж и раздражают. Что же касается смерти, то… чего ее бояться? Боли? Ну так боли он не чувствует.

— Доводилось ли тебе слышать о гладиаторах, князь?

Фома

Второй разговор состоялся спустя три дня после первого. В общем-то Фома разговора не желал и даже будь у него возможность, всеми силами постарался бы избежать, но во-первых, подобной возможности ему не предоставили, а во-вторых, разговор и разговором-то назвать было сложно. Говорил главным образом Ильяс, теперь он не злился, не кричал, наоборот, был предельно вежлив. Однако вежливость эта пугала куда сильнее. Чего стоило одно предложение пойти погулять, и не внутри базы по узким бетонированным дорожкам, а снаружи, где почти свобода.

На сей раз ворота были закрыты, и пришлось ждать, пока один из солдат распахнет створки, не широко, ровно, чтобы человеку пройти. Фома прошел — хоть какое-то развлечение — а следом и Ильяс, то ли и вправду гуляет, то ли приглядывает, чтоб не сбежал. Бежать Фома не собирался, с прошлого раза пока синяки не сошли.

— Дождь будет, — Ильяс отошел недалеко, ровно до первого поворота, там у обочины медленно врастал в землю плоский розовато-бурый камень. Тонкие стебельки травы робко тянулись вверх, и казалось, будто камень тонет в зыбкой зеленой трясине.

А небо и вправду нехорошее: смурное, мутноватое, как содержимое помойного ведра. Редкие клочья облаков похожи на картофельные очистки, а солнце — желток, вытекающий из разбитого яйца.

— Ты бы присел, — предложил Ильяс. Сам он уселся на землю, спиной опираясь на холодный каменный бок, длинные ноги раздавили траву-трясину, и на серой ткани отчетливо проступали зеленоватые пятна. А к черной рифленой подошве левого ботинка прилип поздний одуванчик.