Исай Нахов - Философия киников

• Название: Философия киников
• Автор: Исай Нахов
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 1982
• ISBN: 978-5-397-00930-0

Античность — это не только величественные ансамбли древности и классические произведения Фидия, Эсхила, Софокла, Еврипида, Аристофана, но и пестрый мир городских площадей и улиц с их вечно кипящими страстями, народным бытом и борьбой трудовых низов за свои права и человеческое отношение. В книге рассказывается о философии киников, по-своему отразившей мировидение угнетенных слоев рабовладельческого общества, об удивительных мудрецах Антисфене, Диогене Синопском, Кратете, их образе жизни, проповеднической деятельности, о влиянии их учения на последующие поколения.

Рекомендуется филологам-античникам, философам, историкам, а также всем, кого интересуют проблемы античности.

---

В 529 г. специальным эдиктом Юстиниан официально закрыл все философские школы в Афинах, а перед этим, в начале VI в., мы еще встречаем там кинического аскета Саллюстия, ничего не забывшего из учения Антисфена и Диогена. Киник Саллюстий в VI в. н. э., конечно, анахронизм, но даже сам факт его существования говорит об удивительной живучести кинических идей. Родом из Сирии, Саллюстий обучался риторике и философии в Афинах и Александрии, здесь он примкнул к киникам и ведет жизнь бродячего проповедника, учившего о преимуществах древней кинической добродетели. Несмотря на внешнюю победу христианства, по своему мироощущению Саллюстий язычник и выступает как против христиан, так и против христианизирующих киников. Его выступления свидетельствуют о борьбе внутри кинической школы уже на закате ее существования. С именем Саллюстия исчезают последние следы тысячелетней кинической философии.

Друзья и враги киников. Куда рос кинизм?

За свою многовековую историю кинизм вступал в контакт с другими философскими направлениями, влияя на них и сам воспринимая чужие идеи. Несмотря на противоречивость и резкие перепады в его политической программе, наиболее подвижной части всякого мировоззрения, в кинизме всегда зрели потенции социального протеста, конфронтация с властями предержащими и официальной культурой. В нем почти никогда не умирал стихийный материализм, понятный широким массам. Эти черты оказали известное влияние на основателей Древней Стои. Один из них — Зенон Китайский, раб по происхождению, стал учеником Кратета и даже посвятил ему апологетические «Воспоминания». Сократ, Антисфен и Диоген были причислены стоиками к лику своих святых. Многие положения этики Зенона — сколок с кинических принципов (например, требование «жить по природе»), его «Полития» восприняла идеи ряда «одиозных» сочинений Диогена — трактата о государстве, трагедий «Эдип» и «Фиест». Средняя Стоя, отмежевываясь от них, пыталась извинить «грехопадение» своего первоучителя его «молодостью», как об этом говорит Филодем. Киническое влияние воспринял и ученик Зенона Аристон Хиосский. Отход от крайностей кинизма намечается уже у Зенона и ближайших его последователей Клеанфа и Хрисиппа, ориентирующих свое учение на примирение с действительностью. Хотя кинизм менее теоретически и логически фундирован, чем стоицизм, но его преимущества заключены в революционных идеях и взглядах, близких народу.

В стоицизме долгое время уживались два течения — основное конформистское и побочное оппозиционное, левое, с пониманием относившееся к радикальному кинизму (Д. Л. VI, 14). Средняя и Новая Стоя, потихоньку заимствуя у киников, повсюду громогласно отказывается от них. Нужно выбросить все киническое учение, говорил Цицерон, выражая мнение «легальных» стоиков. Враждебную киникам партию возглавляли Панетий и Посидоний, дружественную — Аполлодор из Селевкии (Цицерон. О границах добра и зла, III, 20, 68).

Уличные проповедники-стоики, о которых мы узнаем из сатир Горация, внешне мало чем отличались от киников, рекламируя затрепанные к этому времени мысли популярных кинико-стоических диатриб, но даже наиболее оппозиционные из новых стоиков скорее ориентировались на аристократию, чем на плебейскую массу. Однако у Мусония Руфа и его ученика бывшего раба Эпиктета симпатии к кинической философии явно ощутимы. С презрением говоря о лжекиниках, Эпиктет благоговейно рисует образ идеального киника, посланца богов (III, 23–25). К исправленному и подслащенному стоиками кинизму испытывал склонность даже «философ на троне» Марк Аврелий. На протяжении всей своей истории Стоя пользовалась киническим наследием, приспособив его к своим нуждам, и культивировала жанр диатрибы. Представляя две линии в философии, кинизм и стоицизм как школы испытывали друг к другу нескрываемую неприязнь.

Между гедонизмом и кинизмом лежала пропасть этических и социальных воззрений. У первого целью жизни было погружение в удовольствия, у второго — аскетизм и самодовольствование. На этом строилась жестокая критика киниками сторонников Аристиппа, ей, например, посвящалась диатриба Телета «О том, что удовольствие не является жизненной целью». Под влиянием кинической пропаганды некоторые из киренаиков, такие, как Феодор Атеист, даже изменяли свои взгляды и отказывались видеть в удовольствии благо. Непримиримый атеизм Феодора сформировался не без кинического воздействия. Этика развела по разные стороны баррикады киников и эпикурейцев. Менипп в своих сатирах высмеивал Эпикура, а эпикурейцы, в свою очередь, бранили киников, называя их «врагами Эллады» (Д. Л. VI, 101. IX, 8). Эта враждебность никогда не прекращалась.

Знаменующий закат античной философии эпигонский эклектизм впитал в себя среди других и кинические идеи. Так, один из предшественников христианства, его, по словам Энгельса, подлинный отец, Филон Александрийский, ввел в свою иудейско-греческую философию некоторые кинические идеи, случайно попавшие туда, из кинико-стоических диатриб. Почти то же самое можно сказать и об ученике Диона Хрисостома Фаворине из Арелаты, диатриба которого «Об изгнании» снабжена идеями и образами из арсенала кинизма. Следы кинического влияния нетрудно обнаружить и в беседах платоника Максима Тирского, даже восхвалявшего кинический образ жизни (XXXVI). В мировоззрении каждого философа, на которого оказывал влияние кинизм, он способствовал выявлению его наиболее прогрессивных и демократических тенденций.

Воззрения и теории киников всегда оставались отражением дум, чувств и чаяний угнетенных низов именно античного греко-римского общества, несмотря на то, что в аналогичных условиях переходных эпох в античных Индии и Китае появлялись типологически сходные черты в учениях аскетов-гимнософистов или даосов, а в средние века — в многочисленных еретических сектах и течениях, составлявших идейную базу народных движений, лейтмотивом которых был протест против неправедного богатства и социальной несправедливости. Философия киников — философия отрицания и отречения, поскольку класс рабов и неимущих свободных, составлявших ее реальный базис, сильный в разрушении, оказывался бессильным в созидании нового. До последнего часа античности киники помогали «опрокидывать» отжившие ценности старого мира, подтачивали изнутри рабовладельческий строй, тормозящий прогресс цивилизации. Все их мечты о будущем не выходили за пределы благородных, но наивных утопий. Однако их эгалитарно-коммунистические теории принципиально отличались от современных им реакционно-утопических потребительских учений, ибо идеальное общество киников строилось не только на общности имущества, по и предполагало обязательность производительного труда для всех, что исключало саму необходимость рабства, эксплуатацию человека человеком. Все это делало киников отдаленными предшественниками социалистических утопий и учений Нового времени.

Культ природы в ее нравственном понимании, проповедь опрощения, гармонии между человеком и природой, честной и добродетельной бедности, отрицание внешних благ во имя истинных, духовных, отказ от плодов господствующей культуры и цивилизации, критика властей предержащих — все это вдохновляло странствующих нищих монахов средневековья и реформаторов XVI–XVII вв.; идеал естественного права и природного равенства людей нашел сторонников среди революционных мыслителей XVIII и XIX вв. Принцип тотальной «переоценки ценностей» с позиций социальной справедливости и рационализма, предпочтение богатств духа, презрение к вещизму, провозглашение необходимости внутренней свободы, достигаемой размышлениями, упражнениями и воспитанием, т. е. силами, заложенными в самой природе человека, требование свободы самовыражения и слова, глубинный демократизм, включающий как уважение ко всем, так и отдельной личности — все это положительное наследие кинизма живет и в наши дни. В своем презрении к общепринятым нормам, выработанным вековым общественным опытом, в стремлении к безудержной откровенности, приверженности к «естественности, никогда не позорной», киники подчас переступали границы допустимого. Здесь возникала возможность трансформации, перехода кинизма в «цинизм», намеренно оскорбляющий все святое, в грубую и внутренне бездушную, асоциальную беспардонность, за которой ничего не скрывалось. Но в этом виноваты не старинные киники, а циники Нового времени, у которых с античностью общее только одно — этимология. Киники проделали огромный исторический путь. Их появление на арене истории греческой философской мысли и культуры на рубеже V и IV вв. до н. э. знаменовало начало конца мировоззрения классической древности. Зародившись в недрах античности, киники не пережили ее, но они одни из первых громко заявили миру, где один находится в рабстве у другого, что такой порядок никуда не годен, несправедлив и подлежит отмене. В свой жестокий и несентиментальный век киники, эти бунтари-одиночки, настойчиво привлекали внимание к обездоленным и неимущим, «кричали» о недопустимости всяческого рабства, об отвратительности мира сытых и самодовольных, будили заснувшую совесть людей. И этот голос, пришедший из дали веков и народных глубин, трогает нас и поныне.