Вячеслав Костиков - Роман с президентом

• Название: Роман с президентом
• Автор: Вячеслав Костиков
• Жанр: История

---

- Я очень хотел поехать в Чикаго, - поясняет президент. - Но Горбачев узнал об этом и нарочно поехал туда. Мне жаль, но ехать туда по его следам я не могу.

- Тогда в Айову. Это настоящее сердце Америки. Там был Хрущев.

Ельцин показывает на штат Монтана. Похоже, до разговора он основательно изучил географию США.

Американский посол в недоумении. Монтана - американская глубинка, дальняя периферия.

- Что вас привлекает там, господин президент? Туда никто не ездит. Там не был даже президент Буш! Поезжайте в Оклахому. Это наш Запад, центр энергетики! Президенты часто посещают Оклахому.

- Нет, Монтана! - настаивает Ельцин. - Хочу посмотреть именно глубинку. Мне не обязательно ехать туда, где чисто. Тем более что у меня есть ковбойские сапоги, которые мне подарил Буш. Правда, они мне малы и я их держу как сувенир. Для меня поехать в Монтану, - поясняет Ельцин, - это все равно как если бы президент Буш, оказавшись в России, поехал бы в Магадан. Это был бы шок для всех. В политике нужно уметь найти изюминку...

- Теперь я понимаю, почему русские вас избрали президентом, серьезно замечает американский посол. Р. Страусс был неплохим психологом, хорошо изучил характер Ельцина и умело пользовался этим, не пренебрегая грубоватой лестью.

Были и другие проблемы.

В самом начале июня мне позвонил Борис Николаевич и мрачно спросил, в курсе ли я последних выступлений Горбачева.

- Нужно, чтобы вы сделали заявление по поводу его высказываний. Сколько можно терпеть?! Сделайте резкое заявление...

У меня имелись все материалы. В том числе и полученные через Федеральное агентство правительственной связи и информации (ФАПСИ). Это давало полное представление о масштабе пропаганды, которую вел Горбачев против Ельцина за границей. Основания для "резкого" заявления действительно были.

Сегодня, с учетом приобретенного опыта, я написал бы это заявление сдержаннее, без элементов публицистического "барокко". Но в то время острота и жесткость были продиктованы реальной остротой политического противостояния в стране.

Горбачев отозвался немедленно. Уже в вечерних выпусках новостей он высказал предположение, что заявление "сделано без ведома президента". Конечно, слукавил, ибо не мог не понимать, что такого рода заявления не появляются по инициативе пресс-секретарей.

Мое заявление вызвало упреки и со стороны ряда газет. Наиболее остро прозвучал комментарий любимого мною журналиста из газеты "Известия" Владимира Надеина. Истоки его упреков я понимаю. Страна только-только обрела свободу слова, избавилась от цензуры. Именно в эти недели сами "Известия" вели жесткую борьбу с возглавляемым Русланом Хасбулатовым Верховным Советом, который хотел взять контроль над "Известиями". В заявлении пресс-секретаря усмотрели угрозу свободе слова и свободе личности. "Свобода слова, - писал Надеин, - единственное реальное достижение последних лет. А без нее - зачем нам реформы?"

На гражданские права Горбачева президент не покушался. Но "материальные права" Фонда Горбачева через несколько недель действительно были урезаны. Часть льгот была снята.

Я никогда не вступал в полемику с бывшим пресс-секретарем президента Павлом Вощановым, даже если и бывал с ним не согласен в оценках. В свое время, когда многие отворачивались от Ельцина, он оказал будущему президенту немаловажные услуги в отношениях с газетным миром. Жаль, что в окружении президента об этом так быстро забыли. Мне импонирует его искренность и та боль, с которой он говорит о трудностях России и народа. Крайне неприятно, что ряд людей в окружении президента считали хорошим тоном по поводу и без повода лягнуть П. Вощанова, благо что это безопасно.

Я читал практически все, что писал Павел Вощанов и хорошего и плохого о Ельцине, но я ни разу не говорил Борису Николаевичу об этих публикациях. Это было бы похоже на донос. Считал это ниже своего достоинства.

Но одна его статья в "Комсомольской правде" меня встревожила и огорчила. Называлась она "Кто будет жить хорошо в банановой России?". В свое время она произвела большое впечатление, поскольку носила характер политического прогноза, прозвучавшего в устах безусловно информированного и талантливого человека. Вощанов предрекал России будущее "банановой республики", "банановой демократии" или, как он уточнил, "картофельно-капустной демократии".

Я весьма далек от того, чтобы идеализировать все, что происходит в России, или оправдывать все, что делает президент Б. Ельцин. Но сегодня очевидно, что образ "картофельно-капустной демократии" оказался ложным. Можно говорить об очень несовершенной демократии, но презрительное отношение к российской демократии для меня недопустимо. И я начал убеждаться в этом во время первой своей поездки с президентом в США. Потом будет немало горьких минут, сомнений и даже разочарований. Будет много зигзагов и много потерь. Не могу не вспомнить, например, что тогда в составе делегации, приехавшей вместе с президентом в США, был Сергей Адамович Ковалев, до недавнего времени председатель Комиссии по правам человека при Президенте России. Потом его перестали пускать в Кремль. Это наводило на грустные размышления, даже если признать, что Сергей Адамович в некоторых оценках, особенно, на мой взгляд, по Чечне, был не всегда прав.

В той первой официальной поездке по Америке Ельцин был действительно великолепен. Его фигура, жесты, глаза излучали энергию и динамизм. Его открытость импонировала американцам. Он действительно олицетворял и представлял великую Россию и заставил американцев поверить в реальность происходящих в стране перемен. После поездки Б. Н. Ельцина в США можно было с полным основанием говорить не о "постгорбачевском периоде" России, а о периоде Ельцина.

Вскоре после поездки президента в США в ответ на проявленное им намерение позаботиться о судьбе пропавших без вести американцев Вашингтон сделал ответный жест доброй воли. Он касался затонувшей советской подводной лодки ПЛ-722. Приезжавший в Москву директор ЦРУ Р. Гейтс встречался с российским президентом и передал записку с подробностями этой давней истории.

Лодка затонула в марте 1968 года в северной части Тихого океана. Ее подъемом летом 1974 года занималось американское судно "Гломар Эксплорер". На поверхность американцы смогли поднять лишь часть судна. Там были найдены останки шести погибших членов экипажа. У троих моряков были обнаружены удостоверения личности, и их можно назвать. Это Виктор Лохов, Владимир Костюшко и Валентин Носачев. Личности остальных установить не удалось. Опознанным членам экипажа в момент гибели было по двадцать лет. Судовой хирург определил причину смерти: "взрыв, в результате которого члены экипажа были задавлены насмерть при несении службы".

Американские моряки организовали церемонию погребения, которая была проведена с большим достоинством и уважением к погибшим советским морякам. Для их погребения в море был изготовлен специальный контейнер из стали с раздельными нишами для каждого из найденных моряков. 4 сентября 1974 года был совершен обряд погребения. Для несения почетного караула было привлечено шесть добровольцев. Во время переноса в контейнер тела покрывались знаменем советских военно-морских сил, которое специально для этой цели было доставлено на "Гломар Эксплорер". Церемония началась с исполнения Государственных гимнов США и СССР и следовала ритуалу, принятому в советских военно-морских силах. В 19 часов 21 минуту по местному времени при последних лучах заходящего солнца контейнер опустился на дно океана.

Место погребения находится на расстоянии приблизительно девяноста миль на юго-запад от острова Гавайи в точке, соответствующей 18° 29' с. ш. и 157° 34' з. д.

Знамя советских военно-морских сил, которое было использовано при церемонии захоронения, в знак уважения к погибшим матросам и к их службе передано американским правительством российскому государству.

Глава 3

В ПОИСКАХ ТОЧКИ ОПОРЫ

Ельцина едва ли можно отнести к типу человеко-машины с заданным ритмом труда. Он, безусловно, человек настроений. В моменты обострения обстановки, особенно когда возникала опасность, он был способен работать с огромной нагрузкой, заряжая нервной энергией ближайших сотрудников. В более спокойные периоды Ельцин часто впадал в хандру. Иногда было впечатление, что он тяготится своими обязанностями, не находит себе места, замыкается и становится малоприятным в общении. В такие дни он рано уезжал из Кремля, нередко вскоре после обеда, ехал на дачу в Барвиху, где его не принято беспокоить. В эти моменты к нему лучше не приходить ни с идеями, ни с материалами. Вероятность того, что он их прочтет, невелика. Зато в периоды подъема он заглатывал бумаги, точно компьютер. Ему не хватало дня, и он "откусывал" от ночи, тем более что спал он мало и, проснувшись в два-три часа ночи, нередко требовал, чтобы ему принесли бумаги. При чтении он легко запоминал ключевые мысли и фразы.