Сергей Обручев - По горам и тундрам Чукотки. Экспедиция 1934-1935 гг.

• Название: По горам и тундрам Чукотки. Экспедиция 1934-1935 гг.
• Автор: Сергей Обручев
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1974

Автор книги — известный советский геолог, академик Сергей Владимирович Обручев, проработавший много лет на Северо-Востоке нашей Родины, описывает в этой книге Чукотку 1934–1935 гг., свои первые путешествия и экспедиции по этому неизведанному краю.

---

Снежный поток все расширяется и захватывает один за другим дома селения, а с горы к нам начинают спускаться юркие, быстрые, тонкие снежные смерчи. Бывали дни, когда целый десяток их сбегал одновременно. В это время мы торопимся закончить все дела вне дома: принести дрова, привезти воды с озера, но не всегда это проходит благополучно: ветер похищает крышку от бака с водой и угоняет ее в море, забивает лицо снегом, не дает идти.

Потом пурга захватывает и наш дом, он расположен под защитой главной вершины, и когда к нам подходит пурга, то скорость ее достигает 15–18 м в секунду. Этот момент для нас, сидящих внутри, отмечается двумя звуками: хлопаньем брезента, покрывающего крышу, и лязгом проволочных растяжек, укрепляющих трубу. Хотя на брезент положены бревна и тяжелая цепь и он туго натянут и прибит к стенам, но в течение целых суток, пока длится пурга, он ударяет по крыше размеренно, тяжело и глухо.

Напряжение ветра неравномерно, он то усиливается, то ослабевает, волны воздуха падают с горы подобно волнам моря: то сильные, то слабые. Бывают даже перерывы — вдруг грохот и лязг внезапно стихают, наступает тишина, которую действительно можно назвать «мертвой», потом вдруг, через несколько минут или даже через полчаса начинается снова неистовый грохот. При этом барометр ведет себя также невыдержанно: то подымается, то падает. У меня, например, 10 ноября записано в 2 часа дня падение на 3 мм в течение сорока минут, а за следующие двадцать минут — поднятие на 2 мм. Ветер дует обычно около суток, достигая иногда скорости 35 м. в секунду, но бывают и трехсуточные пурги.

В это время мы сидим дома; печка топится, потому что дом быстро охлаждается. Иногда выглянешь на улицу, чтобы измерить анемометром силу ветра и попробовать, можно ли идти против пурги. Но уже при ветре в 18 м в секунду передвижение доставляет мало удовольствия: лицо сечет снегом, каждый шаг берется с трудом, дышать можно только отвернувшись. Конечно, самая большая неприятность — это снег и холодный воздух, которые забиваются всюду; хотя температура и повысилась, но охлаждение очень велико. Идти все же можно, а ползти — как полагается в приключенческих романах, держась за веревку, — еще рано.

Между домами в Певеке, впрочем, веревок не протянуто. Но жители в пургу не очень любят ходить в гости и сидят дома. Певекская история прошлых лет повествует о людях, которые в пургу не могли проползти от одного дома до другого всего только 50 м; они не могли найти даже вход в дом, а ветер перекидывал их через занесенные сугробами сени.

В отличие от фантастического рассказа К., которого, по его словам, катило прошлой зимой четыре километра по льду, эти рассказы заслуживают доверия. Мы сами видели, как мимо нашего дома два певекца провезли ползком, запрягшись на манер собак, тяжелые санки с дровами. Пурга с визгом перекатывала снег через береговой галечник, и они ползли под защитой берегового обрыва.

Во время пурги поле нашего передвижения ограничено домом и амбаром. Очень часто внешнюю дверь амбара заваливало снегом, и нам пришлось сделать на западной стене амбара откидной люк, прорезав брезент. Эта стена совершенно чистая — ветер обдирает здесь снег. После пурги мы вылезаем в откидное окно и начинаем расчищать вход в дом. Сугроб со стороны двери наметает до крыши, и надо прорезать в нем траншею.

Можно было бы использовать наш опыт и сделать новую дверь на западной стороне, но до отъезда осталось так мало времени, что не стоило тратить на это драгоценное время.

После пурги Певек представляет интересное зрелище: там, где нет строений, вся береговая терраса очищена от снега. Черные галечники мрачной полосой окаймляют берег моря. Но от каждого препятствия — камня, бревна, бочки с горючим — тянется на северо-запад длинный сугроб. Особенно большие сугробы идут от домов и от куч дров. И путешествуя по поселку, то карабкаешься на крутой перевал, то спускаешься в глубокую лощину. Дети с радостным визгом катаются с этих сугробов на санках, падают и вновь карабкаются вверх.

Между сугробами выглядывают круглые дома. Главное их преимущество, по мнению организаций, завезших их сюда, заключается в том. что цилиндрический корпус является обтекаемым и возле него ветер не наметает сугробов. Но, чтобы предохранить двери этих домов от ветра и утеплить вход, пришлось приделать сени, причем для экономии дома расположили попарно и каждая пара домов имеет общие сени, их соединяющие. Таким образом, получается сложное по форме строение, в виде восьмерки, которое при каждой пурге до крыши засыпается снегом. А сквозь щели снег проникает внутрь сеней и к концу пурги набивает их почти доверху.

От пурги очень трудно предохранить постройки: ветер забивает снег в мельчайшие щели и через какое-нибудь отверстие от выдернутого гвоздя может набить целый сугроб. Наши аэросани, хорошо укрытые чехлами, после пурги были совершенно напитаны снегом, крепкая белая масса покрывала корпус внутри, обволакивала мотор, набивалась даже в чехол пропеллера, превращавшийся в толстую колбасу.

В круглые дома, сделанные из двух слоев тонких досок («вагонки») с бумагой между ними, ветер проникал совершенно свободно, и там приходилось топить печи весь день. И все же к утру температура в домах падала до 12° мороза.

Со времени передачи полярных станций Главсевмор- пути завоз круглых домов прекращен, и жители Севера не будут больше замерзать в этих остроумных постройках, предназначенных для южных широт.

Рядом с круглыми домами, дальше к западу, стоят три рубленых дома, построенных из бревен командами зимовавших здесь в 1932–1933 гг. судов. Дома эти гораздо больше приспособлены к здешнему климату, и в них можно спать, не опасаясь, что к утру снег завалит вашу кровать. Но эти дома также обращены дверями на север, и к середине зимы к ним ведут глубокие траншеи. При постройке нашего дома мы ориентировали его по другим постройкам Певека, предполагая, что они учитывают направление ветра, но оказалось, что строители имели в виду только эстетические цели — чтобы весь ряд домов глядел на море.

Но в Певеке пурга не так часта. Настоящая, юго-восточная сильная пурга бывает 3–4 дня в месяц, не больше. Пургу с северо-запада и более редкую с северо-востока можно не принимать в расчет: она слаба и не мешает жить. А жизнь в Певеке бьет ключом. Это центр большого полярного района.

Зима в Певеке

И мы поймем, в сколь тонких дозах
С землей и небом входят в смесь
Успех и труд, и долг, и воздух,
Чтоб вышел человек, как здесь.

Б. Пастернак

Огромный Чаунский район в тридцатых годах занимал площадь свыше 140 000 кв. км и протягивался на 700 км вдоль берега Ледовитого океана от р. Амгуэмы на востоке до р. Раучуван на западе, а в глубь страны — до водораздела с р. Анадырем, т. е. от 125 до 250 км. При транспортных условиях Чукотки поездки в пределах такого громадного района очень затруднены, и оленеводов, живущих в верховьях Амгуэмы, работники райисполкома могли посещать не каждый год. [6]

Создание Чаунского районного центра было одним из первых шагов в деле преобразования этого края, одного из самых глухих и далеких в СССР. Фактория основана здесь в 1929 г., а другие советские организации появились только в середине 1932 г.; но до 1931 г. все это побережье входило в Чукотский район с центром в Уэлене, лежащем на крайней восточной оконечности Чукотки.

Сначала райисполком ютился в избушке на устье р. Кремянки, в юго-западном углу губы. После зимовки судов в 1932–1933 гг. районные учреждения получили три «рубленых» дома в Певеке, и тут же были построены круглые дома, привезенные культбазой. В 1935 г. русское население Певека достигло 50 человек, из них около пятнадцати детей.

Население Чаунского района, по подсчетам местных организаций, в 1935 г. составляло 1958 человек, из них 75 %—чукчей-оленеводов, около 100 человек — русских, а остальные — береговые чукчи.

Береговые чукчи жили по морскому берегу к востоку от Певека поселками в две-три яранги, отстоящими один от другого на 30–40 км, а иногда и на 200 км. Оленеводы кочевали в глубине страны; более бедные летом выходили к берегу моря. Певек, основание которого связано с удобной стоянкой для морских судов, расположен очень неудобно для обслуживания оленеводов, и поэтому культбаза постепенно перевозила свои дома к устью Чауна, куда оленеводам попасть гораздо легче.

Вблизи Певека при нас было очень мало чукчей: две яранги в километре на востоке, две на о. Большой Роу-тан и две в десяти километрах к югу от поселка. Сообщение на собаках в этом году сильно затруднено — прошлой зимой По всей Чукотке вымерло от эпизоотии больше половины собак, так что в редкой яранге есть целый потяг (упряжка) собак. Даже в Певеке осталось только две упряжки. Поэтому сообщение из поселка поддерживается постоянно только с мысом Шелагским да изредка — с устьем Чауна. А поездки вдоль побережья дальше на восток осуществляются с большим трудом.