Михаил Аникович - Повседневная жизнь охотников на мамонтов

• Название: Повседневная жизнь охотников на мамонтов
• Автор: Михаил Аникович
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02588-1

Михаил Васильевич Аникович — археолог, доктор исторических наук, автор многочисленных статей и монографий по истории ранней поры верхнего палеолита — знакомит читателя с реалиями мира и духовными ценностями охотников на мамонтов. Речь идет об уникальной цивилизации, созданной жителями Русской равнины, обитавшими на этой территории с 23 по 14 тысячелетие до н. э.: о рождении и посвящении, неповторимом восприятии действительности, о пище и питье, охоте, одежде, семье и любви, колдунах и магии, устройстве власти, о войнах и смерти. С исчезновением мамонтов, вернее, их истреблением, с исторической сцены ушли и племена охотников, от цивилизации которых до наших дней дошли не только кости и камни, но также и произведения изобразительного искусства. Соединяя научный анализ с методом художественной реконструкции, автор позволяет читателю воочию увидеть и почувствовать всю неповторимость повседневной жизни наших предков.

Книга иллюстрирована фотографиями из личного архива автора.

---

…Но тут, не из пещеры, — откуда-то сверху послышалось злобное:

— Р-Р-Р-Р-ХА-Р-Р-РА!

Могучий, гривастый, серо-желтый зверь с края оврага презрительно смотрел на охотников и, поигрывая мускулами, готовится к прыжку…

— Спокойно, Анго, спокойно! — твердил Дрого, сам не понимая, что он бормочет. При виде зверя к нему вернулся весь охотничий азарт, а вместе с тем и хладнокровие. Разом вспомнились и уроки, и рассказы Мала — победителя тигрольва. Сейчас хищник прыгнет, — ив точно схваченный миг нужно пасть на левое колено и выставить, уперев в землю, копье, так, чтобы зверь сам насадил себя на острие! Сейчас…

ПРЫЖОК!

Дрого не прогадал. Но даже прыжок с земли сбил тогда с ног более крепкого Мала! Высота удвоила силу броска и без того могучего зверя. К тому же при прыжке сверху точный расчет для охотника труден. Тигролев попал на выставленное вперед бивневое копье, но боком; острие пропороло шкуру, разорвало мышцы, но ни сердце, ни легкие затронуты не были. Разъяренный зверь подмял под себя охотника!

Дрого спасло то, что, ошеломленный нежданной болью, зверь в ярости делал много ненужных движений, удары когтей приходились в основном по земле, хотя задняя лапа и располосовала штанину, и кровь хлестнула из ноги… Копье бесполезно, кинжал… Рука притиснута, не вывернуть, не достать!

Сверху — глаза Анго и взметнувшаяся с копьем рука.

(Пригвоздит обоих! Как тогда, в бою!)

Анго знал: тигролев — для Дрого! Для будущего вождя! И когда зверь ринулся вниз, он отступил на шаг, чтобы не мешать брату. И тут…

Копье не пронзило напавшего, только порвало бок. И вот уже — оно бесполезно, и Дрого внизу, и тигролев сейчас… Остается одно, последнее! Анго с занесенным копьем бросился на помощь брату.

Один его удар прикончил бы хищника на месте! Но, встретившись глазами с Дрого, Анго вспомнил о том роковом своем ударе, намертво пригвоздившем к земле обоих врагов: илагии, и сына Мамонта… Рука дрогнула, — копье скользнуло вдоль лопатки!

Но этот удар спас Дрого. Разъяренный от боли зверь оставил свою жертву, чтобы схватиться с новым врагом. Он так и не понял, до последнего своего мига, что не о добыче, не о мести нужно было заботиться ему сейчас, — о спасении своей жизни от этих двуногих! Тигролев еще не успел изготовиться к новому прыжку, — а вывернувшийся из-под него охотник уже отпрянул, уже сжимал в руках свое оружие! Теперь их было двое, и теперь тигролев знал, что это такое — их острые палки! Но выхода нет, — и он рванулся вперед, чтобы быть принятым сразу на оба бивневых копья!

Весело трещит костер, и остановлена кровь, — не хлещет больше из многострадальной ноги Дрого. Почему-то именно левой больше всего достается!.. Домой они потащат на еловых шестах только шкуру — с хвостом и лапами — она подсыхает, выделанная лишь начерно. Да отдельно — голову. Мясо останется здесь. Не на радость лисицам, нет. Они проводят своего могучего врага на Ледяную тропу по всем правилам, — чтобы не было у него обиды на своих убийц, чтобы ни Хозяева леса, ни великие предки тигролъва не стали преследовать охотников. Они встретились как враги. Но сейчас с побежденным должно расстаться друзьями.

— Дрого, а как же теперь?.. Кому быть вождем?

Дрого улыбнулся. Его брат искренне озабочен столь важным вопросом, хотя он уже пытался объяснить, что к чему.

— Анго, я уже сказал: это так только говорится! И не убивший тигролъва может стать вождем. И убивший — не стать. Это доблесть, — и только.

— Убивший тигролъва, носит на шее его когти, так?

— Так.

— Когти твои, Дрого! Твой удар был первым!

— А если бы не твой, — тигролев делал бы сейчас свои амулеты из костей Дрого! Решать не нам, брат! Вождю. По мне, — так оба заслужили. Ну, да это потом! Сейчас могилу готовить нужно. И тризну.

…Арго любовался головой и шкурой могучего зверя, которые лежали у его ног. Что говорить! — он давно мечтал втайне о таком даре — от своего сына! И вот, — мечта стала явью!.. Быть может, и все беды к концу близятся?

— Кто же из вас одолел его, дети мои? Чью шею должны украсить когти этого зверя, носившего на своей спине самого Хыхана, мужа Хозяйки леса?

— Анго! — произнес Дрого.

— Дрого! — произнес Анго.

Вождь улыбнулся.

— Пусть мой старший сын расскажет по порядку, как было дело. А ты, Анго, если нужно будет, — добавишь.

— Ну, что ж! — сказал вождь, когда рассказ был окончен, — Вижу: вы оба одинаково достойны этой награды! Так пусть же два когтя с правой передней лапы получит тот, кто нанес первый удар, и один коготь тот, кто спас своего брата!

Братья радостно переглянулись. Вождь сам вырезал когти, приготовил амулеты и торжественно надел их на шеи своих сыновей, — победителей тигролъва…

Глава 8 Пища и питье

Теперь можно поговорить о том, что же ели и пили охотники на мамонтов, обитавшие на Русской равнине много тысячелетий назад? Насколько разнообразен и обилен был их обеденный стол? Да и как готовили пищу в те отдаленные времена, когда люди еще не имели представления о керамике, об огнеупорном горшке, который можно поставить на костер, вскипятить в нем воду, сварить кашу или похлебку?.. Полное отсутствие такой посуды определяет, пожалуй, самое главное, самое принципиальное отличие палеолитической «кухни» и домашнего быта от кухни и быта более поздних эпох — с неолита до современности!

Посуда

Как ни трудно представить себе теперь, но керамическая посуда, даже самая примитивная, появилась на Земле сравнительно недавно. Ее широкое распространение знаменует собой начало «нового каменного века» — неолита, причем древнейшие глиняные горшки стали лепить и обжигать на Японских островах около 11 тысяч лет назад (в период так называемой «культуры дземон»). К тому времени в Восточной Европе уже исчезли интересующие нас сообщества охотников на мамонтов. Так что констатируем заранее: посуды в современном смысле слова они не знали.

Однако стоит взглянуть на проблему иначе. Со школьных лет все мы знаем, что в палеолитических сообществах еду доставляла не только охота, но и собирательство. Из этнографии известно, что занимались им женщины и подростки, собиравшие ягоды и грибы, съедобные коренья и зерна, улиток и речные раковины… Порой, при отсутствии дичи, все это не просто обогащало пищевой рацион, но и спасало общину от голодной смерти.

Что же конкретного известно археологам о собирательстве охотников на мамонтов? Вроде бы, совсем немного. На их поселениях находят так называемые песты-терочники — специфические каменные орудия, предназначенные для растирания кореньев, злаков и орехов. Другой очень важной находкой являются бивневые мотыги, которыми пользовались для выкапывания корней и рыхления земли (наряду с не сохранившимися до наших дней «палками-копалками»). Кроме того, ученым известны гравированные на кости или сланцевых плитках изображения растений. Все это свидетельствует о развитом, усложненном собирательстве. Это последнее предполагает постоянный сбор и запасы различных дикорастущих растений и плодов, а также прекрасное знание и использование их свойств — и в кулинарных, и в медицинских, и в иных целях. Именно это, в конечном счете, привело к дальнейшему окультуриванию злаков: ведь за особо ценимыми растениями люди начинали специально ухаживать, даже высеивать их. Без такого переходного этапа трудно представить себе и возникновение земледелия.

Усложненное собирательство, безусловно, требовало наличия в домашнем обиходе самых разнообразных емкостей. Мы знаем об этом и по этнографическим данным (к примеру, австралийские аборигены вплоть до XIX—XX веков вовсе не употребляли глиняной посуды), и по находкам деревянных сосудов на более поздних памятниках, где дерево сохранилось либо в отложениях торфяников, либо в условиях вечной мерзлоты.

Конечно, всем этим плетеным или кожаным сумкам, деревянным корытцам и плошкам еще далеко до «настоящей» посуды. Но ведь само это понятие означает в широком смысле слова: «предметы, используемые для переноса, хранения и приготовления еды и питья». А первое появление предметов такого рода уходит корнями в куда более глубокую древность, чем неолит — едва ли не к самому началу истории человечества. В конце концов, даже некоторые шимпанзе используют для питья свернутые листья, из которых, как из губки, высасывают воду (чем не примитивная «чашка»?). Нельзя усомниться в том, что за сотни тысяч лет, прошедшие от возникновения человечества до появления культур охотников на мамонтов, люди накопили богатейший опыт по изготовлению такой «протопосуды».

Археологи располагают и более определенными данными о том, что люди верхнего палеолита имели самую разнообразную тару — кожаную, плетеную, деревянную, берестяную и костяную. К сожалению, в самих культурных отложениях той эпохи подобные вещи не сохраняются — за редчайшими исключениями. Так иногда на верхнепалеолитических стоянках находят небольшие чашечки, вырезанные из кости или выдолбленные из камня. Но все же, как правило, о наличии тары в палеолите ученые судят по косвенным данным. Например, на знаменитой стоянке Костенки 1/1, оставленной охотниками на мамонтов, пришедшими на Русскую равнину около 23 тысяч лет назад, довольно часто встречались «кладики» кремневых пластин. Эти находки так залегали в слое, как если бы раньше они находились в кожаных мешочках: кожа истлела, а взаимное положение вещей сохранилось. Кстати, некоторые костяные изделия, обнаруженные на том же поселении, очень напоминают собой бурдючные пробки.