Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!

• Название: Здравствуй, Гр-р!
• Автор: Татьяна Стекольникова
• Жанр: Фэнтези

Всего несколько дней из жизни женщины. События, которые произошли совсем недавно. Или случились сто лет назад? Роман, в котором есть все: любовь, ревность и предательство, месть и убийство, зеркала и драгоценности, коты и домовые, мистика и тени, Нина и Гр-р…

---

Тут я, как Шахерезада, прервала дозволенные речи. Кот по-прежнему не сводит с меня глаз, уши торчком.

12. Я продолжаю кое-что вспоминать.

Я встала, добежала до двери, посмотрела, не стоит ли кто снаружи — похоже, свет горел только в спальне Анны, где я беседовала с котом. Даже жандарма не было видно. Непривычно тихо. Представьте современный нам с вами дом — сколько самых разнообразных шумов: и телевизоры, и телефонные звонки, и работающая бытовая техника, и машины с улицы… У них и на улице ничего не слышно. Я раздвинула портьеры — кромешная тьма. Даже света от окон не видать. А как же "ночь, улица, фонарь"? Раз написано "фонарь", так должен быть… Но никаких фонарей я не увидела, как ни вглядывалась во мрак ночи. Интересно, а есть ли альтернатива люстре? Ну, типа ночника… Что-то мне стало неуютно с этой гроздью лампочек под потолком, льющих дрожащий желтенький свет. Я подергала горнично-вызывательное устройство. Где-то очень далеко в тишине звякнул колокольчик. Явилась Даша, по-прежнему в форменном платье — и со свечей в подсвечнике. Оказывается десять вечера. Все в доме разбрелись по своим углам и спят — кроме меня. Горничная не ложится и ждет, когда я ее позову, чтобы она помогла мне облачиться в ночную одежду. Еще чего… Снова лезть в батистовые оборки? Дудки! Какого лешего? Пусть все тащит, а я сама уж разберусь, что надевать, а что — нет. Скоро горничная ушла, вынув из моей прически шпильки, оставив на кресле кучу тряпок и вручив мне зажженную свечу — ту самую, которую я уронила, едва став Анной. Со свечой веселее не стало — наоборот, и без того незнакомое помещение стало ну просто бермудским треугольником, где ни черта нельзя найти. Кое-как отыскав в ворохе батиста ночную сорочку и пеньюар, я с большим трудом рассталась с домашним платьем (крючки и завязки и на нем были в самых неудобных местах) и влезла в одежду для спанья. Подняв свечку повыше, короткими перебежками я добралась до заветного диванчика. Там уже торчал кот.

Пообещав коту, что я буду развлекать его приятной беседой хоть до утра, я протянула к Маркизу руку, ожидая новых плевков и шипения. К моему удивлению, кот не стал кочевряжиться и взобрался на валик дивана, уступив мне место на сидении, и даже перестал бурчать. Опустив на пол подсвечник, уложив поудобнее диванные подушки и накрывшись, наконец, пледом я вздохнула: как же я устала за этот безумный день! Кот коротко мявкнул — требует от своей Шахерезады продолжения истории. Ну что ж… Я закрыла глаза и представила себе дверь квартиры номер два в доме губернатора, в Энске — широкую, двустворчатую, обитую старинным дерматином. Кнопки звонка не было, и я уже собралась стучать по косяку, когда заметила, что дверь вовсе не заперта. Засунув голову в прихожую, я прокричала "Есть кто-нибудь?" в самой приветливой тональности. Ответом была тишина. Постояв немного в подъезде, я снова просунула голову в дверь. И тут, как мне показалось, у меня над ухом раздался резкий голос: "Входи уже! Что ты там жмешься?" И я вошла. "Иди прямо, потом направо…" — скомандовал голос. Конечно, я, страдающая топографическим кретинизмом, повернула налево и уперлась носом в стенной шкаф. Чтобы найти дорогу назад, пришлось аукнуть: "Э-эй, вы где?"

— О, дьявол! Что тут тебе — катакомбы Парижа? — в голосе слышалось недовольство. Это вместо благодарности за мой скорый приезд — по первому зову, так сказать…

— Иду, иду, вы не волнуйтесь!

— Как не волноваться — каждая минута на счету…

Старуха как старуха — самая обычная, не худая и не толстая, в меру морщинистая. Взгляд острый. Седые кудряшки. Лежит себе, обложенная подушками… Постель чистая… Кто-то за бабкой, значит, ухаживает… Лет ей, наверное…

— Девяносто шесть…

Вот уж ни за что бы не подумала…

— И не смотри на меня, как на чудо природы… Лучше сумку поставь — что ты в нее вцепилась… Стул пододвинь…

Ну нет, бабушка, что-то уж больно вы раскомандовались… Пока не узнаю, зачем я здесь, не буду вашей марионеткой!

— А никто из тебя марионетку и не делает…

— А откуда вы…

— А оттуда… Садись…

Я уселась на стул, повозилась, снимая куртку и развешивая ее на спинке. Старуха молча следила за моим копошением, и как только я затихла на своем стуле, деловито изложила суть дела. Буквально в двух строках:

— Зовут меня Луиза Ивановна Закревская… Я сестра твоей бабушки, значит, ты мне приходишься внучатой племянницей. Пришла пора мне умереть, а не могу — потому что некому передать силу. Раз ты приехала, все в порядке — уже сегодня и помру.

Я моментально превратилась в девушку с веслом, на этот раз — сидячий вариант, и тупо уставилась на с виду весьма бодрую старуху. Мыслей в моей голове было не больше, чем в гипсовом изваянии.

— Ты же о ведьмах слышала? Колдуньи, ворожеи, чародейки? Волшебницы?

Я утвердительно кивнула, по-прежнему не приходя в разум.

— И что, тебя такая перспектива не радует — стать ведьмой?

Я помотала головой — в смысле, нет, не радует.

— Ну, выбора-то у тебя все равно нет…

— Да не хочу я становиться ведьмой! Дичь какая-то… Средневековье…

— Не хочешь — не становись… Все равно все получишь, что мое было…

— Это вы о наследстве? Может, есть более достойные люди — подруги там, мужья… Вы же меня совсем не знаете.

— Мне достаточно знать, что у нас одна кровь… И другой родни женского пола у меня нет. Речь вообще не о материальном. Теперь не перебивай меня и слушай.

Я и так слушала — а что мне оставалось? Было заметно, что с каждой минутой старухе все труднее говорить. Паузы между словами удлинялись.

— Позовешь… потом… Громова — его контора внизу, видела? Он… тебе дарственную на квартиру отдаст. Ты ему… верь… Здесь живи — тебе же все равно где… Только зеркало не передвигай — пусть висит… где висит… Тюне отдай деньги, что… в комоде… в ящике… справа…

— А Тюня — это кто?

— Выйди в подъезд… покричи, она проявится…

Я подумала, что старушка оговорилась, и поправила:

— Вы хотели сказать — появится…

— Не перебивай! Я сказала то, что хотела… Покричи, Тюня и проявится…

Я встала, чтобы пойти покричать, но старуха раздраженно отрезала:

— Да не сейчас, потом! — и я осталась сидеть на своем стуле.

— Луиза Ивановна, может, "скорую" вызвать?

— Никаких… "скорых"… Воды дай… На кухне возьми, в чайнике…

Кухню я обнаружила на удивление быстро и также быстро вернулась к старухе с чашкой. За то короткое время, что я бегала за водой, нос и подбородок Луизы заметно заострились, губы посинели, дыхание сделалось прерывистым. Ей уже не до воды… Нет, без врачей не обойтись… Я нашла в сумке свой сотовый — где телефон у старухи, я не знала, да и есть ли он вообще… С мобильником я вышла в коридор и вызвала "скорую помощь".

— Нина, — позвала старуха. — А ну, сядь!

Вот тебе и умирающая, так рявкнуть!.. Я села на стул, держа в руках чашку с водой.

— Водички…

Я поднесла к ее рту чашку, но старуха мотнула головой. Я поставила чашку на столик у изголовья.

— Руку дай, — прошелестела она, как будто последний окрик отнял у нее оставшиеся силы.

Пришлось пересесть на кровать, чтобы взять Луизу за руку. Я почувствовала, как ее пальцы слабо дрогнули.

— Ты… внучке своей все отдашь…

— Какой внучке? Нет у меня никаких внучек…

— Будут… Найдешь… чемодан желтый… Об Анне думай… Только не часто… А то застрянешь… там… Думай об Анне, когда смотришь в зеркало! Думай об Анне… Зеркало…

Это были последние слова Луизы. Пальцы ее разжались.

Я вышла в подъезд и крикнула: "Тюня!" Надо же такое имя иметь… Или это прозвище? Как же ее, эту Тюню, по паспорту зовут? Ничьих шагов в подъезде я не услышала, поэтому спустилась на первый этаж, где я видела дверь с маленькой табличкой "Гром" — по-видимому, черный ход в контору, — и вошла внутрь. Какой-то мужик шагнул мне навстречу. Я сказала ему, что Луиза умерла, а я жду его наверху. Разглядывать его было некогда — в подъезде раздались шаги — врач из подъехавшей машины "скорой помощи".

Вместе с врачом мы вошли в квартиру Луизы. У кровати с телом, уже накрытым простыней, стояла на коленях старушка в плюшевой жакетке, какие носили лет шестьдесят назад, и плакала, вытирая слезы концом шерстяного платка. Видимо, это и была Тюня. И как она прошмыгнула мимо меня? Я и не заметила… Пока я объяснялась с врачом, подоспел тот, из конторы, и значительно ускорил процедуру освидетельствования тела. Если бы не он, быть бы мне в милиции и объясняться с местными ментами — рассказывать, как я оказалась рядом с покойницей, и доказывать, что я не душитель старушек. Обменявшись с доктором рукопожатием, мужик по-хозяйски поднял скатерку на столике возле кровати и вытащил школьную тетрадку, в которой врачи из районной поликлиники делали свои записи, когда посещали Закревскую на дому. Так, с тетрадкой, Луизу и увезли.