Владислав Задорожный - Защита от дурака

• Название: Защита от дурака
• Автор: Владислав Задорожный
• Издательство: Друг читача, ТПО "Вариант"
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1990

Роман Владислава Задорожного «Защита от дурака», написанный в 1983 году, до наступления периода гласности не имел ни малейшего шанса быть опубликованным. По сути, это была книга «для стола». Ведь все, что так или иначе проецировалось на тогдашнюю действительность, усердием окололитературных чиновников не допускалось к народу. Но, быть может, за эти годы не только рукопись покрывалась пылью, но и ее содержание — многое ведь изменилось с тех пор, множество фактов, ранее старательно припрятываемых от масс, стали всеобщим достоянием? Нет. Ходивший в годы застоя «по рукам» любителей фантастики роман и сегодня не утратил актуальности. Иначе, впрочем, и не могло быть. Социальная фантастика, философская фантастика менее подвержены времени, чем так называемая научная фантастика, едва поспевающая (во всяком случае, пока дело обстоит именно так) чуть-чуть опережать научно-технический прогресс. Природа власти и ее реализация — вот основная тема романа, который в каком-то смысле можно назвать в романом-предупреждением обществу.

---

— А как же 999 президентов? Их ведь уважают?

— Слегка. Да и то потому, что они выборные, они случайные. Их раз в ступень избирают — разыгрывается лотерея, в которой участвуют все жители Агло. 999 номеров выигрывают. Кто выиграл, тот на ступень становится одним из президентов. Поскольку у нас все безызъянно умны, то нет большой разницы, кто станет президентом.

— А в оранжевой службе начальники тоже — «ветошки»?

— Там дисциплина, там другое. Они Дурака призваны поймать. Мы все Его караулим, но — любительски. А они профессионалы. Им надо действовать четко и слаженно, как и всем. Но и мгновенно. А для оперативности нужна иерархия.

— Ирархия?

— Отвяжись, деревенщина.

— А почему вас Пойдемкой называют?

— Гы, гы… гвоздь в галактику!.. Оттого, что я чуть замечу за кем — сразу к нему: «Пойдем-ка, голубчик, на Г/А!» Я наблюдательный, ушастый и глазастый. Другие мнутся, сомневаются, прежде чем послать кого-нибудь на Г/А, а я быстрый: «Пойдем-ка!» Меня выговоры не остановят — чихал я на них.

Я поежился. Мне не хотелось «пойти-ка».

— А меня зовут Бажан, — говорю.

— Тебя зовут щенок и деревенщина. Я и до твоей сути докопаюсь. Понял, трескучий сторож!

* * *

Через несколько попыток наши отношения с Пойдемкой кое-как наладились. Он по-прежнему называет меня деревенщиной и щенком, но показал, как следить за конвейером и где роботам нужна агломератская помощь. Большую часть рабочего времени играем в бегунка или слоняемся по цехам, болтая со знакомыми. Сперва я хотел направить Пойдемку за безделие на Г/А, но кругом все точно так же — производство не прекращается, работники на мой вопрос раздражаются: что приносят пользу и еще какую, и не деревенщине лезть не в свое дело!.. Мне открылся новый волшебный мир общественно полезной деятельности. Я приношу пользу, я лег камнем в кладку против пришествия Его. ЗОД — незыблемая стена.

Состоится митинг.

Огромный зал. Толпа по рядам расселись.

Работников неожиданно много. А мне-то что, все автоматы делают. «Обычно никого не видно — прячутся от начальства», — поясняет Пойдемка.

Первыми — начальники. Их никто не слушает, громко переговариваются, в того же бегунка играют, анекдоты травят, агломераты с агломератками заигрывают, а те кокетничают вовсю. Начальники: надо лучше и больше. Мне стыдно, что их не слушают.

— Мы должны, — говорит начальник нашего цеха, — бороться с извращенным отношением к установлениям ЗОД. Нельзя ждать, пока нагрянет Дурак, нужно трудиться, чтобы не бояться Его пришествия.

Я почти не понял, но он что-то по делу говорил. Едва закончил, на трибуну — коротконогий, перемазанный, нос перебит:

— Братаны! — на высокой ноте, все аж вздрогнули. — Что же это творится! Доколе мы будем бездельничать? Я чую, Он наблюдает за нами, притаившись за колонной, — агломерат на трибуне покосился в сторону одной из колонн, и все с ужасом посмотрели туда же, — за колонной никого не было. — Он подглядывает за нами и хохочет! То-то, думает, напугал их всех! У них руки опустились, они ничо не делают, все у них разваливается, не получается. А мне, Дураку, того и надо! Братаны, доколе будем тешить? Инда смеется!

Зал взревел одобрительно. Едва с перебитым носом сошел, взгромоздился агломерун с черной, словно обугленной головой:

— Работники, мы полны решимости решить нерешенные решительные решительно. Наряду с этим имеем ряд рядов из ряда вон выходящих, в то время, как необходимо обходить обходимые необходимости и еще раз усиленно усилить усилие по усилению!..

Он говорил решительно, темпераментно, все поначалу слушали его и кивали, полупривстав от радостного ожидания чего-то особенного. Через пять долек времени все устроились поудобнее и задремали. Старец говорил что-то совершенно необходимое и важное, но не только понять, но и слушать его было тяжело, и не было до конца понятно, понятно ли ему самому то, что он говорит, или он говорит так только потому, что так удобнее нанизывать слова… и казалось, что он сейчас говорит одни слова, а если его перебить или оспорить, он может сбиться на прямо противоположные слова и по-прежнему черпать из своего неиссякаемого колодца.

Потом была резолюция:

— Будем работать до седьмого пота, утрем нос Ему. Вот наше решение.

Раздалась сирена. Конец рабочего дня.

— И славненько, — говорит Пойдемка. — Отработали.

— Работники, — говорит ведущий, — завтра с утра состоится горячее обсуждение проблемы необходимости ставить проблемы. Обязательно для всех, кроме Дурака.

На улице я долго ничего не говорил. Потом спрашиваю Пойдемку:

— Теперь все переменится. С завтрашнего дня засучим рукава?

— Тьфу! Этих митингов — пруд пруди. Если после каждого лучше работать, так сейчас бы я по Агло в день строил.

— Хорошо, вы ничего не делаете, чтобы не пошло Дураку под хвост, и в том корпусе ничего не делают, и в том, и в том. Но откуда же все вещи, все продукты?

Пойдемка усмехнулся:

— А техника на что? Она и работает помаленьку.

* * *

Домой к ужину. Мать, отец, сестренка уплетают за обе щеки. Едва я, мать и отец стоп жевать, виновато.

— Опять объедаетесь? Который раз едите?

— Ш-шестой, — мямлит отец. — Мы и не едим, а так…

Встает поспешно из-за стола, за ним проворно мать и — за собой — Зайчи. Сестра в слезы: «Я голодная!»

— Вот, и ребенку прививаете извращенное отношение к установлениям ЗОД! — кричу.

Отец и мать по своим комнатам — шасть.

Зайчи через час успокоилась, забыла — и ко мне. Я сижу и думаю над событиями последних попыток. Есть над чем.

Нежно обняла меня и лепечет:

— Бажанушка, правда, что наша планета в центре вселенной?

— Нет, только кажется.

— А в трудной ситуации ты придешь на помощь другу?

— Да, после проверки, не Дурак ли он. Но какая связь между твоими вопросами?

Зайчи помалкивает. Меня вдруг осеняет. Я оторвал ее от себя. Ведь надо же — пять ступеней отроду, а…

— Ты меня проверяешь?

— 3-зондирую…

Вдруг испугалась, взвизгнула и убегает. Стыдно или накажут?

Я немедленно за ней.

— Зайчи, милая, я очень рад, что у меня такая сестренка. Будь всегда такой — начеку.

* * *

Решил отцу тот же вопрос;

— Если никто не вкалывает, как следует, в ожидании каких-то перемен, то кто же …работает? Откуда на чем сидим и что едим?

— Ну, мы не все рабочее время дискутируем и баклуши бьем. От скуки возьмешь и слегка поработаешь. К тому же — станки, компьютеры разные, автоматика, они, знай себе, работают — о Дураке не думают, — отец стыдливо отводит глаза.

— Я хочу приносить пользу.

— Успокойся, сынок. Что поделаешь, коли негде, негде. Только на потребу Дураку, Него ради… а разве Ему ты хочешь приносить пользу?

Запутанно как.

— А почему смежные производства не могут наладить взаимные поставки? От чего цепочки производств дают сбои? Мне один работник говорил.

— Где-то в цепочке сидит Дурак и гадит, — поясняет отец.

— Но ведь Дурак — один на всю планету, а цепочек — тысячи. Как же он успевает?

Отец смотрит — боязливо и назидательно:

— Он все может — преподлая натура!

— Как же так? — не унимаюсь. — В тысяче мест сразу?

— Он и в миллион мест поспеет. — И вдруг, без всякого повода, отец как заорет: — И не смей спорить со мной!

Я угрюмо…

* * *

На следующую попытку я из любопытства цех за цехом.

Потом в свой цех. Подхожу. Как-то странно тихо. Не совсем что-то приглушенно гудит. Замер на пороге. Подвывающий шепот. Похоже, не агломераты разговаривают.

— Ну и что?

— Как что? Парадокс о бесконечных множествах помнишь? На этой основе можно мозговать дальше…

— Хорошо, попробую. Неплохая игра, к тому же можно вычленить какие-то базовые научные понятия, между прочим… Слушай, а ведь мы не успеем сегодня выдать норму продукции.

— Тебе-то что? Ну, дашь ты норму, а тут нагрянет Дурак — и все насмарку. Дашь ты норму или нет, никто и не заметит. Работать нужно ровно столько, чтобы замазать агломератам глаза, и чтобы они не демонтировали тебя. Вот я: с утра до вечера что-то таскаю, переставляю, колочу, мигаю лампочками, устраиваю даже аварийные ситуации для полной естественности, а при этом думаю о своем, развлекаюсь, по мере сил.

Я слушал, объятый ужасом. Голоса автоматов! Я вступил в цех. Ни одного агломерата, как я и думал. Голоса мгновенно смолкли, цех наполнился гудением, шлепками, рокотом — во все стороны понеслись детали обогревателей, замелькали манипуляторы, замигали лампочки.

Вошел Пойдемка. Я молчу. Чувствую, что такое рассказывать нельзя. Еще не так поймут. Вруном сочтут.

* * *

— Отец, что это за фотографии? Я нашел у тебя в столе под бумагами.

Мать взглянула и отпрянула. Отец стал прозрачно-серым.