Дуглас Коупленд - Поколение Икс

• Название: Поколение Икс
• Автор: Дуглас Коупленд
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998

Дуглас Коупленд (род. в 1961 г.) – один из самых значительных авторов современности, создавший термин «Поколение Икс», чьи романы были переведены на 22 языка в 30 странах.

---

В своем раздрайном и полустебном интервью 1994 года, изданном под названием Полузабытая беседа с Дугласом Коуп-лендом, он говорит: Индивидуальная память уходит первой, корпоративная – последней. И когда ты забудешь свою семью, ты еще долго будешь помнить Мальборо.

Впрочем, по известному афоризму определить – значит ограничить, страсть назвать все предметы и создания по именам порой оборачивается зловещей стороной. Имена становятся оковами. Таков подтекст одного замечания из пронзительного эссе Коупленда Немецкий журналист. Повествователь и его спутник наблюдают за стайкой пожилых туристов: Мы задумались, не суждено ли нам, как ни старайся, превратиться в итоге в членов турклуба Беспокойный странник и скитаться по миру, высматривая смысл жизни из окошка автобуса фирмы Вечнозеленое побережье с орегонскими номерами (курсив мой. – С.С.).

У процитированного выше анекдота про нейтронную бомбу есть свое продолжение. Выслушав разъяснения эрудированного приятеля о различиях между нейтронной и атомной бомбой (на примере стаканов с горилкой), один из персонажей задает почти гоголевский вопрос: Так что же это за бомба прилетела, если мы с тобой сидим, а горилки в стаканах – нема?!

Похожее впечатление производит мир Коупленда: стряслась какая-то смутная катастрофа, и что-то – даже не объяснишь что – мистическим образом исчезло. Все не так, ребята.

Любой из элементов коуплендовского мира невозможно определить иначе как через отрицание. Любовь-Икс – это не любовь. Жизнь-Икс – это не жизнь. Литература-Икс – не литература. Отрицание при этом направлено на внешний мир, мир старших. Мне кажется, мое поколение пришло в мир, чтобы убить штампы. Потому-то очень многие из нас боятся всерьез заняться своей жизнью – они воспринимают мир как один сплошной штамп, – так говорит Бек – певец, музыкант, звезда музыки в стиле пост-гранж В хите Бека Я – неудачник саркастически вышучивается общая беда поколения Икс – ощущение бессилия..

Герой-повествователь книги Рабы Майкрософта влюбляется. Девушка отвечает взаимностью. Для традиционного литератора это повод распахнуть перед читателем душу героя. Коупленд, напротив, задергивает занавес. Точнее, отключает компьютер. Рассказчик просто-напросто временно перестает вести дневник – а потом лишь отмечает, что теперь они живут вместе. На уровне правды жизни – абсолютно достоверная ситуация: чем сокровеннее переживание, тем меньше хочется – и можется – его фиксировать. На уровне правды литературы возникает мысль: Неправильный какой-то герой. А может, и любовь у него неправильная?

Но Коупленд отказывается расставлять капканы на нормальных читателей. Его интересуют люди, воспринимающие мир в том же диапазоне. При первом знакомстве с романом Поколение Икс меня поразила полная автономия главных героев – Энди, Дега и Клэр – от культурной традиции в нашем, русском понимании. Книг они не читают (по крайней мере, в кадре). Музыку не слушают. Художественным творчеством не балуются (опять же в кадре). То есть общеизвестные – а следовательно, позорно заштампованные – методы эскапизма они презрели. И пусть свой метод, вокруг которого и организуется книга (сказки на сон грядущий), Энди вынес с собраний Анонимных алкоголиков – но тем выше его ценность, ибо элементы внешнего мира, выдержавшие пересадку в мир-Икс, вдвойне доказывают свою жизнеспособность.

В Рабах Майкрософта целая компания (все как один программисты) увлекается учебником для дорожных инженеров. Потому что ЧУЖОЕ. Слишком чужое, чтобы представлять собой угрозу, – в отличие от мелких торговцев облигациями, вроде того, кто читал Клэр мораль в Поколении Икс. И в то же время не такое уж чужое – ребята тому и умилились, что труд дорожного инженера оказался, по сути, сходным с работой программиста.

Русскому читателю может броситься в глаза и еще одна деталь – практически полное отсутствие традиционной религиозной образности. Вернемся к интервью Коупленда.

Интервьюер. В духе какой конфессии вы были воспитаны? Не кажется ли вам, что даже в наше время любая культура тяготеет к некоей религиозной ортодоксии и не способна полностью избавиться от религиозной идеологии в какой бы то ни было форме?

Коупленд. Я получил абсолютно светское, нерелигиозное воспитание. Микроб иудео-христианского мышления там изначально отсутствовал. Вы и вообразить себе такого не можете. Его там просто не было. Вы думаете, будто я – что-то вроде отпавшего от веры христианина. Ничего подобного. Я начал с нуля.

И. Вы имеете в виду атеизм? Чем отличается светское воспитание от атеистического отрицания Бога, с одной стороны, и христианского постулата, что Бог – основа всего, с другой?

К. В атеизме ничего нового нет. Этой концепции уже много тысячелетий. А вот чего раньше никогда не было: в 50-х, 60-х, 70-х некоторые родители пришли к выводу, что воспитывать детей вообще без всякой религии – это огромная свобода. Есть маленькая кучка людей, вроде меня, которые выросли вообще безо всякой религии. А есть христиане пасхально-рождественские. И вот эти люди, которые вроде меня, достигают возраста, когда отрочество кончается. Мы тянем его и тянем, аж до четвертого десятка. Но когда оно кончается, принимаешься искать какой-то фундамент для мозга, какую-то подкладку: чтобы твоя жизнь – не очень-то веселая в большинстве случаев – обрела смысл. А раз в детстве у тебя не было рождественских елок или картинок с Иисусом, которые могли бы указать дорогу к чему-то еще, то… Короче, у тебя ничего нет. И ты должен – ex nihilo (из ничего (лат.)) – построить какую-то основанную на эмпирическом опыте рациональную систему для осмысления всего на свете.

Но, попытавшись сформулировать, что же за мир изображен в романе, приходишь к неожиданному выводу – мы имеем дело с вполне традиционной культурой так называемого архаического типа. Трое молодых людей, покинув мир, где родились и выросли, уезжают в пустыню и там ежевечерне рассказывают друг другу притчеобразные истории. Постоянные мотивы этих историй – время, Земля, конец света, смерть. По сути, перед нами – классическая инициация, знаменующая переход от детства под родительской опекой к самостоятельной жизни.

Архаические культуры четко различают время повседневности и время ритуала, время праздника. Эти два вида времени могут отождествляться с различными точками пространства. Время праздника посвящено ритуализованному рассказыванию, точнее, воспроизводству мифов. Оно как бы выключено из повседневности – все бытовые дела на это время прерываются. Крайнее выражение этого принципа – суббота у иудеев.

Такое время праздника, точнее, время инициации и длится в городе Палм-Спрингс (где никакой погоды просто не бывает – совсем как на ТВ). Все, кто вовлечен в орбиту этого времени, живут не ради быта, а – говоря очень приблизительно – ради того, чтобы выйти на следующий уровень реальности. Несмотря на внешнюю пассивность героев, в их душах кипит работа. Всякий их поступок следует интерпретировать не в материальном, а в духовном (не вкладывая в это слово ни капли пафоса) плане.

Показательна история Элвиссы. У нее два финала. Вначале мы узнаем, что Элвисса ушла в монастырь. Это финал палмспрингсовский, абсолютно логичный в ситуации инициации. Затем выясняется, что Элвисса уехала с Тобиасом – то есть вернулась в нормальный мир. Финал опять же абсолютно логичный, но уже согласно законам нормального мира, где благополучный красавец Тобиас – король. Оба финала в пространстве книги мирно сосуществуют.

Важно также, что, лишь покидая зачарованную пустыню Палм-Спрингса, герои оказываются перед необходимостью претворить свои взгляды в жизнь, то есть доказать, что инициационные испытания они прошли. По сути, и Энди, и Клэр это удается – но Коупленд не столь банален, чтобы привести книгу к однозначному хэппи-энду. Вроде бы случайное стечение обстоятельств – Дегу не сошел с рук очередной акт вандализма – буквально выпихивает героев из Палм-Спрингс. А едут они в Мексику, где время застопорилось на несомненно техлахомском 1974 году, где вместо земли зернистая, иссушенная, доведенная до отчаяния лунная поверхность. – чтобы создать уже свое пространство инициации.

К концу книги каждый из героев сформулировал для себя, чем станет заниматься в жизни. Клэр с веткой будет кружить в песках, исступленно ища под землей воду. Дег примется сажать в пустыне цветы. Энди надеется, что к нему что-то слетит с неба – либо молния, либо пеликан с серебристой рыбешкой. В начале повествования юный Энди лежал на зеленом поле и смотрел на солнечное затмение. В финале мы видим его на другом поле – выжженном, зимнем – под сенью зловещей, похожей на атомный гриб тучи. Но на это черное поле слетает белая птица и, скажем так, официально закрепляет переход Энди во взрослость.

Сцена в духе сентиментально-коммерческих самоучителей: Как найти своего ангела-покровителя. Но – в том-то и секрет писательского обаяния Коупленда и вообще секрет прелести культуры-Икс – это благословение выглядит абсолютно естественно. Не в последнюю очередь именно потому, что в тексте (и в сознании героев) отсутствуют прямые отсылки к каким бы то ни было традициям. Острое неприятие штампов разлито в самой атмосфере книги – и потому-то сюжетные ходы, которые в другой, принадлежащей к нормальной литературе книге показались бы надуманными, здесь работают. Как резюмировал Энди свой побег из покоев японского магната: Искренних порывов нечего стыдиться.