Екатерина Соловьёва - Хронофаги

• Название: Хронофаги
• Автор: Екатерина Соловьёва
• Жанр: Фэнтези

Время — это кольцо. Время — это жизнь. И пожирать его, значит пожирать самого себя… Чтобы понять это, Бертрану нужно вернуться на несколько сот лет назад, Иветте вспомнить то, что забыто, Валентину — найти и потерять то, что искал всю жизнь…

---

Вета закрыла глаза, не в силах видеть эту безликую толпу. Губы всё ещё что-то шептали, касаясь тёплой мочки уха Риммы, словно невидимые голоса матерей. И вдруг сквозь тяжёлое дыхание Бертрана послышалось хриплое:

— Враньё…

Боясь спугнуть чудо, девушка отняла от груди ребёнка и заглянула в грустные глаза цвета свежезаваренного чая. И тут же опустила голову.

— Враньё… Прости… Я бы и правда хотела иметь такую дочь, как ты. Когда-нибудь. Нянчить, заботиться… А сейчас даже о себе позаботиться не способна. Не знаю, зачем живу, чего хочу…

— Знаешь. Просто боишься. Что не получится, что они все умерли. А они живут. И всегда жили с тобой рядом. И эльф, и Гуро, и Идана.

— Откуда… Почему ты так думаешь?

— Я знаю. Ты просто струсила, как твой отец, ты ему поверила. А бояться нельзя. Страх заставляет стать хронофагом и пожирать своё время. Скажи, сколько бы историй ты написала, если бы могла?

Вета поняла, что тяжело дышит, не в силах оторвать глаз от Риммы. Слёзы подступали удушливой волной, горькой, как лекарство. Такое нужное лекарство…

Дочь вдруг порывисто обняла и зашептала скороговоркой, обжигая ухо:

— Ты, правда, хочешь, чтобы я вернулась?

— Да…

— Тогда слушай быстро и запоминай. Кардинал тебя использует, чтобы вытащить меня отсюда. Он хочет вернуть память Сатурну. Для этого ему придётся убить меня, а умирать я не хочу.

«Время лучше убивать, чем терять!» — прокричал сумасшедший бог в голове Иветты.

Вверху резко стемнело, словно чья-то тень закрыла невидимое блеклое светило.

— Вета, быстрее… — предупредил Бертран.

— Есть способ обмануть его, — продолжала Римма. — У тебя будет год, больше нельзя. Я буду с тобой, ничего не бойся… Ты меня и не заметишь. Скажи ему: грехи сына превзойдут грехи отца. И лишь совершивший грех да искупит его…

Вета почувствовала, как ухо щекочет, словно пером, повеяло тёплым, как нагретая подушка, дыханием. Руки свесились, удерживая в объятьях пустую пижаму. Девочка исчезла. Нет… она здесь, близко и в то же время недосягаемо. Внутри. Под сердцем. В голове вдруг чётко вырисовалась картинка, как голая замёрзшая девочка ранним утром бредёт по спящему осеннему городу: вся скрюченная, дрожащая. Фонари ещё не погасли, но все окна темны и равнодушны, разве два-три желтеют уютом кухонь. Ледяной порыв ветра приносит с пруда жестокий холод и, о, счастье! — простыню с чьего-то балкона. Девочка улыбается первой в жизни удаче, пытается закутаться в полотно с головой, но босые ноги жжёт стылый бетон. И она бредёт дальше, туда, где ждёт мать, которая обнимет и обогреет. Ведь не может же быть иначе, правда?..

— Вета!! Ты что наделала!

Бертран рычал, оскалившись, с клыков капала слюна. Дети пропали, небо налилось свинцом, в воздухе завывали несколько вихрей.

— Все теперь умрут, понимаешь?!

— Ты хотел убить её! — разозлилась девушка.

— По-твоему, может жизнь одного человека стоить жизни целого мира?

— А, по-твоему, нет?

Ветер взвыл громче, перекрывая голоса. Вета прикрыла глаза ладонью от пляшущей пыли. На горизонте жабой вздувалась синяя пугающая туча, она росла с каждым мгновением, грозя в скором времени подобраться к ним.

— Беги! — пролаял Бертран. — Нас заметили!

Он зажмурился, помотал мордой и упал в клубящуюся пыль. Догонял Иветту уже злой, как чёрт, кардинал, не успевающий отплёвываться от пыли и песка. Он схватил её за руку и начал лавировать между заборами.

Всё слилось в кромешную желтоватую пелену, предметы угадывались по очертаниям. Ветер швырял в лицо скомканные обрывки газет, мокрые тряпичные игрушки, мелкие камни. Девушка налетала на что-то, запиналась, падала, Бертран выдёргивал её за шкирку и волок вперёд.

— От кого мы бежим?! — прокричала она.

— Кустόды![20] Стражи царства мёртвых! Отсюда не возвращаются!

Они бежали, что было сил, сопротивляясь неистовой силе ветра, но когда тьма накрыла целиком, стало ясно, что погони не избежать. Туча опустилась резко и хищно. Ветер стих так же внезапно, Вету и Бертрана качнуло по инерции, они навзничь рухнули в пыль. А когда поднялись, фиолетовые призрачные фигуры стояли кругом, за которым бушевал дикий ураган. Их голоса шелестели песком в стеклянной колбе часов, но так, что было слышно каждое слово.

— Живые… Живые…

— Смерть живым…

— Они наши… наши…

Костлявые пальцы потянулись вниз, к лицам, шеям, и девушка вдруг поняла, почему у детей такие бледные лица, чёрные губы и ногти.

«Они трогают каждого… А потом дети гаснут…»

— Идите к демонам!.. — устало рявкнул Бертран, неуклюже отмахнувшись. — Princeps gloriosissime… coelestis militiae, Sancta Michael Archangele, defende nos in proelio…[21]

Призраки возбуждённо зашептались, суетливо задёргались. Кто-то потирал руки, кто-то издевательски смеялся:

— Твоя вера бессильна здесь, святоша… Мы уже были здесь… когда тот, кого зовёшь ты, ещё не родился…

— Вы ничего не можете… — выдавил Бертран и закашлялся, выплёвывая остатки пыли. — На нас кресты…

— Смертный… если ты думаешь, что каждый болван может повесить железную цацку… и заявляться сюда, когда ему вздумается… тогда ты уже мёртв…

И кардинала скрыла густая тёмная туча. Когда ледяные полупрозрачные пальцы сомкнулись на горле, Вета сумела перекричать бурю. Она рванулась из душной фиолетовой пелены, крест на груди подпрыгнул и тускло блеснул, поймав невидимый луч. Дикий свистящий вой метнулся вверх, разорвав ряды смерчей, лиловый туман отдёрнулся, словно от боли, и заскрежетал:

— Аааанкх!

— Ансаааата!

— Убирааааайтесь!

— Сгиииииньте!

— Прооочь! Вместе со своей сквееееерной!

Кто-то из кустодов, злобно визжа, ещё пытался дотянуться, но их пальцы таяли, руки рассыпались, как недавние надежды. Бертран хрипло хохотал, запрокинув голову.

— Что, ублюдки, слабо тягаться с вечной жизнью?

Вой вырос, усилился и перешёл в ультразвук. Казалось, ещё чуть-чуть и барабанные перепонки лопнут от избытка высоких частот. Исчерна-лиловая туча надулась гигантским спрутом с немыслимым количеством щупалец и принялась туго закручиваться вокруг людей. Взлетевший кардинал едва успел подхватить девушку в воздухе — ветер набрал такую скорость, что дышать становилось невозможно. Захлёбываясь, Вета обхватила мужчину за шею и уткнулась в грубую ткань его плаща. Банданы содрало, ветер рвал и смешивал седые и белокурые пряди воедино.

Пару бешено завертело, словно бельё в стиральной машине, пришлось вцепиться друг в друга намертво, так, что заныли рёбра. Ураган выл и стонал, поднимая их всё выше и выше, под самые облака, что оседали на одежде мокрыми хлопьями.

В конце концов, буря немного стихла, милостиво швырнув людей на твёрдую почву. Охнув, Бертран разомкнул объятья, сел и поднял голову. В лицо с аспидно-чёрного неба ударили тугие холодные струи. Их вынесло на пологий склон Лисьей горы, что царственно высилась над Демидовском, увенчанная белой сторожевой башенкой позапрошлого века. Внизу, за прудом, раскинулся центр города с громадой колеса обозрения и графитовыми стержнями высоток, справа мрачная Матвеевка, вся испещрённая жерлами печей комбината, полутёмная, с дымом, стелящимся вдоль района. Свет в окнах и фары машин блестели россыпью жёлто-красных экзотических светлячков. Они гасли прямо на глазах: два, пять, десять. Серебристо-синяя молния змеёй разрезала индиговый горизонт, осветив маковки сразу двух церквей, в отдалении глуховато треснул гром. Гроза уходила. Бертран тряхнул гривой, смахивая потёки воды. В другой ситуации он оценил бы грандиозность пейзажа.

Вета дрожала, поджав ноги на мокрой траве. Голова раскалывалась, будто кто-то раздробил топором затылок. Шампанское выветрилось, оставив тошноту и слабость, поэтому холод лишь радовал. Девушка подставила лицо дождю и вытерла остатки косметики полой плаща.

Кардинал грянул, перекрикивая гром:

— Ты хоть представляешь, что натворила?

— Зато, я поняла, что такое время, — огрызнулась Вета.

— И что же?

— Это жизнь. Твоя, моя, чья-то ещё. Жизнь.

Бертран замолчал, меряя слепым взглядом ночной город. Сквозь ровный шум ливня на набережной слышались отчаянные вопли, гудки машин и звон стекла.

Вдруг кардинал вытянул вперёд руку с кольцом и в мутном воздухе расцвела зеленоватая голограмма с лицом Мартина.

— Приём. Бертран, приём. Приём.

— Приём, Мартин.

— Как всё прошло?

— Дерьмово… Мы пустые. Что у вас?

— Парень у нас. Марк хотел убить его…

— Марк? Он жив?! Что насчёт остальных?

— Не знаю. Он сбежал. Он что-то скрывает. Мы на углу Ломоносова-Первомайской, кафе «Штольня». Надо спешить, Бертран, в городе иномирцы…

— Сейчас будем. Приём.

— Приём. Бертран, приём. Приём. Сдаётся мне, это не первое исчезновение Старика из Чертогов…