Виталий Пищенко - Амальтея (сборник)

• Название: Амальтея (сборник)
• Автор: Виталий Пищенко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991
• ISBN: 5-235-0195-5-5

Сборник фантастических повестей и рассказов “Амальтея” книга в своем роде уникальная. Много лет новосибирский писатель Михаил Михеев руководит литературным объединением фантастов. С бесконечным терпением и доброжелательностью он учит молодых авторов, не жалея сил и времени на опусы начинающих. Но время идет, мальчики растут… И вот теперь они, вполне сформировавшиеся писатели, решили преподнести к юбилею своего учителя эту книгу — своеобразный парад лучших произведений “мастерской Михеева”.

СОДЕРЖАНИЕ:

Пищенко Виталий. Предисловие

Бачило Александр. Помочь можно живым

Карпов Василий. Мутант

Клименко Владимир. Конец карманного оракула

Костман Олег. Избыточное звено

Носов Евгений. Землей рожденные

Пищенко Виталий. Замок ужаса

Титов Владимир. Робинзон

Ткаченко Игорь. Разрушить Илион

Шабалин Михаил. Ведьмак Антон

Шведов Александр. Третья стрела

Шалин Анатолий. Райская жизнь

Мостков Юрий. Михаил Михеев — крупным планом. Литературный портрет

Кузнецов Георгий. Библиографический указатель

Ответственный редактор В.Перегудов

Составители Е.Носов, В.Пищенко

---

Не правда ли, на редкость современно, по-сегодняшнему звучат эти строки, когда мы спохватились, что долгие годы были отлучены от истории своей страны? Об этом М.Михеев писал в 1966 году. И задачу сохранения истории он возложил тоже на роботов.

Да, порой михеевские роботы делают больше, чем просто спасают жизни людей. В рассказе “Школьный уборщик” ТУБ — “типовой универсальный биотокового программирования робот” — сохраняет человечность и достоинство, прощает человеку зло, которое он сознательно или неосознанно причинил ТУБу.

Полемизируя таким образом с традиционным освещением темы “человек — машина”, писатель продолжает линию, берущую начало от почти одушевленного “Москвича” из очерка “Дорога ведет на перевал”.

Писатель настойчиво исследует еще одну грань проблемы — он размышляет о роли науки в жизни общества, о том, какие обязанности налагает наука на людей, которые занимаются ею — на ученых.

Уже упоминавшийся рассказ “Бактерия Тима Маркина” — один из наиболее показательных в этом плане.

Хотя Тим Маркин лишь случайно не стал виновником гибели всего живого на Земле, М. Михеев сразу исключает злоумышленность его действий. Больше того — “микробиологию, — утверждает рассказчик (а он — однокашник Тима по институту), — он знал куда лучше любого из нас”.

“— Вы очень способный юноша, Маркин, — сказал профессор Янков, — больше того, у меня никогда еще не было студента, который умел бы крутить ручки у микроскопа лучше, чем это делаете вы”.

И все же профессор сомневается — стоило ли Маркину браться за изучение медицины. Профессор очень лаконично, но с исчерпывающей ясностью мотивирует свой вывод: “Медику одного любопытства мало. Глядя в микроскоп, он должен видеть не только микробов, но за ними и страдающее человечество. А вот этого страдающего человечества вы, как мне кажется, не видите. Не хотите видеть”.

Рассказчик, размышляя о спасительной роли общепринятых правил поведения, считает, что они так же необходимы, как правила уличного движения, при всей условности тех и других. “Все эти условности, — замечает рассказчик, — воспитываются в нас с детства и привычным кодом укладыватся в сознании.

У Тима Маркина такого кода не было.

Не потому, что он правила отрицал. Он о них просто не думал. Он вообще мало думал о вещах, которые не мог сунуть под микроскоп”.

Под “обычным кодом” рассказчик подразумевает, конечно же, нравственные правила. Их отсутствие означает выключение человека из общественных связей. И всем ходом событий автор подтверждает: если любой человек не должен ставить себя вне общества, то тем более это относится к ученому.

Увидев банку с новой культурой бактерий, рассказчик спрашивает Маркина:

“— За каким дьяволом ты ее вывел? Зачем она тебе понадобилась?

— Зачем? — удивился Тим. — Да ни за чем. Просто занялся, от нечего делать… Занятная получилась бактерия?”

Есть расхожее выражение — “любопытство не порок, хотя и недостаток”.

Оказывается, любопытство, если оно становится единственным побудительным стимулом деятельности ученого, может из разряда простительных человеческих слабостей переместиться в графу тягчайших преступлений.

Конечно же, развитие науки остановить нельзя, и чаще всего ученый не может предсказать практических последствий своего открытия. Писатель имеет в виду другое: деятельность ученого налагает на него повышенную ответственность перед обществом, перед человечеством. Именно этот вопрос поставлен в рассказе “Бактерия Тима Маркина”.

А если ученый вполне сознательно противопоставляет себя людям? Чем талантливее такой ученый, тем более он опасен — вот мысль, которую несет рассказ “Злой волшебник”. В рассказе затронуты и проблемы научного поиска, и новаторства, без которого этот поиск невозможен. Сам “злой волшебник” Полянский говорит коллеге:

“— Вы шли по тому же пути, что и я. Даже впереди меня. Вы были рядом с открытием. Не заметили его потому, что проверяли свои предположения старыми законами. А они — прокрустово ложе вашей мысли. Вы сами убили вашу идею еще в зародыше. Но я пошел дальше…” -

Открытие Полянского сделало его властелином “необъяснимой страшной силы сказочного джинна. И могущество его по-сказочному велико. Но… мозг Полянского не вынес страшного напряжения, что-то сдвинулось в его сознании, подавило все гуманные начала, и ценность человеческой жизни превратилась для него в ничто…”

Так М.Михеев рисует еще одну ситуацию, связанную с возможностями науки и ответственностью ученого перед людьми.

И не только перед людьми, но и перед любым живым существом — к такому “расширению темы” подводит рассказ “Машка”. “Героиня” рассказа, имя которой стало его названием, — обычная корова, научившаяся, благодаря открытию Аркадия Ненашева, не только думать, но и выражать свои мысли.

С первых же страниц рассказа автор противопоставляет две позиции.

Ненашев считает: “Не дело ученого решать моральные проблемы. Его не хватит на все. Его дело — поиск. Он ищет новое, делает открытие. А люди потом пусть сами разбираются: гуманно его открытие или нет. Это занятие философа или писателя”.

Коллега Ненашева, от имени которого ведется повествование, возражает Ненашеву: “Мы столько натворили на планете, и все с позиции науки и прогресса, что порой уже и сами недовольны результатами своей лихорадочной деятельности. Я не противник поиска, конечно, человек не может стоять на месте, он всегда идет вперед, ищет новое, повинуясь извечной потребности своего ума. Но современному человеку уже мало быть умным. Ему пора стать мудрым. Особенно если он ученый и работает на переднем крае науки. Настоящий ученый сейчас обязан быть гуманистом…”

Аргумент Ненашева — “ученый не виноват, что мир так неустроен и любое изобретение можно использовать и на благо и во вред” — бесспорен.

Свои доводы и у оппонента: “Когда народы мира составят дружную семью, всякое открытие будет только на благо.

Пока мир напоминает бочку с порохом, ученый не должен изобретать спичку.

— А что он должен делать? — спрашивал Ненашев. — Работать дворником?

— Изобретать огнетушитель, — говорил я”.

Вряд ли существует однозначная оценка такой альтернативы — слишком много привходящих обстоятельств возникает в каждом отдельном случае. И, думаю, прав М.Михеев, доверяя читателям самостоятельно делать выводы из рассказа, в котором с несомненной художественной убедительностью рассматривается один из возможных вариантов решения.

Заслуга писателя в том, что он чутко уловил и выразительно обрисовал отношение Ненашева к окружающему миру — отношение, недопустимое для человека вообще и вдвойне недопустимое для ученого. Что лежит в основе поступков Ненашева?

Все действия Ненашева предопределены его убеждением в самоценности научных открытий, в праве ученого попирать все нравственные категории, если, по его мнению, они мешают поискам истины.

Пожалуй, мое обвинение Ненашева в попирании нравственных категорий неточно: Аркадий Ненашев уверен, что никаких общечеловеческих ценностей не существует, а если о них и говорят, то… мало ли о чем можно болтать?

Оттого-то рассказчик (нет сомнения, что его позицию всецело разделяет и писатель) возмущен тем, что корова, которую Ненашев получил законным путем и которая по всем статьям подходит для его экспериментов (“У нее спокойный характер, — поясняет Ненашев, — отлично сбалансированная нервная система, не склонная к неврозам, хорошие тормоза”), остается для Ненашева неодушевленным предметом, хотя она мыслит и чувствует по-человечески.

Ненашев особенно ценит у Машки “хорошие тормоза” — “это очень важно — хорошие тормоза, — у Машки могут возникнуть всяческие нежелательные эмоции”.

Какова же позиция рассказчика (и автора)? Что вызвало негодование рассказчика?

Прежде всего то, что Ненашев “так и назвал их: “нежелательные эмоции” — те чисто человеческие чувства отчаяния, безнадежности, которые неминуемо появятся у Машки, когда она начнет понимать, что она такое есть и что ее ждет в будущем. Примерно те же самые “эмоции” появились бы у Ненашева, если бы он каким-то злым чудом вдруг получил рога, копыта и хвост и, превратившись в корову, понял бы, что отныне его место в коровьем стаде, что, хотя он продолжает думать как человек, мир человеческих радостей для него потерян навсегда”.

Неслучайно этот мотив человеческой тоски, которая обуяла Машку, усиливается от страницы к странице. Машка просит Ненашева разрешить ей посмотреть кино: “мне надоело радио. Мне надоели детские передачи. Я хочу смотреть кино. Почему ты не пускаешь меня в клуб?

— Тебе нельзя в клуб, глупая.

— А я хочу…

Ненашев поморщился и выключил дешифратор (аппарат, “озвучивавший” мысли Машки — Ю.М.). Динамик замолк. Слышно было жалобное помыкивание Машки. Я уже не понимал, что она говорила. Она смотрела на Ненашева, должно быть, на что-то жаловалась, в ее глазах стояла человеческая тоска”.