Владимир Маяковский - Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925

• Название: Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925
• Автор: Владимир Маяковский
• Жанр: Поэзия
• Год: 1957

Цель настоящего третьего по счету полного собрания сочинений — дать научно выверенный текст произведений Маяковского. В основу издания положено десятитомное прижизненное собрание (восемь томов были подготовлены к печати самим поэтом). В отношении остальных произведений принимается за основу последняя прижизненная публикация.

В шестой том входят стихотворения 1924 года — первой половины 1925 года, поэмы «Владимир Ильич Ленин», «Летающий пролетарий».

В данной электронной редакции опущен раздел «Варианты и разночтения».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

[1924]

Тамара и Демон*

От этого Терека
          в поэтах
            истерика.
Я Терек не видел.
         Большая потерийка.
Из омнибуса
      вразвалку
сошел,
   поплевывал
         в Терек с берега,
совал ему
        в пену
          палку.
Чего же хорошего?
         Полный развал!
Шумит,
   как Есенин в участке.
Как будто бы
      Терек
         сорганизовал,
проездом в Боржом,
         Луначарский.
Хочу отвернуть
          заносчивый нос
и чувствую:
      стыну на грани я,
овладевает
      мною
         гипноз,
воды
   и пены играние.
Вот башня,
      револьвером
            небу к виску,
разит
   красотою нетроганой.
Поди,
   подчини ее
         преду искусств —
Петру Семенычу
         Когану*.
Стою,
   и злоба взяла меня,
что эту
   дикость и выступы
с такой бездарностью
         я
            променял
на славу,
       рецензии,
         диспуты.
Мне место
         не в «Красных нивах»,
               а здесь,
и не построчно,
          а даром
реветь
   стараться в голос во весь,
срывая
   струны гитарам.
Я знаю мой голос:
         паршивый тон,
но страшен
      силою ярой.
Кто видывал,
      не усомнится,
            что
я
   был бы услышан Тамарой.
Царица крепится,
         взвинчена хоть,
величественно
      делает пальчиком.
Но я ей
   сразу:
      — А мне начхать,
царица вы
          или прачка!
Тем более
         с песен —
            какой гонорар?!
А стирка —
      в семью копейка.
А даром
      немного дарит гора:
лишь воду —
      поди,
         попей-ка! —
Взъярилась царица,
         к кинжалу рука.
Козой,
   из берданки ударенной.
Но я ей
   по-своему,
         вы ж знаете как —
под ручку…
      любезно…
         — Сударыня!
Чего кипятитесь,
         как паровоз?
Мы
       общей лирики лента.
Я знаю давно вас*,
         мне
            много про вас
говаривал
         некий Лермонтов.
Он клялся,
         что страстью
              и равных нет…
Таким мне
      мерещился образ твой.
Любви я заждался,
         мне 30 лет.
Полюбим друг друга.
         Попросту.
Да так,
   чтоб скала
         распостелилась в пух.
От черта скраду
         и от бога я!
Ну что тебе Демон?
            Фантазия!
            Дух!
К тому ж староват —
         мифология.
Не кинь меня в пропасть,
            будь добра.
От этой ли
      струшу боли я?
Мне
   даже
      пиджак не жаль ободрать,
а грудь и бока —
         тем более.
Отсюда
   дашь
      хороший удар —
и в Терек
       замертво треснется.
В Москве
        больнее спускают…
               куда!
ступеньки считаешь —
             лестница.
Я кончил,
         и дело мое сторона.
И пусть,
      озверев от помарок,
про это
   пишет себе Пастернак*,
А мы…
   соглашайся, Тамара!
История дальше
          уже не для книг.
Я скромный,
      и я
         бастую.
Сам Демон слетел,
         подслушал,
               и сник,
и скрылся,
      смердя
         впустую.
К нам Лермонтов сходит,
            презрев времена.
Сияет —
       «Счастливая парочка!»
Люблю я гостей.
           Бутылку вина!
Налей гусару, Тамарочка!

[1924]

Гулом восстаний, на эхо помноженным*

Гулом восстаний, на эхо помноженным,
Об этом дадут настоящий стих,
А я
    Лишь то, что сегодня можно,
Скажу о деле 26-ти

I

Нас
      больше европейцев —
            на двадцать сто.
Землею
   больше, чем Запад,
Но мы —
        азиатщина,
         мы —
            восток.
На глотке
        Европы лапа.
В Европе
        женщины
         радуют глаз.
Мужчины
         тают
         в комплиментных сантиментах.
У них манишки,
          у них газ.
и пушки
   любых миллиметров и сантиметров.
У них —
       машины.
         А мы
            за шаг,
с бою
   у пустынь
         и у гор взятый,
платим жизнью,
          лихорадками дыша.
Что мы?!
       Мы — азиаты.
И их рабов,
      чтоб не смели мычать,
пером
   обложил
          закон многолистый.
У них под законом
         и подпись
            и печать.
Они — умные,
      они — империалисты.
Под их заботой
      одет и пьян
закон:
   «закуй и спаивай!»;
они культурные,
           у них
         аэропланы,
и газ,
   и пули сипаевы*.

II

Буржуй
   шоферу
         фыркнет: «Вези!»
Кровь
   бакинских рабочих —
            бензин.
Приехал.
       Ковер —
         павлин рассиянный —
ему
       соткали
      рабы-персиане.
Буржуй
   садится
      к столу из пальмы —
ему
       в Багдадах
      срубили и дали мы.
Ему
   кофейку вскипятили:
            «Выпейте,
для вас
   на плантациях
         гибли в Египте!»
Ему молоко —
      такого не видано —
во-всю
   отощавшая Индия выдоена.
Попил;
   и лакей
      преподносит, юрок,
сигары
   из содранной кожи турок.
Он сыт.
   Он всех,
          от индуса
            до грузина,
вогнал
   в пресмыкающиеся твари,
чтоб сияли
      витрины колониальных магазинов,
громоздя
       товар на товаре.

III

Гроза
   разрасталась со дня на̀ день.
Окна дворцов
      сыпались, дребезжа.
И первым
         с Востока
            на октябрьской баррикаде
встал Азербайджан.
Их знамя с нами —
         рядом борются.
Барабаном борьбы
         пронесло
волю
   веками забитых горцев,
волю
   низов нефтяных промысло́в.
Сила
   мильонов
      восстанием била —
но тех,
   кто умел весть,
борьбой закаленных,
         этих было —
26.
В кавказских горах,
         по закавказским степям
несущие
      трудовую ношу —
кому
   из вас
      не знаком Степан*?
Кто
   не знал Алешу*?
Голос их —
      голос рабочего низа.
Слова́ —
      миллионов слова́.
Их вызов —
      классу буржуев вызов,
мысль —
       пролетариата голова.
Буржуазия
      в осаде нищих.
Маузер революции
         у ее виска.
Впервые
       ее
      распухшую пятернищу
так
      зажала
      рабочая рука.

IV

Машина капитала.
         Заработало колесо.
Забыв
   и обед и жен,
Тиг Джонсу*
         депеши слал Моллесон*,
Моллесону
      писал Тиг Джонс.
Как все их дела,
         и это вот
до точки
      с бандитов сколото.
Буржуи
   сейчас же
         двинули в ход
предательство,
      подкуп
         и золото.
Их всех
   заманили
         в тюремный загон
какой-то
      квитанцией ложненькой.
Их вывели ночью.
         Загнали в вагон.
И всем объявили:
         — заложники! —
Стали
   на 207-й версте*,
на насыпь
      с площадок скинув.
И сотен винтовок
         огонь засвистел —
стреляли в затылок и в спину.
— Рука, размахнись*,
         раззудись, душа!
Гуляй,
   правосудие наше!
Хрипевших
      били,
         прикладом глуша.
И головы
        к черту с-под шашек!
Засыпав чуть
      приличия для,
шакалам
      не рыться чтоб слишком, —
вернулись
         в вагон
         и дрались,
            деля
с убитых
       в крови барахлишко.

V

Буржуи,
      воздайте помогшим вам!
(Шакал
   помог покончить.)
На шею
   шакалу —
         орден Льва!
В 4 плеча
        погончик!
Трубку
   па̀сти каждой в оскал!
Кокарду
      над мордою выставь!
Чем не майоры?
          Чем не войска
для империалистов?!

VI

Плач семейный —
         не смочит платочки.
Плач ли
   сжатому в боль кулаку?!
Это —
   траур
      не маленькой точки
в карте,
   выбившей буквы —
            «Баку».
Не прощающим взором Ганди* —
по-иному,
        индусы,
         гляньте!
Пусть
   сегодня
         сердце корейца
жаром
   новой мести греется.
Тряпку
   с драконом
         сними и скатай,
знамя
   восстания
         взвивший Китай!
Горе,
   ливнем пуль
         пройди по праву
по Сахарам,
      никогда
         не видевшим дождей.
Весь
   трудящийся Восток,
            сегодня —
                  в траур!
Ты
   сегодня
      чтишь
         своих вождей.

VII

Никогда,
      никогда
         ваша кровь не остынет, —
26 —
   Джапаридзе и Шаумян!
Окропленные
      вашей кровью
            пустыни
красным знаменем
         реют,
            над нами шумя.
Вчера —
      20.
      Сегодня —
            100.
Завтра
   миллионом станем.
Вставай, Восток!
           Бейся, Восток —
одним
   трудовым станом!
Вы
     не уйдете
      из нашей памяти:
ей
     и века — не расстояние.
Памятней будет,
         чем камень памятника,
свист
   и огонь восстания.
Вчера —
       20.
      Сегодня —
            100.
Завтра
   миллионом станем!
Вставай!
      Подымись, трудовой Восток,
единым
   красным станом!

[1924]