Анатолий Кожевников - Записки истребителя

• Название: Записки истребителя
• Автор: Анатолий Кожевников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Первое звено пошло в атаку. За ним второе. Иду в атаку в составе третьего звена. В прицеле возникают крытые брезентом автомобили, бегущие в стороны люди, застопоренные мотоциклы. Нажимаю на гашетки слышу сухой треск пулеметов. Следы трассирующих пуль теряются в колонне. Дымят моторы грузовиков, вспыхивают ярким пламенем цистерны. Бьем по голове и хвосту колонны, чтобы лишить противника возможности рассредоточиться.

Из атаки выхожу на бреющем полете. Замечаю, что во время прицеливания наши боевые порядки рассыпались: индивидуальное прицеливание в плотном строю по узкой цели оказалось выполнить невозможно. Все штурмуют самостоятельно.

Делаю новый заход. Колонна превратилась в хаос.

Горят автомашины, взрываются бензоцистерны, заливая все вокруг багровым пламенем. Бензин горит в кюветах.

Когда кончились патроны, ведущий подал сигнал сбора.

Группа, пристраиваясь, легла на обратный курс.

И вот мы на своем аэродроме. Задача выполнена! Каждому хочется рассказать о штурмовке. Все, что произошло несколько минут назад на дороге, вновь возникает в горячих рассказах истребителей: "Я сразу черные кресты на борту машины увидел"... "А я по цистерне ударил в хвосте колонны"... "А я головной грузовик рубанул"...

Впечатлений хватит до утра. Командир наталкивает на мысль о выводах, которые следует сделать из боя.

Опыт получен еще небольшой, но уже получен.

Почему не стреляли вражеские зенитки? Видимо, потому, что мы появились внезапно. Значит, надо добиваться внезапного удара. Кажется, все просто, но для нас все это практически ново.

Единодушно мы забраковали плотные боевые порядки. О скованности маневра в плотном строю во время полета думал не только я, но и многие другие летчики.

Для нас началась новая, со своими нерушимыми правилами школа - школа войны.

За первым боем последовал второй, за ним - третий, четвертый... Мы дрались утром, в полдень, вечером, по нескольку раз в день. Иногда вылетов было так много, что день казался сплошным боем. Не успеешь прилететь на аэродром, заправиться горючим, боеприпасами, проверить машину, как снова приказ на новый вылет.

Мы вели разведку, штурмовали колонны мотопехоты на марше, сопровождали бомбардировщиков, наносящих бомбовый удар по вклинившимся танковым группировкам противника. С рассвета до темноты мы не уходили с аэродрома летали и вместе с механиками ухаживали за машинами. Самое дорогое для каждого из нас - исправный самолет, исправные пулеметы...

Пошли будни войны. Тяжелые, страшные, горькие, Тяжелы и горьки они были не тем, что приходилось много летать, часто находиться между жизнью и смертью, а тем, что, ведя бои, мы вынуждены были оставлять врагу свою землю, своих людей.

Когда сейчас оглядываешься на те грозные дни 1941 года, ощущаешь чувство, жившее тогда во мне и в, моих товарищах: несмотря ни на что, мы верили в победу. Верили, что вернемся сюда опять. Вернемся в эти края. Пусть не мы, а другие придут сюда, но это будут советские воины-победители. Верили мы в это скорее всего потому, что чувство хозяев своей страны было в нас неистребимо, оно было сильнее вражеской техники, сильнее ненависти фашистов к советской земле.

Линия фронта перемещалась на восток. Наши войска отступили за Днепр. Немцы навели переправы. Летаем штурмовать переправы, бьем фашистов на берегу, на понтонах. Совершаем по восемь - девять боевых вылетов в день. Бьем, пока хватает сил и патронов, в точности выполняя приказ: "Бить врага до последнего патрона, все расстреливать по противнику".

За эти дни наша истребительная группа сильно поредела. Зенитный огонь врага ежедневно выхватывал из наших рядов то одного, то другого товарища.

В августе был сбит Коля Нестеренко. Это произошло, когда мы сопровождали группу бомбардировщиков. Его самолет загорелся от прямого попадания зенитного снаряда и упал на землю. Был ли летчик убит в воздухе или погиб при взрыве баков на земле, сказать трудно. Да и какое это имеет значение. Ясно было одно, главное и важное, - Коли нет в живых... Утрату самого близкого друга я переносил особенно тяжело.

Из части родным Коли послали уведомление о том, где и как он погиб.

В воздушном бою погиб Миша Круглов. Он дрался один против четырех "мессершмиттов". Дрался упорно, ловко уходя от очередей вражеских пулеметов, однако силы были далеко не равные, и самолет Круглова загорелся. Миша выбросился на парашюте, но шелковый купол попал в полосу пламени и вспыхнул.

Постепенно в группе осталось лишь два самолета мой и Филатова. Вдвоем мы приземлились на Ростовском аэродроме.

- Остались только мы с тобой. Ты командир, а я вроде начальника штаба, - сказал однажды Филатов.

- Да, армия наша небольшая, товарищ начштаба. Только обязанности ты свои выполняешь слабовато. Где летная документация? Где летные книжки? Где приказы? Вот и выходит, что до начальника штаба тебе еще далековато.

- Ну ищи тогда среди своих подчиненных другого начальника штаба. Их-то у тебя всего лишь один. Хорош командир без армии...

Так мы шутили, а сами думали, как бы нас не направили опять в школу. Разговоры об этом уже возникали. Боясь такой перспективы, мы строили планы присоединения к какой-либо соседней части: прилетим, объясним, возьмут. Нам это казалось просто, но не хватило решительности на самовольный поступок.

То, чего мы боялись, обрушилось на нас довольно скоро. "Кожевникову и Филатову возвратиться в школу продолжать инструкторскую работу" - такой был приказ штаба округа.

Мы стали просить генерала оставить нас в действующей армии, но генерал был неумолим.

- Лететь, и немедленно, - коротко сказал он.

- Выходит, навоевались, - пытался улыбнуться Филатов, когда мы вышли из штаба. Но улыбки не получилось.

Мы шли к своим самолетам, опустив головы.

ОПЯТЬ В ШКОЛЕ

В школу мы возвращались без энтузиазма . Над аэродромом, над стартом летающей эскадрильи появились на бреющем полете. С земли нас узнали по номерам на фюзеляжах самолетов.

Лишь только мы приземлились, как были окружены друзьями инструкторами. Едва успевали отвечать на их вопросы: где остальные, как били фашистов, хороши ли у немцев самолеты, какую тактику применяют гитлеровцы...

Школа жила тревожной жизнью. Фронт с каждым днем подходил ближе и ближе. Все чаще наведывались вражеские самолеты. Вскоре было приказано эвакуироваться в Закавказье. Меня и Филатова оставили прикрывать уходящие из Батайска эшелоны.

С рассвета по одному и в составе пары мы гонялись за "хейнкелями" и "юнкерсами", отражая их атаки. Фашистские бомбардировщики применяли чаще всего тактику внезапного удара, неожиданно появляясь из-за облаков, поэтому перехватить, а тем более уничтожить их можно было только случайно. Даже когда мне однажды удалось выгодно атаковать "юнкерса" и выпустить по нему длинную прицельную пулеметную очередь, результаты были не такими, на которые я рассчитывал: противник лишь преждевременно сбросил бомбы, но серьезных повреждений не получил.

Наши истребители затрачивали нечеловеческие усилия, защищая от врага Ростов и Батайск, но все-таки отдельные бомбардировщики противника, прорываясь через наши патрули, наносили бомбовые удары по аэродромам, железнодорожным станциям, промышленным зданиям и жилым домам.

Однажды, зарулив самолеты на стоянку, мы решили позавтракать. Едва. я успел снять парашют, как заметил быстро приближавшийся уже на боевом курсе "Хейнкель-111". Бомбардировщик с секунды на секунду должен был открыть люки. Что делать? Стоя у самолета, мысленно определяю точку бросания бомб. В это мгновение бомбы отделились и полетели туда, где я находился. Быстро, почти автоматически, решаю задачу: с высоты 1000 метров бомба летит около 20 секунд, в спортивной одежде я пробегаю 100 метров за 12 секунд, значит, в сапогах успею пробежать 50-60 метров, но этого уже достаточно, чтобы уйти из зоны поражения осколками. Стремительно бросился в сторону, и когда бомбы засвистели неприятным, незабываемым, похожим на крик поросенка свистом, я уже прижимался к траве.

Бомбы одна за другой подняли фонтаны земли, а одна из них прямым попаданием разнесла мой "ястребок" на куски.

Что делать без самолета ? Я очень боялся оказаться "безлошадником" , как называли тогда летчиков, потерявших машину. - Вот, Сеня, теперь ты себе и начальник штаба и командир, а мне в пехоту, - сказал я Филатову. Самолета, брат, сейчас не достанешь. Их делать негде, видишь - заводы на колесах.

Словно в подтверждение сказанного, по железной дороге проходил эшелон эвакуируемого авиазавода. На платформах лежали фюзеляжи, крылья, стабилизаторы.

Но, видимо, судьба сжалилась надо мной. Вскоре к нам подъехала "эмка". Из нее выскочил молоденький адъютант школы и, убедившись, что нашел кого нужно, обратился сразу и ко мне и к Филатову: - Вас вызывает начальник штаба.

Мы сели в машину. В штабе стояла суматоха. Упаковывали материалы, подлежащие эвакуации, уничтожали документы, которые невозможно было вывезти.