Джером Джером - На сцене и за кулисами

• Название: На сцене и за кулисами
• Автор: Джером Джером
• Издательство: Престиж Бук
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-371-00258-7

«На сцене и за кулисами: Воспоминания бывшего актёра» (On the Stage — and Off: The Brief Career of a would be Actor, 1885) — первая книга Джерома К. Джерома, в которой он делится своим опытом игры на сцене. Перевод д'Актиля.

---

Они интересуются городом, и город интересуется ими и приходит на их бенефисы. Они опять и опять возвращаются и приезжают все в те же места и те же дома. Они не рискуют забыть дом, в котором поселились, как это бывает со странствующими актерами в первый день по приезде в новый город. Им неизвестно бездомное бродяжничание с места на место; все это были граждане и горожане, живущие среди своих приятелей и родственников. Им нечего заботиться о меблированных комнатах, у каждого из них есть свой «дом» или то, что провинциальный актер может назвать своим «домом». Они, без сомнения, любят «тишину и спокойствие», как выразилась молодая француженка про своего мужа; но я, полный сил и энергии молодой человек, нахожу это крайне скучным и монотонным.

Скучно провел я пять месяцев, живя у этого антрепренера, и за это время написал своему приятелю, долготерпеливому Джиму, изрядное количество писем. Вот все отрывки из них, касающиеся театра и моей артистической деятельности:

«…Работаю теперь не так много, во всяком случае не столько, сколько было вначале. Каждый день ставили новую пьесу. Я забрал пьесы всего репертуара, назначенного на неделю, и вызубрил свои роли. Особенно тяжело приходится в бенефисы, когда дают современные пьесы. У меня порядочное платье, и потому все роли «галантных молодых людей» режиссер взваливает на меня. Но больше всего меня бесит нежелание актеров учить свои роли; все они передают роль своими словами и только сбивают меня. На второй день после моего поступления в эту труппу мне дали длиннейшую роль, которую я должен был играть на следующий день. Я просидел всю ночь и вызубрил ее отлично. Прихожу утром на репетицию и встречаю нашего комика, с которым у меня по пьесе самая длинная сцена.

— Ну, как вы справились со своею ролью? — спрашивает он меня.

— Ничего, — отвечаю, — реплики знаю хорошо.

— О, забудьте свои реплики; от меня, по крайней мере, вы не услышите ни одной правильной реплики. Советую вам следить за смыслом, а не за репликами.

Я следил за смыслом, но, хоть убей меня, не мог найти ни малейшего смысла в его словах. Не было никакого сомнения, что он говорил своими словами. До сих пор не понимаю, как я мог с ним играть. Правда, он помогал мне все время и делал указания, когда я окончательно становился в тупик и не знал, что говорить дальше; например, он шептал мне: «Пропустите, что сказал отец», или «Говорите, что сказала Сада», — но все-таки это мало облегчало игру.

— Пожалуйста, купи на толкучке подержанную пару трико, вели хорошенько вымыть и пришли мне ее. Мне надо надеть ее под низ. В следующий понедельник мне придется играть в черном трико, а я хочу, чтобы у меня были потолще ноги; ты знаешь, что я не особенно толст.

Я приобрел незаменимую пару сапог (всего за них заплачено пятнадцать шиллингов). Вытянутые во всю длину, они доходят до пояса и представляют пару настоящих американских ботфорт; их можно покрывать до половины мехом, пришивать золотые шнуры и кисточки, собирать в гармошку, отворачивать верхи и придавать им какой угодно вид и форму, начиная от простых охотничьих сапог и кончая сапогами Чарльза или Кромвеля. Но с ними надо быть крайне осторожным и все время следить за ними, потому что на сцене они очень часто по собственному желанию меняют форму; таким образом, очень часто один сапог изображает ногу разбойника на большой дороге, а другой — ногу благородного рыцаря. Вообще, на костюмы у нас нельзя пожаловаться; наш театр имеет очень порядочный гардероб.

Было бы желательно, чтобы программы и афиши составлялись более умными людьми, а не такими дураками, как, например, наш режиссер. Он никогда не может правильно составить афишу: то совсем пропустит твою роль, то твое имя поставит против чужой роли, то впишет такую роль, какой совсем не существует в пьесе, а если, по какой-то счастливой случайности, все это составит верно, то переврет и неправильно напишет имена актеров.

На днях со мной случился маленький казус; я опоздал на репетицию, за что режиссер оштрафовал меня на полкроны. Во всем виноват наш суфлер; он отлично знал, где я сидел, и нарочно не дал мне знать. Отомщу же я ему за это».

Глава XV Месть

Выписки из дальнейших писем:

«…Прости, что постоянно беспокою тебя различными поручениями; дело в том, что мне нужен еще один парик. Я думал, что мои собственные волосы годятся для совершенно молодых ролей, но оказывается, что они недостаточно светлы и белокуры. «Будь добродетелен, и волосы твои станут словно пакля» — вот главный пункт театральной религии. Хотел бы я так же экономно обращаться с париками, как наш актер, играющий первых стариков. У него для всех ролей служит один и тот же парик. Когда он играет серьезные роли, надевает его как следует, а в комических ролях — задом наперед.

Не могу не рассказать тебе, какой инцидент случился на днях с нашим режиссером. Ему за пятьдесят лет, но он в полной уверенности, что играет не хуже Чарльза Патье, и потому выбирает молодые роли. В один из субботних спектаклей он взял себе роль первого любовника в старой английской комедии и появился на сцене с роскошными кудрями и в треуголке.

— Кто этот красивый юноша с роскошными светлыми волосами? — спрашивает героиня свою компаньонку.

— О, это сэр Гарри Манфорт, прекрасный молодой человек, спасший жизнь принцу. Он самый молодой офицер во всей армии и в то же время самый храбрый.

— Храбрый юноша, — шепчет героиня, — я хочу сказать ему несколько слов. Позови его ко мне, Леонора.

Леонора исполнила приказание, и он подошел к героине. Во время разговора он покорно, с юношескою застенчивостью стоял перед ней, низко склонив голову.

— Мадам, — сказал он, снимая треуголку, — какого им черта нужно? Чего они хохочут? О, мой…

Дело в том, что вместе с треуголкой снялся парик, и «храбрый юноша» оказался с голой, как колено, головой.

Я хотел было на прошлой неделе приехать в Лондон, потому что три дня подряд не участвовал в спектаклях. Но потом рассчитал, что на одну только поездку придется истратить весь недельный гонорар, и потому поехал в Р. и сходил там в театр. Там я встретил В., он женился на маленькой Полли, которая выступала на вторых ролях в театре. Теперь она в Абердине, и он не видал ее уже три месяца. Вот несчастье, когда муж и жена, не прожив вместе даже один год, должны разлучиться. Старые люди отлично переносят такие разлуки, но бедный В. чувствует себя прескверно. Сначала они жили вместе и играли в одном театре, но потом обстоятельства так сложились, что каждый из них должен был взять первое попавшееся место…

Помнишь, я писал тебе, что меня оштрафовали из-за суфлера. Я сказал, что отомщу ему, и отомстил. Вернее сказать, мы, то есть я и еще один актер, который давно уже точил на него зуб, отомстили ему. Суфлера никто не любит за то, что он интриган и вообще скверный человек. Он встречался с мисс Пинкин, у отца которой железная лавка, как раз против театра. Отец ничего не знал об амурах своей дочки, и они измышляли различные способы, чтобы поговорить друг с другом. Окно нашей гардеробной комнаты приходится против окна на лестнице этого дома, где живет пассия суфлера; они пользовались таким удачным расположением окон и переговаривались друг с другом издали. Но это, конечно, их не удовлетворяло, и вот что придумал наш Дон Жуан. Узнав, что отца нет дома, он перекидывал доску с одного подоконника на другой и по ней, как обезьяна, перелезал к своей возлюбленной. Как-то мы нашли обрывок письма мисс Пинкин, подделали ее руку и написали от ее имени письмо к суфлеру, в котором она якобы просит его сейчас перелезть к ней по доске и ждать на лестнице, пока она не выйдет; тут же мы сообщаем, что отца нет дома. Затем это письмо мы вручили мальчишке перед самой репетицией, дали ему два пенса и велели сейчас же отнести суфлеру с строгим наказом не говорить, кто его послал.

Суфлер недолго заставил себя ждать и сейчас же совершил воздушное путешествие на лестницу к своей возлюбленной, после чего мы сняли доску и закрыли окно в уборную. Между тем все собрались на репетицию и удивлялись, куда мог пропасть такой аккуратный человек, как суфлер. «Где его черти носят? — ругался режиссер, сердито шагая по сцене. — Долго ли он будет заставлять нас ждать себя?» Наконец, послали к нему домой и во все кабаки и трактиры мальчика; главное, он унес с собою пьесу, и потому нельзя было без него начинать репетицию. «О, это из рук вон, это черт знает что за безобразие! — кричал режиссер полчаса спустя. — Я оштрафую его на пять шиллингов. Я не мальчишка, чтобы со мною устраивали подобные штуки!» Наконец, спустя целый час, явился суфлер мрачнее тучи. Как к нему ни приставали, он не хотел сказать, что с ним случилось, только все время бормотал, что свернет шею тому, кто сыграл с ним подобную штуку.

Из рассказов мальчика из железной лавки оказалось, что суфлер ждал на лестнице три четверти часа, не смея двинуться с места, пока не пришел отец возлюбленной и не спросил, что он там делает. Конечно, произошел обычный в таких случаях скандал, молодая девушка прогнала его вон и запретила показываться ей на глаза, а четыре ее родственника обещали переломать ему все кости. Мальчик, рассказавший эту историю, прибавил, что он по опыту знает, что эти люди непременно исполнят свое обещание. Мы, конечно, сочли своей обязанностью сообщить об этом суфлеру».