Жак Казот - Влюбленный дьявол

• Название: Влюбленный дьявол
• Автор: Жак Казот
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Самые нежные слова речитатива и арии певица произнесла, обратившись в мою сторону. Пламя её взглядов проникало сквозь вуаль, пронизывая и наполняя меня непостижимо сладостным чувством. Глаза эти показались мне знакомыми. Вглядевшись в черты её лица, насколько позволяла вуаль, я узнал в мнимой Фьорентине плутишку Бьондетто. Но изящество и привлекательность его сложения гораздо заметнее выступали в женской одежде, чем в костюме пажа.

Когда певица кончила, мы осыпали её заслуженными похвалами. Я просил её исполнить какую-нибудь бравурную арию, чтобы мы могли оценить всё разнообразие её таланта. Но она возразила:

— Нет, в моём нынешнем состоянии духа я плохо справилась бы с этой задачей. К тому же вы, вероятно, заметили, каких усилий мне стоило повиноваться вам. Я устала с дороги и не в голосе. Вы знаете, что сегодня в ночь я еду дальше. Меня привезла сюда наёмная карета, кучер дожидается меня. Прошу вас принять мои извинения и позволить мне удалиться. — С этими словами она встала и хотела унести с собой арфу. Я взял инструмент у неё из рук и, проводив её до дверей, вернулся к своим гостям.

Я рассчитывал развеселить их, но вместо этого прочёл в их глазах лишь растерянность и замешательство. Я попытался прибегнуть к кипрскому вину оно показалось мне восхитительным, придало сил и вернуло присутствие духа. Я удвоил порцию и, так как было уже поздно, велел пажу, вновь занявшему место за моим стулом, позвать карету. Бьондетто тотчас же отправился выполнять приказание.

— У вас здесь карета? — спросил Соберано.

— Да, — отвечал я, — я велел кучеру следовать за нами. Я полагал, что если прогулка наша затянется, вы будете не прочь вернуться домой удобным способом. Выпьем ещё бокал, нам не грозит опасность оступиться по дороге домой.

Не успел я договорить фразу, как вошёл паж в сопровождении двух рослых, богатырского сложения лакеев, одетых в богатые ливреи моих цветов.

— Синьор, — обратился ко мне Бьондетто, — ваша карета не может подъехать ближе, но она стоит сразу же за развалинами, окружающими это место.

Мы встали и направились к выходу, Бьондетто и лакеи впереди, мы следом за ними. Так как мы не могли идти в ряд между обломками колонн и пьедесталов, я оказался вдвоём с Соберано.

— Вы славно угостили нас, дружище, — сказал он, пожимая мне руку, смотрите, как бы это не обошлось вам дорого.

— Я счастлив, если сумел доставить вам удовольствие, друг мой, ответил я. — Мне оно досталось той же ценой, что и вам.

Мы подошли к карете; там мы застали двух других лакеев, кучера и форейтора. Это был превосходный экипаж, специально приспособленный для загородных прогулок. Я пригласил моих спутников сесть, и мы плавно покатили по дороге в Неаполь.

Некоторое время мы хранили молчание. Наконец, один из друзей Соберано прервал его.

— Я не допытываюсь узнать вашу тайну, Альвар, но, по-видимому, вы заключили какую-то удивительную сделку. Я никогда не видел, чтобы кому-нибудь так прислуживали, как вам; я сам состою на службе вот уже сорок лет, а не видел и сотой доли того внимания и предупредительности, какие были оказаны вам сегодня вечером. Я не говорю уже о восхитительном виденье, между тем как нам обычно гораздо чаще приходится созерцать неприятную внешность, нежели любоваться хорошеньким личиком. Впрочем, это ваше дело; вы молоды, и этом возрасте жажда наслаждений слишком велика, чтобы оставить время на размышления.

Бернадильо — так звали этого человека — говорил не торопясь, и у меня было время обдумать свой ответ.

— Не знаю, — начал я, — чему я обязан столь исключительными милостями. Предчувствие говорит мне, что они будут непродолжительны, и утешением служит лишь то, что я смог разделить их с добрыми друзьями.

Видя, что я не склонен к откровенности, мои спутники промолчали, и разговор на этом оборвался.

Однако молчание навело меня на размышления; я стал припоминать всё, что видел и делал; сопоставив слова Соберано и Бернадильо, я пришёл к заключению, что благополучно выпутался из самой неприятной истории, в какую могут вовлечь человека моего склада пустое любопытство и безрассудство. Между тем я получил хорошее воспитание: до тринадцати лет им руководил мой отец, дон Бернардо Маравильяс, рыцарь без страха и упрёка, и моя мать, донья Менсия, самая благочестивая и уважаемая женщина во всей Эстрамадуре.

— О, матушка! — мысленно воскликнул я. — Что подумали бы вы о своём сыне, если бы увидели его в ту минуту, если бы увидели его сейчас? Но даю вам слово, с этим будет покончено!

Тем временем карета наша въехала в город. Я довёз приятелей Соберано до дому, а мы с ним вдвоём вернулись в казармы. Пышность моего экипажа несколько удивила часовых, мимо которых мы проехали, но ещё более поразила окружающих красота Бьондетто, сидевшего на козлах.

Паж отпустил карету и лакеев и, взяв у одного из них факел, проследовал через казармы в мои комнаты. Мой слуга, изумлённый ещё более остальных, хотел было заговорить со мной, спросить о причинах столь неожиданного великолепия. Но я не дал ему раскрыть рот.

— Вы свободны, Карло, — сказал я, входя в свои комнаты, — сейчас вы мне не нужны. Идите отдыхать, поговорим завтра.

Мы остались одни в комнате, и Бьондетто запер за нами дверь; на людях, в компании друзей и в шумных казармах, через которые я проходил, моё положение было, пожалуй, менее затруднительным.

Желая положить конец этому приключению, я попытался собраться с мыслями. Я взглянул на моего пажа; глаза его были опущены, густая краска заливала лицо. Вид у него был смущённый и взволнованный. Наконец, я пересилил себя и заговорил:

— Бьондетто, ты хорошо служил мне; более того, во всём, что ты делал для меня, чувствовалось внимание и предупредительность. Но поскольку ты вознаградил себя заранее, я полагаю, что мы в расчёте…

— Дон Альвар слишком благороден, чтобы думать, что он отделается такой ценой…

— Если ты сделал для меня больше, чем был обязан, и я должен тебе ещё что-нибудь, представь свой счёт. Но не ручаюсь, что смогу сразу тебе заплатить. Жалованье за текущий квартал уже съедено, я задолжал в карты, в трактире, портному…

— Ваши шутки неуместны…

— В таком случае, если говорить всерьёз, то я попрошу тебя удалиться! Уже поздно, и я хочу лечь…

— И вы отправите меня столь неучтиво в такой поздний час? Вот уж никак не ожидала такого обращения от испанского дворянина. Ваши друзья знают, что я пришла сюда, ваши солдаты, ваши слуги видели меня и угадали мой пол. Будь я презренной куртизанкой, вы и тогда постарались бы соблюсти приличия, которых требует мой пол. Но ваше обращение со мной оскорбительно, постыдно; всякая женщина почувствовала бы себя униженной…

— Так значит сейчас вам угодно быть женщиной, чтобы претендовать на внимание? Ну что же, если вы хотите избежать скандала при выходе отсюда, соблаговолите удалиться через замочную скважину…

— Как? Вы всерьёз хотите, не узнав, кто я…

— Могу ли я не знать этого?

— Не знаете, говорю вам. Вы прислушиваетесь только к своим предубеждениям. Но кто бы я ни была, сейчас я у ваших ног, со слёзами на глазах прошу у вас защиты. Неосторожность, ещё большая, чем ваша, быть может, извинительная, потому что причиной её были вы, заставила меня сегодня всем пренебречь, всем пожертвовать, чтобы покориться вам, отдаться вам, последовать за вами. Я возбудила против себя самые жестокие, самые неумолимые страсти, мне не от кого ждать защиты, кроме вас, у меня нет иного убежища, кроме вашей комнаты. Неужели вы закроете её передо мной, дон Альвар? Неужели будут говорить, что испанский дворянин так безжалостно, так недостойно поступил с той, кто всем пожертвовала ради него, с чувствительным, слабым, беззащитным созданием, словом, с существом моего пола?

Я пытался отступить насколько возможно, чтобы хоть этим способом как-то выйти из затруднительного положения, но она обхватила мои ноги, тащась за мною по полу на коленях, пока я не оказался прижатым к стене.

— Встаньте, — сказал я. — Сами того не зная, вы поймали меня на слове. Когда моя мать впервые вручила мне шпагу, она заставила меня поклясться на её рукояти, что я всю жизнь буду служить женщинам и не обижу ни одной. Даже если мои нынешние подозрения справедливы, сегодня…

— Хорошо, жестокосердый человек! Позвольте мне провести ночь в вашей комнате, на каких угодно условиях…

— Ну что же, ради такого необыкновенного случая и чтобы положить конец этому удивительному приключению, я согласен. Но постарайтесь устроиться так, чтобы я вас не видел и не слышал. При первом же подозрительном слове или движении, я, в свою очередь, возвышу голос, чтобы спросить вас: Che vuoi?

Я повернулся к ней спиной, подошёл к своей кровати и начал раздеваться.

— Помочь вам? — послышалось за моей спиной.