Федор Сологуб - Том 1. Тяжёлые сны

• Название: Том 1. Тяжёлые сны
• Автор: Федор Сологуб
• Издательство: Интелвак
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-93264-022-7, 5-93264-023-5

Впервые осуществляется издание Собрания сочинений Федора Сологуба, в котором с наибольшей полнотой представлено наследие одного из вождей русского литературного модерна, выдающегося прозаика, поэта и драматурга Серебряного века.

В первом томе публикуются роман «Тяжелые сны» (1895) и два цикла рассказов — «Земные дети» (1894–1898) и «Недобрая госпожа» (1899 1907).

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Ивакина была в большом негодовании; все морщинки ее маленького лица дрожали и волновались. Логин смотрел на нее с улыбкою, но и с досадою.

«Вот, ведь чахоточная, а какой в ней отважный дух!» — думал он.

В это время они пришли на лужайку, где остальное общество уже сидело за завтраком, в тени старых илимов и берез.

— Что, дружище, — закричал Андозерский, — никак тебе Ирина Петровна головомойку за нигилизм задает? Логин засмеялся. Сказал:

— Да, вот мы об идеалах не сошлись мнениями.

— Не признавать идеалов-безнравственно и нерационально, — горячо сказала Ивакина.

— Я вполне согласен с многоуважаемой Ириной Петровной, — внушительно сказал Мотовилов. — Главный недостаток нашего времени-затемнение нравственных идеалов, которым, к сожалению, отличается наша молодежь.

— Совершенно верно изволили сказать, к сожалению, — подтвердил Гомзин, почтительно оскаливая зубы.

Глава двадцать третья

Мотовилов ораторствовал об идеалах длинно, внушительно и кругло. Иные почтительно слушали, другие вполголоса разговаривали. Андозерский занимал Нету и украдкою кидал на Анну пронзительные взгляды.

— Вы были с нею на мельнице? — тихо спросила Клавдия.

— Да, — сказал Логин, — там хорошо.

— Хорошо! В этом прекрасном диком месте говорить с нею! И она молола вам суконным языком об идеалах! Какая жалость!

Логин засмеялся.

— Вы не любите ее?

— Нет, я только дивлюсь на нее. Быть такой мертвой, говорить о прописях, букварях и вклеивать в эти разговоры тирады об идеалах, — как глупо! Идеалы установленного образца!

— Она любит говорить, — сказала Анна, — о том, чего не понимает, — о своем деле. Так, заученные слова, лакированные, прочные. И притом теплые. И бесспорные.

Она говорила спокойно, — и Логину ее слова, и ясная улыбка, и медленные движения рук казались жестокими.

Браннолюбский хлопал под шумок рюмку за рюмкою и быстро пьянел. Вдруг закричал:

— Не согласен! К черту идеалы!

Но тотчас же «ослабел и лег». Биншток и Гомзин прибрали его, и он больше не являлся. Евлалия Павловна притворялась, что весела, но была в жестокой досаде и безжалостно издевалась над Гомзиным. Биншток не подходил к ней и посматривал злорадно.

Баглаев сидел рядом с женою; имел пристыженный вид. Девицы Дылины вернулись с видом «как ни в чем не бывало» и только потряхивали мокрыми косами. Андозерский подмигнул Вале, Валя лукаво опустила глазки, Баглаев старательно не глядел на сестер. Нета разрумянилась, и лицо у нее было счастливое.

Пришли гимназисты; с хохотом рассказывали что-то Андозерскому. Андозерский захохотал. Крикнул:

— Вот так дети!

Все повернулись к нему.

— Вот наши молодые люди интересное зрелище видели.

— Представьте, — заговорил Петя Мотовилов, показывая гнилые зубы и брызжась слюною, — мальчишки изображают волостной суд: там один из них будто пьяница, его приговорили к розгам. И все это у них с натуры, и тут же приговор исполняют. А девчонки тоже стоят и любуются.

Барышни краснели, кавалеры хохотали. Баглаева сказала пренебрежительно:

— Какие грубые русские мужики!

— Ну и что ж дальше? — спросил Биншток.

— Да мы ушли: очень уж подробно они представляют, даже противно.

Жозефина Антоновна сердито ворчала на мужа, сверкала на всех черными глазами и бросала гневные взгляды на Валю. Совсем неожиданно она заявила:

— Которая дрянь чужих мужей прельщает, той бесстыдной девице иная жена может и глаза выцарапать.

— Руки коротки, — огрызнулась Валя.

— Что ж вы на свой счет принимаете, — накинулась на нее Баглаева, — видно, по вашей русской пословице, знает кошка, чье мясо съела?

Валя хотела было отвечать, но Анна строго уняла ее. Валя ярко покраснела и смущенно начала рассказывать барышням, что говорят в городе о холере. Анна засмеялась, взяла ее за локоть и тихо сказала ей:

— Надо вас, Валя, вицей хорошенько.

— За что ж, Анна Максимовна? Почему ж я знала, что он пойдет? — оправдывалась Валя.

Варвара злорадно смотрела на сестру. Мотовилов сказал внушительно и негромко:

— А вот мне на вас жалуются, госпожа Дылина. Валя сидела как на иголках и растерянно молчала.

— Да-с, крестьяне жалуются, — продолжал Мотовилов, помолчав немного.

— Да за что же? — робко спросила Валя.

— Вообще, недовольны. Вообще, им не нравится, что учительница. Ну, и вы ссоритесь с сослуживцами и детей балуете, да-с! И все вообще у вас идет навонтараты.

— Да я, Алексей Степаныч…

— Ну-с, я вас предупредил, а там не мое дело. А впрочем, и я согласен. По-моему, баба или девка в классе— одно баловство.

— Ну, что о делах теперь! — вмешался было Баглаев. Но жена сейчас же его уняла.

— Какое— ты имеешь право вступаться? Разве тебя просили? Разве ты чей-нибудь здесь любовник? Ты от всякой смазливой вертуньи сам не свой. Знай свою жену, и будет с тебя.

— Знаю, знаю, матушка, виноват!

— То-то, — наставительно сказал Гуторович, — не фордыбачь, виносос, — у тебя еще вино на губах не обсохло.

Молодые люди смеялись.

— Что, напудрили голову? — язвительным шепотом спрашивала Варя у своей сестры. — Так тебе и надо!

Логин и Пожарский стояли в стороне. Логин спросил:

— Скоро на вашей свадьбе запируем?

— Какая там свадьба! — уныло сказал Пожарский.

— Что так?

— Сама девица-ничего, почтительна к нам, что и говорить, да вот где точка с запятой: богатый, но неблагородный родитель и слышать о нас не хочет, — козырь есть на примете.

— Плохо! Но все ж вы попытайтесь.

— Чего пытаться-то? Формальное предложение сегодня по дороге делал, — нос натянули. А вы, почтеннейший синьор, уж за престарелой ingenue приударили, за Ивакиной. Но это сушь! Вы бы лучше наперсницу барышень тронули, — веселенькая девочка!

— Занята уж она, мой друг.

— Фальстаф?

— Нет. Это — ложная тревога Жозефины, — жених

— Елена прекрасная, значит, даром волнуется?

— Совершенно напрасно.

Биншток обратился к Мотовилову с заискивающею улыбкою:

— Алексей Степаныч, вот Константин Степаныч желает прочесть вам стихи.

— Стихи? Я не охотник до стихов: стихами преимущественно глупости пишут.

— Но это, — сказал автор, Оглоблин, — совсем не — такие стихи. Я взял смелость написать их в вашу честь.

— Пожалуй, послушаем, — благосклонно согласился Мотовилов.

Логин с удивлением смотрел на неожиданного автора стихов в честь Мотовилова; его раньше не было на маевке, и как он сюда попал, Логин не заметил. Оглоблин стал в позу, заложил руку за борт пальто и, делая другою рукою нелепые жесты, прочел на память:

Недавно гражданин честной,
Наш друг и педагог искусный,
Был вдруг постигнут клеветой
И возмутительной, и гнусной.

И кто же первый клеветник?
Его завистливый коллега!
Быть может, цели бы достиг
Лукавый нравственный калека.

Но вдруг за правду поднялся
Боярин доблестно бесстрашный,
И речью гневно-бесшабашной
Скликать сограждан принялся,

И им всеобщего протеста
Проект разумный предложил
Против того, что дали место
В тюрьме тому, кто честен был.

И говорит, не устава,
Боярин мудрый за того,
Кто горько слезы лил, рыдая,
Когда схватили вдруг его,—

И за невинного хлопочет,
И постоять за правду рад,
И доказать начальству хочет,
Кто в этом деле виноват.

Хвала, боярин именитый!
Живи и здравствуй столько лет,
Чтоб был ты в старости маститой
Не только дед, но и прадед!

А нам тебе кричать пора:
Ура! ура! ура! ура!

Стихотворение, прочитанное с чувством и с дрожью в голосе, произвело впечатление. Мотовилов встал и горячо пожимал руку Оглоблина. На лице его лежал отпечаток величия души, которой услышанные похвалы были как раз в пору. Говорил:

— Очень вам благодарен за чувства, выраженные вами по отношению ко мне. Но и вообще очень прочувствованные стихи. — такие мысли делают вам честь.

Оглоблин прижимал руку к сердцу, кланялся, бормотал что-то умиленное. Около него столпились, пожимали руку, хвалили за хорошие чувства. Баглаев восклицал:

— Ловкач! Обожженный малый!

Были немногие, на которых чтение произвело иное впечатление. Палтусов улыбался язвительно. Логин слушал с досадою. Клавдия тихонько засмеялась при словах «нравственный калека»; потом она слушала с презрительно-скучающим видом. Анна хмурила брови, неопределенно улыбалась; слово «прадед» рассмешило ее своим ударением, и она весело, долго смеялась. Нета чувствовала себя неловко: стихи ей нравились, но презрительный вид Клавдии и смех Анны заставляли ее краснеть.