Петр Стефановский - Триста неизвестных

• Название: Триста неизвестных
• Автор: Петр Стефановский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автор книги Герой Советского Союза генерал-майор авиации П. М. Стефановский — военный летчик-испытатель 1-го класса. Служению в авиации он отдал свыше тридцати лет жизни. Более трехсот крылатых машин различных типов — от первых отечественных с поршневыми двигателями до реактивных истребителей и бомбардировщиков — испытал в воздухе Петр Михайлович Стефановский. Он также пилотировал и испытывал многие военные самолеты зарубежных стран. В годы Великой Отечественной войны П. М. Стефановский по заданию Ставки Верховного Главнокомандования сформировал из летчиков-испытателей несколько истребительных авиаполков и возглавил один из секторов ПВО Москвы. В воздушных боях на подступах к столице он лично сбил несколько вражеских самолетов. О трудной и опасной работе летчиков-испытателей, о подвигах крылатых богатырей в годы суровых военных испытаний и рассказывает книга "Триста неизвестных". Рассчитана она на широкий круг читателей.

Литературная запись Г. И. Григорьева.

---

— Какие к черту облака! — неожиданно вспылил комбриг. — На истребитель некого посадить!

— А Чкалова?

— Уже сидит. На губе сидит твой Чкалов. — И Залевский снова зашагал по комнате.

— А Анисимов? — подсказываю опять.

— В командировке Анисимов.

Александр Фролович Анисимов — самый близкий друг Валерия Павловича возглавлял истребительную группу НИИ ВВС. Этого плотного, выше среднего роста человека с добродушным лицом любили все. И хотя он был значительно выше нас по воинскому званию и занимаемой должности, мы запросто называли его Сашей. Летным искусством Анисимова восхищался даже Чкалов. Он был действительно непревзойденным мастером техники пилотирования. Летал легко, непринужденно, фигуры высшего пилотажа выполнял исключительно чисто. Чкалов старался подражать Анисимову, стремился освоить его приемы, но преуспеть в этом так и не смог. Не давалась ему анисимовская плавность, нежность полета. Характер был, видать, круче.

Не раз друзья допытывались у Александра Фроловича:

— Вот, скажем, иммельман[1], как ты начинаешь выполнять его на И-5?

— Да обыкновенно, — с улыбкой отвечал Саша. Он вытягивал горизонтально правую руку и, имитируя голосом рокот набирающего обороты мотора, пояснял: Разгоняем такую скорость, какую может дать самолет в горизонтальном полете. Голос его крепчал, рокотание резко усиливалось, словно двигатель перешел на режим максимальной мощности. — Затем — дзынь! — Рука быстро и круто загибалась вверх, и ладонь заворачивалась в обратную сторону. — И иммельман готов.

Большего от него нельзя было добиться. Некоторые мало знавшие Сашу ребята утверждали даже, что он-де боится конкурентов и, стараясь скрыть свои секреты, простачком прикидывается. Чепуху они, конечно, говорили.

Просто Александр Фролович не умел передавать другим тонкости своего летного мастерства. А может быть, он и сам их не замечал.

Александр Анисимов был, как говорится, рожден для полетов. Валерий Чкалов — тоже. Но каждый из них обладал только ему присущим летным почерком, блестящими, неповторимыми способностями.

…Комбриг Залевский действительно оказался в тяжелом положении. Демонстрировать перед итальянской делегацией высший пилотаж на новом истребителе И-7 с мотором М-17 было некому. Потому Батя и бушевал.

— В гражданское вырядились, — с возмущением говорил он об иностранцах. — А вышагивают так, словно каждый лом проглотил. Сразу видать — военные… Вот и воспитывай тут бдительность! — И совершенно неожиданно Батя вдруг крикнул мне: — Чего торчишь? Я, что ли, буду готовить твой самолет к вылету? Марш на стоянку!

Наш ТБ-3 находился уже в полной готовности. На "приколе" его держала лишь облачность. Если бы она чуть поднялась, мы тут же взмыли бы в небо заканчивать прерванную программу высотных испытаний.

На экипировку экипаж, затратил всего несколько минут. В летном обмундировании с парашютами за плечами не спеша идем к самолету. Рассказываю товарищам о том, что слышал от комбрига про итальянцев.

Смотрю, кто-то сломя голову, прямо по снежной целине, несется нам наперерез. Комбинезон распахнут, шлем — набекрень, парашют — в руках. Конечно же Чкалов! Догоняет. Улыбаясь, по-мальчишески радостно кричит:

— Амнистия вышла! Но Батя сказал, что в другой раз он в случае чего прибавит мне пару-тройку суток.

Любит Чкалова Адам Иосифович Залевский, ценит. Потому и держит в ежовых рукавицах, не дает спуску.

Валерий зыркнул глазами вверх:

— С тысячу будет? — Это он о границе нижней кромки облаков.

— Не больше.

— Хорошо, — проокал Чкалов. — Ох и хорошо! Ну, чего тянетесь? Шире шаг, бомбовозы! Покажем иностранцам русский характер!

Валерий был весь — порыв, неудержимое стремление вперед и ввысь. Были бы крылья — тут же от нас ринулся бы в небо. Именно в этот момент я так выпукло и многогранно увидел его — волжского богатыря с широченной душой и молодецкой удалью, с неутолимой жаждой летать и неукротимым стремлением совершать что-то необыкновенное.

Чкалов понимал, что уж сегодня-то он сможет развернуться вовсю. Выполнение фигур высшего пилотажа на минимальной высоте будет его главным козырем. Но только нынче, во время показательных полетов. А завтра, в обычной рабочей обстановке, его за это не только не похвалят, а накажут — те самые трое суток подкинут.

В назначенное время мы запустили моторы и прямо со стоянок пошли на взлет. Внизу, на фоне чистого снега, чернела группа людей, ради которых каждый из нас обязан был взять от машин все, на что они способны, полиостью отдать полету свои знания, опыт, силы, волю.

Чтобы я не мешал Чкалову выполнять пилотаж на вертикалях, мне предложили работать на стометровой высоте. Поэтому не довелось видеть, какие фигуры выписывал Валерий. Да и обстановка не позволяла отвлекаться. Когда под самолетом всего сто метров, особенно не развернешься на тяжелом четырехмоторном корабле. И все-таки надо было что-то показать итальянцам, чтобы стереть с их лиц так запомнившиеся надменные улыбки.

Решаюсь делать глубокие виражи вокруг сбившихся в кучку иностранных наблюдателей и сопровождающих их наших представителей. Накренив самолет на 60-70 градусов, описываю одну за другой замкнутые кривые в горизонтальной плоскости. Ровно, без натуги гудят моторы. Сдается, не машина кружится над заснеженным полем, а аэродром под ней, превратившись в огромную белую тарелку с черным узорчиком в центре… Вспомнилось чкаловское "чаепитие". Кстати, где он? Жаль, не вижу его. Время полета подходит к концу. Неужели придется садиться, не сумев сделать ничего особенного. А что, если?… Руки сами потянулись к рычагам управления двигателями. Два из них смолкли, винты их замерли. На двух моторах проношусь над иностранцами, делаю крутой разворот и захожу на посадку.

Следом за мной садится Чкалов. Нас представляют руководителю итальянской авиационной делегации.

— Мы объехали всю Европу и Америку, — говорит он, — но таких самолетов и таких летчиков, как ваши, нигде не видели. Ни один тяжелый самолет в мире не делает столь глубоких виражей, не обладает такой маневренностью.

Не знаю, достаточно ли искренне высказался итальянский генерал, но прежней надменной улыбочки на его лице уже не было. Лишь синяя жилка учащенно пульсировала на виске.

Вскоре советские летчики еще более внушительно продемонстрировали растущую мощь нашей тяжелой бомбардировочной авиации. Это произошло на первомайском воздушном параде, над Красной площадью.

Летную группу НИИ ВВС возглавлял комбриг А. И. Залевский. Незаурядный летчик, волевой командир, душевный товарищ, он пользовался всеобщим уважением и непререкаемым авторитетом. Его и любили и побаивались. Безжалостно требовательный к себе, он строго относился и к нам. Тем не менее со всеми радостями и печалями мы шли к нему, нашему "Адаму".

Внешность у Адама Иосифовича была броская, запоминающаяся: атлетическое телосложение, рост выше среднего, крупное, до красноты обветренное волевое лицо, изборожденное морщинами. Он напоминал могучее, кряжистое дерево северной части Руси. Широко расставленные ноги походили на могучие корни, крепко вросшие в землю. Такого человека нелегко положить на лопатки.

Благодаря А. И. Залевскому я "прославился" еще до парада. Поводом послужил мой внушительный рост.

Приехавший к нам начальник ВВС РККА Я. И. Алкснис почему-то прежде всего поинтересовался, хорошо ли нас кормят.

— Хорошо, товарищ начальник, — ответил комбриг и с серьезным видом, хотя это была, конечно, шутка, добавил: — Вот только Стефановскому положенной нормы не хватает.

— Выдавать ему по две порции, — видимо занятый своими мыслями, механически произнес Алкснис.

И стал я с того дня "двупаечником". Ох, и злословили по этому поводу ребята!

…На параде нашу эскадрилью тяжелых бомбардировщиков вел А. Б. Юмашев. Самолеты с яркими красными звездами на килях шли волна за волной. Их гигантские тени то и дело перечеркивали многолюдную Красную площадь. Как потом писали газеты, иностранные представители были удивлены и потрясены: откуда у русских взялась такая воздушная мощь.

После воздушного парада всех его участников пригласили в Кремль на прием. На следующий день начальник ВВС произвел разбор. Он сообщил, что правительство высоко оценило наши действия, поблагодарил за службу. В заключение указал на недостатки, имевшие место при подготовке к параду.

Строевые части ВВС в массовом порядке переходили на цельнометаллические самолеты. В разведывательную авиацию поступали машины новых образцов. На аэродромах давно исчезли и голландские разведчики "Фоккер" ЦЕ-4, и отечественные Р-1 и Р-2. Не очень долго летал также выпущенный малой серией цельнометаллический самолет конструкции А. Н. Туполева Р-3 с мотором Лорен-Дитрих.

Из наших первых боевых самолетов дольше всех оставался в строю только разведчик и легкий бомбардировщик Р-5.