Сергей Андреев - Особый контроль (сборник)

• Название: Особый контроль (сборник)
• Автор: Сергей Андреев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-235-02003-0

В книгу вошли фантастические произведения у частников ялтинского семинара 1991 года Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов.

СОДЕРЖАНИЕ:

Сергей Андреев. Космос душ человеческих. Стихотворение

Сергей Булыга. Дикенц. Рассказ

Сергей Булыга. Манефа. Рассказ

Сергей Булыга. Конный пешему товарищ. Рассказ

Василий Головачев. Особый контроль. Роман

Юрий Иваниченко. Выборный. Повесть

Сергей Казменко. Мне здесь не нравится. Рассказ

Валентина Соловьева. Мост. Рассказ

Николай Славинский. Творец Инканы

Александр Тесленко. Пылесос истории. Повесть

Александр Тесленко. Дьондюранг. Повесть. Перевод с украинского Е. Цветкова

Составитель О.О.Ткаченко

На первой и четвертой страницах обложки работы художника Памелы Ли (США) “На другой планете”, “Поиск”.

---

— Миколайкой.

— Во-во, Миколай. А меня — Балазей. Так куда мы собрались?

— В Архаровск.

— Пошли!

И пошли. И на каждом ночлеге — успех. За миколайкины байки кормили гостей и поили в три горла. Вот, скажем, придут, Миколайку блинами накормят — он мяса не ел, — а потом Балазей, собравшимся тайно моргнув, степенно спросит:

— А скажи нам, великий мудрец, откуда люди пошли?

Миколайка:

— С деревьев. Люди раньше были дикие, мохнатые, с хвостами.

Все молчат, головами кивают. Ведь сказано им: Миколайка обидчив; чуть что — замолчит. Но уж если над ним не смеялись, он, бывало, такое верзал, что представить нельзя. Только что нам Миколайкины слова, когда дела и того хлеще оказались!

А было это так. Шли они, шли и дошли до Архаровска. День был солнечный, поле вокруг, в трех верстах — городская застава. Сели друзья отдохнуть. Балазей разулся, портянки на кустах развесил. Миколайка… свою торбу развязал и стал доставать из нее деревяшки, прутики, дощечки, крючки, закорючки, обрезки холста…

— Что это? — удивился Балазей.

Молчит валацуга, сопит. Щепку к закорючке, закорючку к дощечке цепляет, тут же рядом деревяшку приспособил, холстом обернул, потянул — удержалось.

Встал Балазей, подошел, посмотрел — ничего не понятно! А Миколайка — опять же молчком — свое строение расправил, хомутами за плечи приладил, руки кверху поднял, улыбнулся и спросил:

— Узнаешь?

— Крылья, что ли?

— Они.

Стоят они, молчат, и у каждого мысли свои. А потом Балазей, головою тряхнув, говорит:

— Ну, д-давай!

Посмотрел Миколайка в небо, признался:

— Я, видишь ли, солнца боюсь. Как бы оно крылья не спалило.

— А ты пониже над землей стелись.

— Нет, я в небо хочу!

Балазей головою покачал — не жилец Миколайка, как пить дать не жилец!

А тот походил по поляне, попрыгал, испробовал крылья на крепость, а после снял их, разобрал и в торбу спрятал. Сел, на солнце посмотрел и говорит:

— Есть в Архаровске лекарь, всех лечит. И есть, говорят, у него холодильная мазь. Вот бы той мази добыть!

— А зачем?

— Крылья смажу, тогда не сгорят. Вот только мазь дорогая, а деньги где взять? — и смотрит синими глазами. Безумными, блаженными. Глянул в них Балазей… и решился. Сказал:

— Государь нам поможет! — и ружье подхватил, повертел для красы.

А что? Ружье богатое: дуло черненое, курок золоченый, приклад деревянный душистой породы в рисунках. Миколайка руками всплеснул:

— Как же можно! Ведь это подарок!

— Молчи!

И… отвернулся валацуга, зашмыгал, захлюпал, заплакал от счастья.

К обеду в Архаровск пришли. И, минуя храмы, лавки, балаганы, — прямо к лекарю.

Лекарь душевный попался, сказал:

— Наилучшая мазь! От горячки спасает, от жару, от пару, от свары. Пятьдесят ассигнаций стакан.

Миколайка:

— А если в обмен? Например, на ружье. Сколько дашь? И Балазей ружье с плеча снимает. Лекарь прищурился.

— Дай-ка сюда, — говорит, — посмотрю.

Балазей:

— А что смотреть? Сейчас проверим! — и клацнул алмазным курком.

Лекарь в крик:

— Ты чего? Очумел?!

Балазей ему дуло к брюху приставил, спросил:

— Сколько стоит? Не слышу!

Лекарь зажмурился.

— Даром берите, не жалко.

Взяли ровно полведра и ушли, раскланявшись.

Миколайка, крылья мазью натирая, вздыхал:

— Не к добру наш разбой, не к добру!

Так и вышло. Назавтра пошли на базарную площадь, там для разбегу просторно. Но как только купцы-продавцы увидали диковину, так обступили и проходу не дают и пристают:

— Почем товар? Зачем товар? Чего так много просите?

— Не продается! — кричит Балазей. — Не хватайте! Не рвите! А кто чуда желает, валите за мной; по пятаку беру, по-божески!

Их народ обступает, шумит, но Миколайка никого не видит и не слышит. Идет себе, средь любопытных молча продирается, вот Балазей один и отбивается.

— Не лапай, — кричит. — Не замай! Это, может, заморское чудо; не трожь!

И тут как назло кто-то цап его за руку! Цепко! Обернулся Балазей, хотел нахалу по сусалам сьездить… и обмяк!

И то сказать — пред ним штабс-капитан! Усы вощеные, глаза кровавые. И шепчет:

— А, беглый солдат! Балазей! Вот ты где!

Балазей побелел, отвечает:

— Обознались, вашбродь, ну ей-бо обознались!

— Ну уж нет! Все как есть! — говорит офицер. — И повесят тебя, Балазей, за измену отечеству!

А что? И запросто повесят. Он ведь мало того, что со службы сбежал, так еще и украл секретное трофейное ружье. М-да, тут верная смерть. Разве что…

Подскочил Балазей, заорал:

— Полетел! Полетел! — и пальцем в небо тычет.

Офицер поверил, глянул… А Балазей рванулся, вырвался, в толпу — и сник. Штабс-капитан, осерчав, по-военному свистнул. Солдаты — на свист, а народ — кто куда. Невозможная давка! И тут…

Как только люди в переулки схлынули, так Миколайка на просторе разбежался, крыльями — мах! мах! — и полетел.

Остолбенел народ, шапки снял. Знамение! Один говорит:

— К недороду.

Другой:

— К урожаю. Привычное брожение умов.

А Миколайка все выше и выше летит, ничего не боится. А что? Полведра холодильного средства извел, так теперь хоть на солнце садись!

Балазей средь народа стоит, на товарища смотрит… И стыдно ему! Эх, сколько он над ним смеялся, сколько потешался! А сам кто? Дурак дураком. Вдруг он слышит:

— Стоять! Не дышать! Глаза направо!

И… словно и не было тех долгих вольных лет и словно никогда он не бродил по свету! Стоит Балазей и не дышит, направо косит. Там, справа, солдаты по небу стреляют, а штабс-капитан народу объясняет:

— Нельзя, чтобы в небо летали, запрет. Вам же только позволь, никого на земле не останется. А кто тогда будет налоги платить, государю служить? Р-разойдись!

Не уходят. Стоят и молчат.

А солдатам никак Миколайку не сбить, и он все выше, выше в небо забирается. Вот штабс-капитан и сказал:

— Сейчас мы этого злодея запросто подстрелим. Есть у нас для этого дела специально натасканный бравый солдат, он за меткую пулю в фельдфебели выйдет. Эй, Балазей!

И — сам не свой Балазей! Ружьишко с плеча срывает и преданно ждет. Штабс-капитан командует:

— Ступи! Фитиль с курка! Фитиль на место! Пулю вбей! Порох на полку!

И Балазей как неживой команды справно, дельно, ловко выполняет и душистый приклад к плечу приставляет. Руки белые, пальцы дрожат, оторваться желают.

— Пали!

Закрыл глаза, повел стволом куда подал ее и стрельнул!

Открыл…

Ан завертелся уже Миколайка, в летнем небе осенним листом закружился…

Тяжко охнул народ, зароптал. Балазей ружье в песок отбросил, в небо смотрит и слез не стыдится. Офицер:

— А подать ему водки! Фельдфебелю!

Все молчат. Только вдруг слышно в толпе:

— Улетит!.. Вот хотя б улетел!

А глянули — точно! Миколайка вновь крыльями машет, и хоть все ниже летит, но видно, что за город вытянет. А там за огороды, за поле, за речку…

Офицер:

— Взять! За мной! — и первым побежал.

И солдаты за ним — так, с полсотни. А Балазей… и он туда же… Выбежали в поле — там бабы жито жали — закричали:

— К-куда?!

— А туда, — говорят, — в осоку залетел.

Там возле речки болото. Камыш, осока — во такие и выше. Гиблое место, тут разве найти? Но они по-военному, цепью пошли.

Балазей — тот по краю, по берегу речки идет. Думает: вот бы неловко ступить и не выступить. Вдруг…

Миколайка! Лежит. Щеки белые, губы красные — потому как в крови, — грудь навылет пробита. И крылья в мелкий щеп изломаны, изодраны. Тонет в болоте, моргает, молчит.

Стоит Балазей, подойти не решается. Миколайка к нему повернулся, едва улыбнулся и шепчет:

— А крылья хорошие… были. И мазь… холодит. Лепота наверху, красота — потом прислушался, спросил:

— Кто это ходит?

— Солдаты, — отвечает Балазей, а сам уже не видит ничего, все плывет у него пред глазами.

Миколайка:

— Ох, сердце горит! Не могу! Остуди меня в речке.

Балазей, глаза утерши, подошел.

— Прости, — говорит.

— За что? Я ж сам прошу, — и зажмурил глаза Миколайка.

Взял Балазей товарища за плечи, толкнул — и тот пузырями на дно. Вместе с крыльями. Тихо. Стоит Балазей, в речку смотрит и думает… Нет. Вдруг он слышит — солдаты! Все ближе и ближе. У Балазея сразу слезы высохли, ум прояснился. Вскричал:

— Держи его! Держи! — и паш-шел бежать, камышом трещать!

Бежал, бежал, споткнулся и упал, чуть сам не утонул, а все кричит!..

Набежали солдаты, при них офицер, говорят:

— Что за шум?

— Улетел! Вот так вот, низенько, по-над самою речкою и улетел!

Офицер его р-раз! — по зубам.

— Врешь! — кричит. — Не было!

— Было!

Стали его сапогами топтать и прикладами бить, ну а он все равно: