Сергей Лапшин - Последний довод побежденных

• Название: Последний довод побежденных
• Автор: Сергей Лапшин
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0253-1

В этом «перпендикулярном» мире Гитлер выиграл войну. В этой реальности Вермахт разгромил Красную Армию и, как нож сквозь масло, прошел всю европейскую территорию СССР до Урала. Здесь осуществлены все людоедские планы нацистов по отношению к России. Здесь установлен жесточайший оккупационный режим, основанный на грабеже и геноциде, а русские считаются «недочеловеками», существами третьего сорта.

Кто в состоянии изменить этот проклятый мир? Кто может стать ядром сопротивления, начав партизанскую войну против оккупантов и их пособников? Лишь пришельцы из реальности, в которой Советский Союз выстоял и победил во Второй Мировой, — наши современники, верные памяти о Великой Победе, и разведгруппа Красной Армии из 1943 года.

---

— Задачу знаю я, как командир группы, и мой заместитель. Вы входите в группу на основаниях безусловного подчинения. Исполняете приказы без вопросов. После выполнения задания я связываюсь с тем лицом, которое вы укажете, — довольно быстро сориентировавшись в ситуации, Терехов перешел в атаку.

Он считал, что в данном случае лучше будет пережать, переломить разговор и настроения в свою пользу, чем продолжать играть в поддавки. Если он все понимал правильно, деваться бойцам РОА просто некуда. И причина, по которой они оказались в доме, являвшемся явкой, тоже только одна.

— Это больше похоже на диктат, чем на какие-то условия, — качнув головой, постарался слегка сгладить напор капитана Свиридов. — Жесткие рамки не привели ни к чему хорошему Советы в начале войны…

Подобное можно было расценить как попытку договориться. Но Терехов предпочел поступить иначе. Вести дебаты, обещать что-то, идти на уступки он не собирался. Он бы с удовольствием зачислил четверых предателей в свою группу. Под полный контроль и подчинение. Никаких других вариантов.

— Не будем упражняться в остроумии. Вы переходите в мое прямое подчинение. Или я выпускаю гранату, — пресек все дальнейшие размышления Терехов.

Заметил, как после этих слов Свиридов взглянул на своих товарищей, коротко направо, коротко налево. Советуясь. Принимая решение коллегиально, не авторитарно. Это позволяло сделать вывод, что командиром этих солдат он не являлся. Либо не обладал авторитетом в достаточной степени. В какой-то мере это облегчало задачу Терехова. Тем проще ему лично будет подчинить своей воле всех четверых. Конечно, он не знал о них ничего, он не доверял им, он не надеялся на них, но твердо знал одно — этих бойцов он мог использовать при выполнении своего задания. Подобного знания ему хватало.

— Хорошо, — кивнул Свиридов.

И Терехов прекрасно видел, что никаких сверхусилий приложить для принятия данного решения лейтенанту из РОА не пришлось. Мало того, внимательно наблюдая, глядя в глаза ему, капитан советской армии видел, что предатель только рад был избавиться от обузы ответственности за своих подчиненных.

В результате проведенной спецоперации ячейка сопротивления, базировавшаяся в деревне, держащая хорошую и устойчивую связь с местным отрядом партизан, была частью уничтожена, частью пленена. Информация эта была из первых уст. Со слов Свиридова, притормозившая с отправкой на запад часть РОА участвовала как в ликвидации связных, так и в охоте на партизан. В первом бойцы Власова преуспели в большей мере, нежели во втором. Части партизан удалось уйти. Затем эшелоны тронулись дальше в путь, а взвод Свиридова остался в деревне. Связной, попавший к немцам живым, о своей роли рассказал, и кто-то умный из тех, кто был наделен правом приказывать, решил оставить засаду. Для этой самой роли выбрали сводный отряд из бойцов РОА и местных полицейских под командованием двух немецких офицеров. И на данный момент списочный состав засадников резко убавился. Как объяснял Свиридов, местные полицейские, не склонные к исполнению своих функций в условиях наступления Советов, каждую ночь покидали расположение. Их же примеру следовали и коллаборационисты из РОА, не желая дожидаться прихода Красной Армии.

— И сколько же осталось вас в деревне? — Терехов, расположившийся за столом, уже давно убрал гранату в карман. Зато ППС переложил прямо под руку, во избежание, так сказать, любых конфликтов. Справа от него, ровно так же вооружившись, сел и Клыков. Все четверо их свежесагитированных новобранцев находились напротив, буквально через стол. Это несколько напоминало высокие договаривающиеся стороны, и Терехов старался держаться сообразно, словно приклеенную хранил на губах легкую, чуть заметную улыбку. Хотя и давалось ему это нелегко.

Вот наблюдатели, сунулись в деревню, где взвод! Взвод, мать его! И если бы головой подумал Свиридов, а не залился бы страхом до пяток, так сообразил бы — что это за разведка такая, позволяющая себе залезть в мышеловку самостоятельно. Хотя обвинять лейтенанта смысла не было. Свиридов хватался за любую соломинку, лишь бы получить отпущение грехов. И поверить лейтенант был готов хоть черту, главное, чтобы черт этот был в форме и при погонах красноармейцев.

— Нас четверо, двое немцев, шестеро из нашего батальона. Полицаи все разбежались, — покладисто предоставил информацию Свиридов, видимо, уже отчасти входя в роль подчиненного.

— Кто-то из них разделяет ваши мысли?

Ответ насторожил своей торопливостью. Впрочем, довольно быстро он был подкреплен объяснением:

— Нет. Никто. Нужно их ликвидировать, всех.

Терехов чуть прищурился, ища подоплеку высказанных мыслей на лице Свиридова. Тот впервые не отвел глаза и взглядом не задрожал. Видимо, высказанное было чрезвычайно важно для него. Подтверждение последовало тут же:

— Это наше условие. Ликвидация всех.

Терехов, прекратив пытливо высматривать нечто таинственное на лице старшего лейтенанта, скользнул взглядом по его бойцам, отметил, как напряжен каждый из них, как слегка изменяют положение рук, сдвигаются назад, выбирая нужную позу для моментального открытия огня. Видимо, это действительно важно. Настолько, что можно пренебречь вполне реальной, осязаемой уже ниточкой спасения в виде капитана разведчиков.

Потратив секунду на размышления, Терехов, как ему казалось, нашел причину. Собственно, лежала она на поверхности, стоило лишь немного провести анализ сказанного. Операция, ликвидированные местные. Операция с партизанами. Это все с подачи, со слов Свиридова. И, судя по всему, лейтенант не желает, чтобы всплыла какая-либо иная версия. Абсолютно понятное с его стороны желание. И по большому счету Терехов не имел ничего против. Это даже сделкой с совестью назвать было нельзя. Шестеро бойцов РОА и двое немецких офицеров, по мнению Терехова, явно зажились на свете.

— Хорошо. Я не против.

Олаф Ланге, заложив пальцы за ремень, любовался открывающимся видом. Картина природы, раскинувшаяся перед ним, вполне была достойна пера Каруса. Темные, золотящиеся осенними листьями дубы, преисполненные подлинного величия, загадочная, скрытая покровами леса, тишина.

Изначально Олаф желал имение на берегу моря. Крым, Украина, Тамань. С самого детства угрюмое море Штральзунда, суровые скалы Рюгена и бесчисленные озера Померании оставили столь яркое впечатление, что летом сорок третьего Ланге был просто потрясен, попав на Украину. Огромные, бесконечные как в своем пространстве, так и в своей свободе степи. Голубое, теплое, глубокое Черное море, с неповторимым соленым и йодистым запахом. Шелестящий в высоких травах ветер, одинокие, раскидисто-мощные, редкие деревья словно олицетворяли то, что шептала, взвиваясь теплой пылью, земля: «Воля!».

Все было необычным. В сравнении с дубравами, тяжелым и сырым воздухом побережья эта земля привольных степей с редкими деревьями казалась раем. И все же с пляжей, с золотистого песка, с виноградников, тянуло Олафа к тому, что останется родным всегда, во веки веков. Хотелось того, к чему привык сызмальства, и здесь, в окрестностях местечка с непривычным и странным названием — Сосняки, лейтенант нашел то, что искал. Та же успокоенность, прореженные дубравами поля и взгорья, неторопливое течение времени. Пожалуй, здесь, как и в Мекленбурге, можно было встретить конец света.[23]

Возможно, Ланге несколько преувеличивал, но юности свойственен идеализм. И в силу того лейтенант искренне проникся симпатией к Соснякам. В оборудование позиций, которые должны были занять пехотные части, Олаф вкладывал всю душу, превращая фортификацию в искусство. Ланге считал, что обороняет свою землю, и, безусловно, со своей точки зрения, он был прав. Ведь каждый солдат Рейха после победы в войне с Советами должен был получить свой надел земли. Олаф предпочел бы как раз Сосняки.

Впрочем, до того следовало защитить эту землю, не допустить коммунистические орды до Днепра. На востоке, как раз там, куда лицом стоял Ланге, километрах в пятидесяти-шестидесяти, застыла в ожидании военная машина Сталина. Остановленная сопротивлением доблестных частей Вермахта, она все еще была сильна, раз укрепленные позиции строятся в тылу. Значит, не совсем еще выдохлись азиаты, и танки, тысячами сожженные в ходе операции «Цитадель», уничтожены не все.

Подобные мысли всегда навевали тоску на Ланге. Естественно, он привык верить как фюреру, так и доктору Геббельсу. Тем более те же взгляды на ход войны озвучивал и майор Вайзен. Однако при этом существовали некие объективные факторы, не принимать во внимание которые было невозможно. Лейтенант занимался фортификацией, не имея до сих пор в наличии ни одного бетонного колпака. Ни одного противотанкового ежа. Ни одной мины. Все, чем ограничивалась подготовка, так это изготовление противотанкового рва да рытье траншей и блиндажей силами мобилизованного населения. От этого до полноценного возведения укреплений было примерно столько же, как от Мелитополя до Луны.