Овидий Горчаков - Вызываем огонь на себя

• Название: Вызываем огонь на себя
• Автор: Овидий Горчаков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-2049-8

Эта книга — правдивая и трагическая история о героине Великой Отечественной войны советской разведчице Анне Морозовой.

В повести «Вызываем огонь на себя» рассказывается о диверсионно-разведывательной группе, уничтожившей секретный военный аэродром в Сеще вместе с целой командой прославленных немецких асов люфтваффе. По этому произведению был снят одноименный многосерийный фильм, получивший широкую известность и признание у зрителей.

---

Счастье улыбнулось Сашку, когда он, приуныв, добрел до солдатского клуба. У входа в клуб стояли трое солдат с противогазами. Они выписывали ногами кренделя и, громко ругаясь, считали замусоленные марки. Заинтересованный Сашок подошел поближе. Но солдаты, обнявшись, пошли обратно в свой клуб — видно, наскребли еще на несколько кружек пива или рюмок шнапса.

Не успел Сашок вновь приуныть, как из клуба вышел унтер с Железным крестом и усиками, как у фюрера. Тоже с противогазом и тоже пьяный. Он подошел неверной походкой к мотоциклу у телеграфного столба. Неужели уедет, умчится? Нет, унтер решил закурить. Достал пачку сигарет. Сашок уже курил такие — «Юнона». Он быстро огляделся. Немцев кругом немало, но надо действовать.

Сашок с разбегу задел за локоть унтера. Тот рассыпал сигареты. Унтер ухватился за столб и, ругаясь, стал собирать сигареты в траве у дороги. Сашок кинулся помогать. Унтер замахнулся на него, но Сашок, увернувшись, протянул ему подобранные сигареты, стал подбирать остальные. Сашок, озираясь, зашел за спину унтера и отчаяннейшим усилием воли заставил себя открыть коробку, в один миг вытащить противогаз и опустить его в свою нищенскую суму. В следующий момент он достал из той же сумы кирпич, завернутый в лопухи, и сунул его в коробку. Унтер, кряхтя, выпрямился. Сашок подал ему еще три сигареты и показал пустые ладони — все, дескать. Унтер дал ему раздавленную сигарету и зигзагами умчался на мотоцикле, увозя с собой кирпич в лопухах.

Вскоре сещинские подпольщики сообщили: машины и вагоны со зловещей эмблемой укатили на запад.

Разумеется, не один этот кирпич убил грозного «желтого слона». Гитлер не решился бросить «слона» в бой: благодаря бдительности многих наших разведчиков наше командование вовремя приняло предупредительные меры. В войне нервоз, связанной с угрозой применения химического оружия, нам помог, конечно, и противогаз, добытый подпольщиками, переправленный партизанами и летчиками на Большую землю. Получив этот противогаз, наши специалисты узнали не только, какие отравляющие вещества намеревался Гитлер пустить в ход, но и какие нужно принять защитные меры.

…За отлично выполненное задание Виницкий передал благодарность всем подпольщикам Ани Морозовой.

— Но Аркадий просит помнить, — сказала Ане Шура Гарбузова, — самое главное — аэродром!

Глава вторая. ОНИ ИСКАЛИ ДРУГ ДРУГА

«СТРАННЫЕ НЕМЦЫ»

Услышав незнакомый мужской голос во дворе, Евдокия Фоминична поставила ведра, повесила коромысло на стену и выглянула из сеней. У крыльца соседнего дома стояли немцы. Их было четверо. Все без оружия — в районе авиабазы немцы смело ходили днем без оружия, — деревня Кутец окружена большими немецко-полицейскими гарнизонами, и находится она всего километрах в двух от Сещинского аэродрома.

— Фарбе, матка? — спрашивал соседку один из немцев. — Добрая сухая краска! На яйки меняем, на сало, хлеб… И нафта — керосин у нас есть.

— Нет у нас хлеба, — угрюмо сказала проходившая мимо крестьянка. — Все ваши забрали — и хлеб, и кур, и поросят.

Евдокия Фоминична подумала: «Краску нигде нынче не купишь. И керосин для мигалочки нужен, всё лучше лучины! Но что за странные немцы? Не грабят, а меняют…»

— Я тоже возьму! — несмело крикнула она и сама была не рада, когда немцы, взяв у соседки лукошко яиц в обмен на краски, гурьбой двинулись в ее избу.

Все падало у Евдокии Фоминичны из рук. Достала она бутылку с посудника, а сама глаз не спускает с немцев. Как на грех, дочки Евдокии Фоминичны не успели спрятаться. За трех младших мать не так боялась, как за Таню. Тане шел семнадцатый год, и такой обещала она стать красавицей, что страшно было выпустить ее в это лихолетье на улицу. Евдокия Фоминична старалась похуже одевать дочь, но и в лохмотьях Золушки не могла девушка уберечься от масленых взглядов гитлеровцев. Вот и сейчас один из немцев загляделся на Таню. Ни жива ни мертва сидела она у окошка. Был этот немчик молод, круглолиц, с чубом вьющихся темно-русых волос и маленькими усиками. Всем с виду хорош парень, кровь с молоком, крепок, плечист, да подальше надо Таню держать от этих охальников.

Отлив керосину из бутыли, Евдокия Фоминична стала отсчитывать яички, как вдруг в сенях загремели пустые ведра, кто-то матюгнулся хриплым голосом и дверь с треском распахнулась. В избу ввалился человек в затрепанной солдатской форме вермахта, с винтовкой-трехлинейкой и грязно-белой нарукавной повязкой. Увидев немцев, он тут же вытянулся, неуклюже отдал честь.

— Ты Ващенкова Авдотья? — спросил он хозяйку.

— Васенкова я, — поправила она полицая. — Евдокия Фоминична.

— Так, так! Комишаровы родштвеннички! — шепелявил полицай. — Родня партизанская. Думаешь, не знаю, што Гришка Мальцев — комиссар партизанский — мужика твоего брательник? Вот скажу сейчас им…

Немцы обменялись понимающими взглядами, быстрыми и многозначительными, внимательно поглядели на испуганную Евдокию Фоминичну. Чубатый присел на скамью рядом с Таней, словно собирался остаться надолго.

— Уж я за вас возьмусь! — грозил полицай, выписывая ногами кренделя, дыша Евдокии Фоминичне в лицо самогонным перегаром. — Танька у тебя — пацанка, а тоже у большевиков выслуживалась, окопы на Десне рыла! Все знаю!… Мы вам души-то повытрясем! Хоша… ежели шамогонки найдете, то и повременить можно…

— Да ты сам окопы на Десне рыл!… — проговорила Евдокия Фоминична.

Чубатый немец встал вдруг со скамьи и решительно шагнул к полицаю.

— Не свое дело занимайся! — нахмурясь, сказал он резко на ломаном русском языке. — Вы из «баншуц» — железнодорожная охрана? Свое дело знай! Эти люди — мы сами заниматься! Идите! Раус, обершнелль!

Ошарашенный полицай козырнул и поспешил убраться вон. «Вот попала! — со страхом подумала Евдокия Фоминична. — Из огня да в полымя! Пропади пропадом эта краска, этот керосин!»

Немцы заулыбались, когда полицай вышел, а чубатый подошел к Евдокии Фоминичне и сказал мягко:

— Не бойтесь, матка! Мы не немцы, а поляки с аэродрома. Видите, погон нет, эти повязки на рукавах?… Вот, берите всю краску. Мы вам и керосину еще принесем. Давайте знакомиться — я Вацлав Мессьяш. А это мои друзья — Тыма, Маньковский, Горкевич… Если разрешите, мы будем к вам заходить.

С того дня часто стали захаживать поляки в деревню Кутец к Евдокии Фоминичне. Чаще всех — Вацлав, которого скоро все звали по-русски Васей. Молча глядел он на Таню Васенкову, глядел и вздыхал. И то сбривал усики, то снова отпускал их — никак не мог решить, нравятся они Тане или нет. Нередко и все настойчивее пытался расспросить он Евдокию Фоминичну о партизанах. Молчала Евдокия Фоминична, приглядывалась…

Давно приглядывалась к полякам и Аня Морозова… Их привезли в Сещу в хмурый день поздней осенью сорок первого года, когда на изрытое снарядами и бомбами аэродромное поле лег первый снег.

Поляков заставили впроголодь работать на аэродроме столярами, плотниками, каменщиками, малярами, чернорабочими. Они вошли в строительный батальон Организации Тодта — сколоченной гитлеровцами огромной армии подневольных рабочих почти из всех европейских стран. «Вам здорово повезло, — говорили полякам гитлеровцы из управления полевых строительных работ люфтваффе, — фюрер позволил вам помогать армии-победительнице, а Башу Познанщину присоединил к великой Германии. Мы с вами граждане одной империи! Арбайтен! Работайте во славу тысячелетнего Третьего рейха!…»

И поляки работали. Поселок отнесся к этим нелюдимым, подавленным, замкнутым людям настороженно, с подозрением: «Вот так братья-славяне — на Гитлера ишачат!»

Однако до Ани Морозовой вскоре дошел слух, что один из поляков — Ян Маньковский подбил своих соотечественников на забастовку. Работая зимой на аэродроме, поляки пообтрепались. Когда ударили знаменитые морозы того года, они оказались чуть ли не босыми, им приходилось обматывать ноги в опорках соломой. В метель и стужу, когда руки примерзали к металлу, немцы заставляли работать этих полураздетых и полуразутых людей на открытом всем ветрам летном поле. Маньковский потребовал, чтобы немцы выдали полякам «анцуг» — одежду. Комендант аэродрома капитан Арвайлер скрепя сердце согласился на это, выдал всем полякам форму люфтваффе без погон и без знаков различий. Маньковскому баулейтер — начальник строительных работ — отмерил в придачу пятнадцать палок, чтобы отбить охоту у строптивого поляка к подстрекательским действиям. «Арбайтен! — приговаривал он. — Работай!»

Все это Аня рассказала партизанам в Клетнянском лесу.

Рощинцев в это время в Клетнянском лесу не оказалось — Командирский отряд ушел к линии фронта. Теперь с Аней держал прямую связь командир молодого, вышедшего весной в лес партизанского отряда — Федор. Покидая лес, рощинцы передали Федору Данченкову все свои связи. С Большой землей Данченков держал связь по рации недавно выброшенного в Клетнянский лес лейтенанта Майдана, командира разведгруппы из штаба Западного фронта.