Салман Рушди - Сатанинские стихи

• Название: Сатанинские стихи
• Автор: Салман Рушди
• Жанр: Современная проза

«Сатанинские стихи» — скандально известный четвёртый роман британского писателя индийского происхождения Салмана Рушди, изданный в 1988 году. Роман написан в жанре магического реализма. Основная тема романа — это эмигранты и эмиграция, невозможность ассимиляции в новой культуре, неизбежность возвращения к корням. Роман запрещен во многих странах. В 1989 году, Аятолла Хомейни приговорил Салмана Рушди к смерти за «Сатанинские стихи». Приговор остается в силе по сей день.

---

— Вторая наша звезда так и не появилась сегодня, — сообщил Нервин Саладину в перерыве между упражнениями. — Мисс Аллилуйя Конус, та, что поднялась на Эверест. Я собирался представить вас друг другу. Она знает Джабраила, в смысле, она, вроде, живёт с ним. Джабраил Фаришта, актёр, твой выживший в авиакатастрофе товарищ.

Всё сомкнулось вокруг меня. Джабраил дрейфовал в его сторону, подобно Индии, которая, оторвавшись от протоконтинента Гондваны, плыла в сторону Лавразии. (Его мыслительные процессы, рассеянно отметил он, выдавали иногда довольно странные ассоциации.) Сила их столкновения воздвигла Гималаи{1163}.

Что такое гора? Препятствие; преодоление; прежде всего, результат.

— Ты куда? — обратился к нему Нервин. — Я, вроде, обещал тебя подвезти. С тобой всё в порядке?

Всё прекрасно. Просто хочется пройтись.

— Ладно, если так.

Так. Уходи скорее, избегая удручённого взгляда Мишалы.

…На улицу. Уходи немедленно, из этого неправильного места, из этой преисподней.

Боже: никакого спасения. Вот эта витрина, этот магазин музыкальных инструментов, гобоев-саксафонов-труб, как там он называется? — Попутные Ветра{1164}, а вот в окне — дешёвая листовка. Сообщение о неизбежном возвращении — правильно — архангела Джабраила. Его возвращении и спасении земли. Бегом. Бегом отсюда.

…Останови это такси. (Его одежда вызывает уважение в водителе.) Залезайте, сэр, вам радио не помешает? Какой-то учёный, был заложником во время того захвата потерял пол-языка. Американец. Говорит, ему его восстановили за счёт мяса, отрезанного от его задницы, прошу прощения за мой французский. Не хотел бы я, чтобы мой рот был полон мяса с собственной жопы, но у бедняги просто не было выбора, правда? Прикольный сукин сын. Прикольные идеи толкает.

Амслен Магеддон по радио обсуждал пробелы в каменной летописи{1165} своим новым языком из жопы. Дьявол пытался заставить меня замолчать, но Господь всеблагий и американские хирургические техники распорядились иначе. Эти пробелы являлись краеугольным камнем креационистов: если естественный отбор был правдой, где все эти случайные мутации, не прошедшие отбора? Где все эти дети-уродцы, деформированные пасынки эволюции? Окаменелости безмолвствовали. Там не было никаких трёхногих лошадей. Без толку спорить с такими чудаками, заметил таксист. Сам-то я неверующий. Без толку, согласилась одна маленькая часть сознания Чамчи. Без толку напоминать, что «каменная летопись» — не исчерпывающий каталог. А эволюционная теория далеко ушла со времён Дарвина. Теперь преобладает мнение, что основные изменения видов происходят не в спотыкающейся манере проб и ошибок, предполагавшейся изначально, а большими, радикальными скачками{1166}. История жизни была не неуклюжим прогрессом — эдаким английским прогрессом среднего класса, — как хотели думать в Викторианскую эпоху, но сильными, полными драматизма кумулятивными трансформациями: согласно старой формулировке, скорее революционными, нежели эволюционными{1167}.

— Наслушались, — сказал водитель.

Амслен Магеддон исчез из эфира, и его сменили ритмы диско. Ave atque vale[180].

Что Саладин Чамча понял в этот день — так это то, что жизнь его протекала в состоянии телефонного мира{1168}, что изменения в нём были необратимы. Новый, тёмный мир открылся перед ним (или: внутри него), когда он упал с небес; как бы усердно ни пытался он вернуть свежесть своему прежнему существованию, ныне он столкнулся с фактами, которые не могли быть разрушены. Казалось, он видел перед собой дорогу, расходящуюся налево и направо. Закрыв глаза, откинувшись на кожаной обивке такси, он выбрал левый путь.

2

Температура продолжала повышаться; и когда тепловая волна достигла своей высочайшей точки и осталась там столь долго, что весь город, его здания, его водные пути, его жители рискованно приблизились к кипению, — тогда господин Билли Баттута и его компаньон Мими Мамульян, недавно вернувшиеся в столицу после периода пребывания в гостях у уголовных властей Нью-Йорка, объявили вечеринку в честь своего «великого освобождения». Связи Билли в деловом центре города обеспечили ему доброжелательность судей во время слушания; его личное обаяние убедило каждую из свидетельствовавших по делу богатых дамочек — с которых (включая мадам Струвелпетер) он взыскал столь щедрые суммы ради выкупа своей души из лап Дьявола — подписать прошение о помиловании, в котором матроны заявили о своей уверенности в том, что господин Баттута честно раскаялся в своих ошибках, и попросили за него — в свете его клятвы сосредоточиться впредь на своей удивительной, блестящей предпринимательской карьере (общественная полезность которой в плане созидания достатка и обеспечения занятости для множества людей, напомнили они, тоже должна рассматриваться судом в качестве смягчающего обстоятельства), — а также последующего обещания подвергнуться полному курсу психиатрического лечения, способствующего преодолению его слабости к преступным стремлениям; после чего достопочтенный судья решил ограничиться более мягким наказанием, нежели тюремный срок: «средство достижения цели, лежащей в основе такого лишения свободы, лучше обеспечивается в данном случае, — как полагали леди, — решением, наиболее христианскими по своей сути». Мими (согласно судебному заключению — не более чем обманутая любовью сподручная Билли), получила свой приговор условно; для Баттуты дело закончилось высылкой и жестоким штрафом, но даже это решение было смягчено согласием судьи исполнить просьбу поверенного Билли, что его клиенту будет позволено покинуть страну добровольно, без впечатанного в паспорт клейма принудительной депортации, которое могло бы нанести серьёзный ущерб его многочисленным деловым интересам. Через двадцать четыре часа после суда Билли и Мими вернулись в Лондон, крича об этом на весь Крокфорд{1169} и рассылая причудливые пригласительные билеты, где обещали провести лучшую вечеринку этого странно знойного сезона. Один из этих пригласительных, стараниями господина С. С. Сисодии, нашёл свой путь к резиденции Аллилуйи Конус и Джабраила Фаришты; другой, с некоторым опозданием, прибыл в логово Саладина Чамчи, просунутый под дверь заботливым Нервином. (Мими пригласила Памелу по телефону, добавив со своей обычной прямотой: «Не могу понять, как Ваш муж докатился до такого?» — На что Памела ответила с истинно английской неловкостью: да эээ но… Мими вытянула из неё всю историю меньше, чем за полчаса, что было не так уж плохо, и победоносно заключила: «Похоже, твоя жизнь налаживается, Пэм. Тащи обоих; тащи любого из них. Вот будет цирк!»)

Место, выбранное для вечеринки, оказалось очередным необъяснимым триумфом Сисодии: циклопическая концертная площадка на шеппертонских{1170} киностудиях была приобретена, по всей видимости, забесплатно, и, следовательно, у гостей будет великолепная возможность насладиться огромной реконструкцией диккенсовского{1171} Лондона, расположенной в окрестностях сцены. Музыкальная адаптация того — последнего законченного — романа великого писателя, что назывался «Друг!»{1172} (вместе с книгой и стихами знаменитого гения эстрады, господина Джереми Бентама{1173}), доказала свою мамонтическую хитовость в Вест-Энде и на Бродвее{1174}, несмотря на жуткий характер некоторых её сцен; ныне, соответственно, «Старина»{1175}, как он стал известен в деловых кругах, получил почести крупнобюджетного кинопроизводства.

— Пипи… пиарщики полагают, — объяснил Джабраилу по телефону Сисодия, — что эта бля… эта бля… эта блестящая идея, пригласить эста… эста… э-столько эста… эста… эстрадных звёзд, прекрасно попоспособствуют построению их какампании.

Назначенная ночь настала: ночь ужасающей жары.

*

Шеппертон! — Памела и Нервин уже здесь, перенесённые на крыльях Памелиного «Эм-Джи», когда Чамча, презревший их компанию, добрался сюда на одном из торопливых автобусов, пущенных хозяевами вечера для тех гостей, что по какой-либо причине пожелали сидеть в салоне, а не за рулём. — И кое-кто ещё — тот, с кем наш Саладин низвергся на землю, — тоже явился; и блуждает в окрестностях. — Чамча выходит на арену; и он поражён. — Лондон здесь преображён — нет, уплотнён, — согласно императивам фильма. — Вот — Фальшония{1176} Венирингов, этих новомодных, разодетых с иголочки новых людей{1177}, лежащая в отвратительной близости с Портмен-сквером{1178}, и тёмным углом Подснепов{1179}. — И хуже того: посмотри на эти мусорные курганы Приюта Боффина{1180} почти рядом с Холлоуэем{1181}, красующимся в этой сжатой столице над комнатами Очаровательного Фледжби{1182} в Олбени{1183}, самом сердце Вест-Энда! — Но гости не расположены ворчать; возрождённый город — даже перестроенный — по-прежнему захватывает дух; особенно в той части этой огромной студии, по которой извивается река: река с её туманами и лодкой Старика Хэксема{1184}, отступившая Темза, текущая под двумя мостами, один из чугуна, один из камня{1185}. — На её булыжные набережные весело падают шаги гостей; и чудятся зловещие нотки жалобной, туманной поступи. Густой, как гороховое пюре, туман сухого льда{1186} окутывает окрестности.