Илья Дворкин - Взгляни на небо

• Название: Взгляни на небо
• Автор: Илья Дворкин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

В повести рассказывается о трудной судьбе мальчишки, когда ему помогли встать на правильный путь друзья, сверстники и взрослые.

---

И потом был поражен, узнав от Витальки-Халвы, от этого лопоухого салаги — мальца, которого так легко затравил в «дело», что родители его переезжают в места неподалеку от дома Саида.

Может быть, он и не решился бы никогда на побег, если бы не это странное, показавшееся ему чудесным совпадение.

После того как он отлежался, отоспался, отъелся в пещере, снова подцепил на крючок Халву, разжился деньгами и приоделся, Кубик решился навестить Саида и его отца.

Он тогда оторопел, увидев выросшего на голову Саида. Тот скользнул по нему равнодушным взглядом, не кивнул даже, повернулся и ушел в дом.

И не было его очень долго. А Кубик стоял как оплеванный и не знал, куда деваться. Узкая улочка поселка была пропечена солнцем, тени не было, лучи били отвесно. А за калиткой шелестело широкими листьями могучее инжировое дерево, в тени его стоял врытый в землю стол, несколько легких плетеных стульев. На столе блестела капельками воды огромная отпотевшая бутыль с красным вином, видно, только что вынутая из погреба. Кудрявилась на тарелках зелень-закуска.

В глубине двора виднелся красивый дом с широкой террасой. Истекающему потом на солнцепеке Кубику все это благополучие показалось таким заманчивым, таким желанным! А сам он в пропотевшем спортивном костюме, неприкаянный, как пес, вздрагивающий от любого внимательного взгляда, — таким несчастным, несправедливо обиженным судьбой, что ему захотелось плакать.

Таким его и увидел впервые отец Саида — жалким, мокрым, с трясущимися губами…

Еще более кряжистый, чем сын, он щелками глаз ощупал Кубика с ног до головы, резко повернулся и проворчал Саиду:

— Трясется, как шакалий хвост. Медуза. Гони его.

— Погоди, отец. Ему жарко, он голодный. Он пригодится, — ответил Саид и что-то еще добавил на непонятном Кубику языке. Что-то насмешливое.

Отец улыбнулся, ответил, вновь оценивающе оглядел Кубика.

— Ладно. Иди, — сказал он и отворил калитку. — Не трясись. Садись, пей, ешь. Поговорим потом.

Серьезные были люди. Жесткие. Деловые. Когда Кубик поел, отец Саида сказал:

— Возьмем тебя. Помогать будешь. Охотился когда-нибудь?

— Нет, — ответил Кубик.

— Научим, — Он переглянулся с сыном, снова что-то быстро сказал. Непонятное, клекочущее. Оба вновь рассмеялись. — Ты тоже теперь дичь. На мушку не попадайся.

Кубик улыбнулся — растерянно, непонимающе.

— Берем, — сказал отец. — Мы охотники. Птицу бьем. Дичь. Потом продаем. У нас ружье, катер, места, покупатели. У тебя руки. Кривые. Кормить будем. Подкинем кое-что. Старайся. Ружье добудешь — в долю возьмем.

Во время обеда Кубик сидел тихо, скромно, весь вид его выдавал подавленность и покорность.

Однако Кубик думал. Лихорадочно соображал.

Бесшумные старухи молча подавали на стол очень вкусные, пряные, острые кушанья. Отец Саида распоряжался без лишних слов — знаками.

Слушались его беспрекословно.

«Добуду, добуду!»— думал Кубик. Он вспоминал редкие фразы Халвы, случайно вырвавшиеся — о чудаке парикмахере дяде Арчиле, о его ружье, ежедневно стоявшем в углу пустынной парикмахерской, и продолжал бормотать про себя: «Добуду! Добуду».

Особенно сильно эта мысль обуяла его после первой охоты, на которую его взяли. Впрочем, охотой это назвать было нельзя. Так, хладнокровное избиение.

Саид со своим отцом неторопливо выбирали непуганых птиц покрупнее, очень проворно перезаряжали двустволки. И били, били в упор, по стаям. Экономили дробь: каждым дуплетом сшибали несколько птиц. Проворно собирали их в полосатые мешки. Тех, что падали в густые заросли камышей, приходилось доставать Кубику.

Он соскальзывал с лодки, продирался сквозь осклизлые стволы камыша и, как охотничья собака, приносил дичь.

Подранков он сначала топил. Слишком уж они трепыхались и верещали.

Но Саид сказал:

— Не топи. Утопленников не надо. Так надо. — Саид взял живого еще селезня, проворно перегрыз, вернее прокусил ему с хрустом с одного раза шею.

— Понял? Так надо.

Этому Кубик научился быстро.

«Ружье! Ружье надо добыть», — думал он.

И когда устроил этот спектакль с горящей урной, увидел парикмахера, суетливо и добросовестно гасящего дымный, игрушечный пожар; когда он ощутил в руках тяжелое двуствольное ружье, прохладную гладкость его стволов; когда безнаказанно скрыли его от людских глаз голубые стволы грабов, Кубик почувствовал восторг.

В руках его было оружие!

Он вновь ощутил наконец себя человеком. Нахальство и самоуверенность вернулись к нему.

Правда, Виталька-Халва чуть не испортил всего. Если бы этот салажонок при последнем их разговоре чуть поднял глаза, он бы увидел висящую на ветке орешника двустволку, и тогда пришлось бы что-то придумывать, изворачиваться. А может быть…

Нет, ни о чем другом Кубик думать не хотел, боялся. Отмахивался от опасных мыслей. Тем более, что все обошлось.

Когда Кубик принес ружье, Саид и отец его недоуменно переглянулись. Они явно не ожидали от Кубика такой прыти.

Откуда появилось ружье, они не спросили, но по глазам их, по неуловимым признакам Кубик понял, что его если и не уважают еще, то относятся уже по-другому. Он чувствовал, что становится своим.

— Долю получишь, — сказал отец Саида. — Я шесть, Саид три, ты одну. Понял?

Кубик радостно закивал. Целая доля!

Вихрь радостных мыслей, надежд взметнулся в его голове. Он начал лихорадочно подсчитывать. Доля — это хорошо. Через пару месяцев можно завести свою лодку. Отделиться. Браконьерить самому. Потом мотор купить, потом…

Сладостные эти мысли прервал насмешливый голос отца Саида:

— Не вздумай один бить птичку. Если егерь поймает, конец тебе. С нами не поймает.

Саид добавил, глядя своими равнодушными глазами на Кубика:

— Егерь не поймает, мы поймаем. Не шали, Кубик. Ты понял?

И этот спокойный тон, эти немигающие глаза показались Кубику куда страшнее узких, горячих глаз отца.

Кубик часто закивал. Он понял. И снова тоска подкатила под его сердце. Но долго тосковать Кубик не умел. Как не умеют долго грустить и плакать плохие люди всех возрастов и народов.

Но злость осталась.

Кубик понимал, что при своем бесправном положении он просто не сможет никому продать ни одну самую лучшую утку или гуся без риска попасться и снова очутиться в колонии.

«Ништяк! — думал он. — Я одинокий серый волк! Проживем. Еда есть. Ружье есть. И есть на всякий случай лопух Халва! — Он подумал так и выпрямился, расправил плечи. — Я одинокий серый волк! Плевать на всех!»

Кубик стал злее. И всю злость свою перенес на тех, кого бил своим беспощадным ружьем.

— Ты дура! Глупая дура! — злился отец Саида. — Зачем грохочешь? Зачем зря нырка стреляешь? Кто его ест? Он рыбой пахнет! Никто не купит! Зачем пеликан бьешь?! С ним не знаю, что делать, редкий птица! Дура ты! — Отец, когда злился, начинал говорить с сильным акцентом.

Кубик только щерил свои крепкие желтоватые зубы.

— А мне так нравится! — говорил он.

Первая встреча с катером егеря — собакой, гадом… И каких только слов не пробормотал отец Саида, когда судорожно пытался завести подвесной мотор!

Он суетливо дергал шнур, мотор всхрапывал, чихал и не заводился. Катер подходил все ближе. Саид встал, тщательно прицелился и выстрелил. Удар крупной дроби пришелся в нос катера, тот вильнул в сторону и врезался в стену камыша.

И в тот же миг взревел мотор лодки. Отец Саида прибавил оборотов, лодка скользнула в почти неприметную протоку и растворилась в плавнях.

Кубик сидел испуганный, подавленный. Он боялся. Он так боялся, что его поташнивало.

Когда лодка, повернув в очередной раз, застыла с выключенным мотором, Кубик спросил:

— Ты в него целился?

Саид спокойно закурил сигарету, затянулся, стряхнул пепел, тихо сказал:

— Зачем в него? Лодку сбил. Если б не сбил, в него стрелял бы. Трясешься?

Кубик отвернулся. Вечная история: он попадал из огня в полымя.

Переполненный катер егеря тихо скользил по бесчисленным протокам заповедника. Мотор был выключен. Егерь осторожно, стараясь не плеснуть, отталкивался шестом от дна. Ребята застыли в лодке, боясь резким движением или шепотом спугнуть птиц. Они зачарованно смотрели на непуганые стаи, неторопливо отплывающие при виде катера. Лебеди недовольно оглядывались: не мешайте, мол.

— Ой, мамочка, змеи! — прошептала вдруг Ленка Бородулина.

И правда — прямо по ходу лодки из воды торчало несколько десятков змеиных головок.

— Змеи? — Егерь усмехнулся, опустил руки в воду и ловко выхватил… черепаху.

Панцирь у нее был неожиданной формы — не круглый, как у обычных черепах, а овальный, сильно вытянутый овал.

— Водяная черепаха, — сказал егерь, — возьми на память, — он протянул черепаху Ленке.

— А где она будет жить у меня? Ей же вода нужна.