Сергей Белкин - Корректор жизни

• Название: Корректор жизни
• Автор: Сергей Белкин
• Жанр: Современная проза

---

-- Елисей Семенович, пенсионер, - перебивая его, представился старичок и протянул для рукопожатия ладонь, - в прошлом - юрисконсульт.

-- Раду Драгош, инженер, - ответил господин Драгош, протягивая в знак знакомства руку.

Старик не просто пожал ладонь, но вцепился в нее, и долго не отпускал, продолжая говорить:

-- Не удивляйтесь, люди довольно часто бывают весьма наблюдательны и проницательны, особенно нищие и цыгане. Наука отрицает наличие сверхъестественных способностей, а я, признаться, не просто верю в это, я сам неоднократно бывал свидетелем поразительных, неправдоподобных вещей. Вот, например, во время войны был случай, - Раду вежливо, но настойчиво все-таки вытянул свою ладонь из удивительно цепкого стариковского кулачка, - Я находился в госпитале в городишке под Владимиром. Название я помню, но это не имеет значения. Я уже начал поправляться, но с койки пока еще сойти не мог, а сиделкой у нас была замечательная русская женщина, знаете, такая настоящая русская баба, которая "в горящую избу войдет, и танк на ходу остановит". Звали ее Клавдия Петровна, но это не важно. Она потрясающе умела выхаживать раненых. При ней раны заживали быстрее, боль утихала - честное слово! Вы мне не верите?

-- Вполне, почему же не верить - это вполне объяснимо...

-- Но не об этом я хотел вам, господин Драгош, рассказать, - с жаром продолжал Елисей Семенович, - у Клавдии Петровны сын был на фронте, как и у всех собственно, в этом тоже ничего удивительного не было. Однажды произошло вот что. Клавдия Петровна не вышла на работу, что было явлением невероятным, невозможным. И дело даже не в дисциплине тех лет, просто она была очень добросовестным человеком. Поскольку жила она рядом с госпиталем, медсестры сбегали узнать, в чем дело и тут-то все и стали удивляться. У ней на квартире жила семья эвакуированных с Украины, и они сказали, что Клавдия Петровна ночью встала, оделась, ничего не сказала и ушла. Они решили, что ушла в госпиталь, - такое не раз бывало, и не волновались. Но в госпиталь она не приходила. Исчезла, значит. Городок маленький, человек не иголка, время военное, бдительность на высоте: вскоре выяснили, что ночью она была на станции и села в проходящий скорый из Москвы. Представляете?

-- Угу, - поддержал разговор Драгош.

-- Неделю все терялись в догадках, наконец, она вернулась. И вот тут, молодой человек, начинается самое интересное. Куда бы, вы думали, она ездила?

-- ???

-- А ездила она в Саратовскую губернию, в деревню Лошадиный Брод, в госпиталь, который организовали в местной школе. Как вы думаете, зачем ей понадобилось уехать за семьсот верст, потом сутки тащиться пешком по саратовской степи без пищи и воды?

-- Не знаю, - вежливо ответил господин Драгош.

-- К сыну, - почти закричал, вставая в оживлении, Елисей Семенович, - к собственному сыну! Он лежал в этом госпитале и уже почти умер. Она сама мне потом не один раз рассказывала, как ей приснился сон, в котором она увидела раненого сына, видела, как ему делают операцию, как стала развиваться гангрена, она увидела во сне всю дорогу, все вокзалы и поезда, на которых можно добраться, весь путь по степи до деревни Лошадиный Брод - все-все, в мельчайших подробностях. И она встала, оделась, взяла только документы и деньги и немедленно отправилась на станцию. Ну, как вам?

-- Потрясающе, я, кажется, что-то подобное читал...

-- Читал он! - возмущенно закричал старик, - Да она ни разу за всю жизнь из городка не выезжала, не то, что про Лошадиный Брод, она и про Саратов-то ничего никогда не слыхала. А добралась, и поспела вовремя: три дня от сына не отходила, а спасла и жизнь его, и ноги ему спасла. И он пришел в себя, и мать свою узнал, - тут губы старичка задрожали, и он заплакал, но закончил, - а она вернулась...

-- Да, правильно говорят, что молитва матери со дна моря достанет, - чтоб хоть как-то прореагировать, сказал Драгош.

-- Да тут не молитва, вы поймите, - снова начал воодушевляться старик, - это же мистическое ясновидение, это же вещий сон!

-- Да, по другому и не скажешь...

-- И что ваша наука по этому поводу может сказать? Ответьте, молодой человек: как это объяснить с научной точки зрения? - Елисей Семенович поправил очки и строго посмотрел на Драгоша.

-- С научной, я думаю, никак. И вообще, моя специальность...

-- Я все знаю про вашу специальность, можете мне не рассказывать: вы закончили энергетический факультет Кишиневского политехнического института в 1982 году, работаете в "Молдэнерго"... Да все я про вас знаю...

Старик снял очки, спрятал их в мягкий кожаный футляр и вспыхнул неожиданно острым взглядом черных молодых глаз.

-- Ну и денек... - заговорил господин Драгош, - все меня сегодня знают, - ну ладно, нищая... Возможно, она меня тут видела, слышала, как ко мне кто-то обратился, вот и запомнила, но вы-то должны признаться, где мы с вами встречались.

-- Хм, - усмехнулся старик, - в том то и дело, что никогда мы не встречались, но на свете существует ясновидение, о котором я вам толкую уже пол часа.

-- Вы хотите сказать, что вы можете все узнавать о человеке?

-- Именно так.

-- Но как же вы это делаете?

-- Ну, о методах и технологиях мы, возможно, когда-нибудь и поговорим, но не сейчас. Скажу только, что мне бывает достаточно взгляда, прикосновения, - Раду вспомнил странное рукопожатие и его передернуло, - чтобы вся информация о человеке стала мне доступна.

-- М-да, верить этому трудно... Возможно, вы просто работали в Политехе, в отделе кадров, у вас хорошая память... А, может, вы у нас в системе работаете кадровиком?

-- Нет-нет, милейший Раду, я нигде не работаю, и в вашем Политехе не работал. Да и информации у меня о вас куда как больше, чем может быть в распоряжении какого-то отдела кадров, или даже КГБ.

-- Например?

-- Ну, знаете... Спросите, для начала, что-нибудь невинное.

-- Какую школу я закончил?

-- Третью, вон она, из-за забора виднеется.

-- Верно... Как звали мою классную руководительницу?

-- Маргарита Сергеевна, учительница русского и литературы, - старичок вздохнул, - А посложнее что-нибудь можно? Сразу скажу: знаю все ваши оценки за все время учебы, всех учителей, всех учеников, знаю, что именно вы сломали стул, с которого свалился несчастный Самуил, а грех приписали другому... Сказать кому?

-- Кому?

-- Валерке Щеглову, но это не беда, это еще не грех... Я другие ваши грехи знаю...

-- Какие же?

-- А вот это-то и есть самое главное. Но вы не боитесь затрагивать эту тему?

-- Ну, знаете ли, кто, как говориться, не без греха... Не думаю, что это интересно, перебирать мои ошибки и дурные поступки. Наверняка они были, но уж ничего особо предосудительного, тем более, преступного, я не совершал. И если вы ясно видите всю мою жизнь, подтвердите это, пожалуйста.

-- К сожалению, подтвердить вашу невиновность не могу. Напротив... Я пришел, чтоб очистить, или забрать вашу душу.

-- В каком смысле?

Старик повернулся боком, втянул голову в плечи и утвердился подбородком на тыльной стороне ладоней, покоящихся на набалдашнике трости и замолчал.

Порыв ветра закрутил сухие листья на асфальте, потащил их от входа в сторону церкви, поднимая пыль так, что пришлось отвернуться и зажмурится. Когда ветер утих и Раду, наклонив голову, осторожно снова открыл глаза, он увидел сапоги старика, стоящего прямо перед ним.

-- Вспомни, Раду, свою учебу в институте, вспомни все, начиная с первого дня, вспомни людей, которые учились с тобой! Говори, называй имена! - сильным, властным голосом проговорил старик.

Ему хотелось возмутиться, послать этого Елисея Семеновича к черту, но Раду внезапно охватил страх, и он не мог сказать ни слова, и от этого становилось все страшнее и страшнее. "Черт бы его побрал, что ему от меня надо! Нет, сейчас я все-таки скажу ему", - подумал господин Драгош и перевел взгляд с сапог старикашки на его лицо.

Старик стоял прямо, гордо подняв голову, и ветер развевал его длинные седые волосы, а ноги были раздвинуты на ширину шага, при этом, как римский легионер опирается на рукоять меча, старик опирался на свою длинную трость. Он, казалось, помолодел, стал выше ростом, но, главное, взор его пылал, из глаз струилась стальная воля, не подчиниться которой было невозможно.

-- Имена, говори имена! Я тебе напоминаю список твоей группы: Ангелов Петр, Антонова Раиса, Бужор Галина, Буюкли Аурел - продолжай!

-- Григорьев Саша, Гринберг Элла, - как во сне, чужим голосом начал говорить Раду, - Деркауцан Валерий, Драгош Раду, Думитраш Марчелла, Ермаков Валентин...

Он осознавал, что подчиняется чужой воле, но постепенно, проговаривая список группы, который при других обстоятельствах он ни за что бы не смог вспомнить, Раду увлекся и стал чувствовать даже некоторое облегчение и заинтересованность от того, что ему удается все вспомнить и никого не забыть. Так он дошел до конца, назвав все двадцать пять фамилий.