Степан Красовский - Жизнь в авиации

• Название: Жизнь в авиации
• Автор: Степан Красовский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Не жалеете?

- Нисколько. Вот если б организовали сюда доставку свежей картошки, было бы хорошо...

В 1952 году, возвращаясь из Пекина, я встретил на аэродроме в Свердловске подполковника Петрова. После Востока он служил на Урале, тоже начальником комендатуры. В разговоре я вспомнил семью столяра.

- Настоящие патриоты, - подтвердил Петров. - А доставку свежей картошки мы вскоре наладили. Возили из Марково. Потом люди научились свою выращивать...

Мне сразу же припомнился поселок на Колыме, куда я не раз прилетал в летнюю пору. В июне там бывали утренние заморозки. Старожилы разжигали между грядками костры из соломы, и дым медленно тянулся над огородами, не давая холодному воздуху проникнуть к листьям картошки. Над поселком долго висели дымные столбы. Таким мне и запечатлелось Марково - далекий поселок на Колыме, где тоже были свои мичуринцы, научившиеся выращивать на вечной мерзлоте капусту и картошку...

Но вернемся к путешествию по Тихому океану. Позади остались острова Кунашир, Итуруп, Уруп и самый северный Шумушу. Наш пароход приближался к берегам Камчатки. Утром в каюту зашел Н. И. Крылов и, размахивая листком бумажки, спросил:

- Скажи, Степан Акимович, тебе ведь сегодня полсотни стукнуло?

- А откуда тебе известно?

- Вот откуда! - И Крылов протянул мне бланки с поздравительными телеграммами: одна была от Министра обороны, другая - из Хабаровска, от Родиона Яковлевича Малиновского.

Отступать, как говорится, было некуда, и я, ожидая очередного вопроса, посмотрел на Крылова.

- Так вот, надо отметить твой полувековой юбилей,- весело сказал Николай Иванович.

Вечером в кают-компании состоялся товарищеский ужин. Я поблагодарил друзей за поздравления с днем рождения и в ответном слове напомнил им ленинские слова о том, что лучший способ отметить юбилей - еще раз критически взглянуть на результаты своей работы.

Утром мы уже были на одном из камчатских аэродромов. Я тут же поинтересовался жизнью и боевой учебой авиаторов, их бытом, запросами и настроением. Конечно, очень хотелось побывать в знаменитой "долине гейзеров", посмотреть на Ключевскую сопку, но все пришлось отложить. В беседе с командиром выяснилось, что один из летчиков боится летать над морем. Мне принесли его личное дело.

Старший лейтенант К., оказывается, воевал во 2-й воздушной армии, в боях сбил семь вражеских самолетов лично и четыре совместно с товарищами. В боевых характеристиках летчика отмечалось, что дерется он с врагом смело и уверенно, в действиях решителен, не раз выручал друзей из беды.

- Вы заглядывали в личное дело летчика? - спросил я полковника А. А. Осипова.

- Просматривал. Дело яснее ясного: трус он. Поэтому мы отстранили его от полетов.

- Не спешите с выводами... Давайте пригласим летчика на беседу.

Через несколько минут перед нами стоял старший лейтенант К. Лицо бледное, осунувшееся: видно, очень крепко переживает отстранение от полетов. Поздоровавшись, я спросил:

- Какое у вас было задание?

- Полет по маршруту над открытым морем на удалении от берега триста километров. Летали с подвесными баками.

- Почему же вернулись?

- Мне показалось, что отказывает мотор...

- Расскажите подробнее.

- Как только скрылся берег, - продолжал старший лейтенант, - я услышал стук мотора и доложил об этом ведущему группы. Он приказал продолжать полет. После этого мне показалось, что мотор еще хуже стал работать, и я вынужден был покинуть строй. Когда произвел посадку, командир приказал опробовать двигатель. Неисправностей не обнаружили. Меня назвали трусом и отстранили от летной работы.

Выслушав летчика, я сказал ему:

- Мы разберемся и, возможно, переведем вас на материк. А сейчас, мне думается, вам следует продолжать тренировки в полетах над морем. Считайте, что на летной работе вы восстановлены.

Когда К. вышел, у нас состоялся довольно нелицеприятный разговор с командованием части. Здесь грубо нарушили основное правило в летном обучении последовательность. В самом деле, разве можно летчика, пусть и опытного, но никогда ранее не летавшего над морем, сразу выпускать в маршрутный полет на большое расстояние? А ориентировка над морем? Это же целый комплекс сложных задач. Я предложил штурману Голиадзе провести показательные занятия с летчиками-истребителями о способах ориентировки над морем, а инспектору по технике пилотирования и офицерам отдела боевой подготовки - о методике обучения экипажей.

Надо сказать, что наше вмешательство оказалось небезрезультатным. Авиатор К. со временем стал отличным морским летчиком. Он летал много раз на полный радиус действия и вел воздушные бои над морем.

Однако не со всеми летчиками обходилось так благополучно, как с вышеназванным. Расскажу об одном из них, хотя, признаться, воспоминание о нем не относится к числу приятных.

Однажды, когда я был в Москве, в отделе кадров встретился мне стройный, подтянутый летчик, имевший несколько боевых наград. Назовем его майором М. Обратившись ко мне, он сказал:

- Я уже несколько дней ожидаю назначения на должность, но безрезультатно.

- С вами беседовали работники отдела кадров?

- Да, вызывали на беседу несколько раз. Предлагают работу здесь, в штабе. Но я летчик, и готов отправиться хоть на край света, лишь бы летать!

Его увлеченность летной работой выглядела так естественно, что я подумал: "Побольше бы таких энтузиастов". Мы разговорились. Майор рассказал о том, что совершил много боевых вылетов во время войны, что непродолжительный срок его часть входила в состав 2-й воздушной армии. Я спросил летчика:

- Поедете на Дальний Восток?

- Готов ехать немедленно!

Майор не спрашивал меня ни о квартире, ни о де" нежном содержании. Поневоле я почувствовал расположение к этому человеку. Он был назначен на должность инспектора по технике пилотирования.

Ввод в строй летчика М. почему-то затянулся. Первый вылет откладывался с одного дня на другой: то машина не готова, то погода ухудшилась, то еще случались какие-то неполадки. М. стал роптать. Неоднократно заявлял, что перестраховщики "зажимают" его. Генерал А. И. Подольский принял все меры, чтобы майор наконец вылетел.

И вот самолет поднялся в воздух.

Но дальше стало твориться что-то странное. Майор несколько раз пытался зайти на посадку с убранными шасси. На аэродроме объявили тревогу. Летчика запросили по радио:

- Что случилось?

- Не могу выпустить шасси!

Ему рассказали последовательность действий при выпуске шасси. Он выслушал, но ничего сделать так и не смог. Много раз пытался сесть с убранными шасси, однако все получалось неудачно. В конце концов майору все же удалось приземлить непослушную машину. Оказалось, что на Ил-10 он никогда не летал. Пришлось спешно освобождать его от "инспектора техники пилотирования"...

Камчатка осталась позади. В синей туманной дымке снова вырисовывались знакомые берега. Порой налетал ветер, и качка усиливалась. Не раз мы попадали и в штормы. На корабль наваливались гигантские волны, смывавшие все, что не успели закрепить. В таких случаях генерал Н. Ф. Папивин, настороженно прислушиваясь к треску в корпусе корабля, шумел на палубе:

- Где спасательные пояса? Капитан, кажется, решил нас утопить...

Потом море успокаивалось, и все шло своим чередом. Я еще находился под впечатлением встреч с замечательными людьми, пришедшими осваивать суровый край, - моряками, летчиками, строителями, учителями и врачами, солдатами и офицерами отдаленных гарнизонов, всеми, с кем довелось познакомиться за последнее время...

Летом 1950 года на одном из аэродромов Приморья приземлились стреловидные реактивные машины. Это были первые эскадрильи Георгия Агеевича Лобова.

На дальневосточных рубежах сгущались черные тучи войны. Американская военщина уже начала войну в Корее, непрерывно устраивала провокации на границах Китая. Разведывательные самолеты с американскими опознавательными знаками не раз пытались вторгнуться и на территорию советского Дальнего Востока. Нужно было в короткий срок перевооружить наши части на реактивную технику,

Я спрашивал Лобова, какие трудности встретились у него при переучивании на реактивную технику, сколько ушло на это времени, какие извлекли уроки. Он, не торопясь, обстоятельно отвечал. В конце беседы подытожил:

- Главное препятствие, пожалуй, чисто психологического свойства. Первое время о новой машине у нас ходили буквально легенды. Летчики смотрели на реактивный истребитель с чрезмерной почтительностью. А на деле - все намного проще...

- Почтительность тоже не мешает. Ведь дело-то новое, да и не совсем обычное.

- Нет, мешает, - возразил Лобов. - Конечно, не всем, но мешает. Посмотришь на иного летчика и чувствуешь: сковывает машина его действия, создает излишнее напряжение в полете. А не победишь этого в себе - на реактивном самолете не полетишь!