Тур Хейердал - Экспедиция “Тигрис”

• Название: Экспедиция “Тигрис”
• Автор: Тур Хейердал
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1981

Книга известного норвежского путешественника и ученого, борца за сохранение природы, смелого экспериментатора, автора нескольких книг о путешествиях на различные континенты земного шара рассказывает о широко известном путешествии интернационального экипажа на лодке "Тигрис".

Предназначена для массового читателя.

---

Как же все-таки называть его, чтобы не задеть ничьих чувств? Персия давно предпочла именоваться Ираном, а Месопотамия стала Ираком, — так почему вдруг такие страсти вокруг залива? Мы идем по пути шумеров, а ведь они тоже как-то называли залив до арабов и британских ВМС! И я решил в нашем внутреннем обиходе именовать его Шумерским.

Впрочем, до залива еще надо было дойти. Лоцманы так боялись нарушить срединную линию, что все время прижимались к иракскому берегу. Временами мне даже казалось, что рулевые весла задевают дно. Судя по всему, наши проводники на балям и сами-то еще никогда не спускались по реке дальше Басры.

С приходом ночи они решили остановиться. Показали нам место для стоянки перед излучиной, где у иранского берега стояли два парохода — один под южнокорейским, другой под либерийским флагом, — и предложили отдать якорь. Мы послушались. Детлеф бросил якорь в воду, но канат почему-то не хотел разматываться. Он выдернул якорь обратно и увидел на лапах ил. Я попробовал повернуть правое рулевое весло — туго идет, будто ложка в холодном сливочном масле... И левое весло тоже. Рашад крикнул лоцманам, что мы попали на мелководье. Они прокричали в ответ, что здесь самое глубокое место. Мы бросили им конец и попросили отбуксировать нас в сторону. Они включили мотор — не тут-то было. При глубине чуть больше метра ил начал засасывать «Тигриса» не хуже болотной трясины. Попытались отталкиваться шестами — уходят в вязкий грунт, не сразу и вытащишь.

Лоцманы объявили, что надо ждать прилива. А когда он начнется, наперед сказать невозможно. В разные дни прилив начинается в разное время, во всяком случае, не в те часы, что выше по реке. Мы наклонились вплотную над мутной водой. Не двигается. Самый разгар прилива! А затем вода стала медленно отступать к заливу. Мы трудились как бешеные, но без успеха. То ли «Тигрис» уходил все глубже в густой кисель, то ли нас все больше обволакивало илом. Плохи наши дела! Во главе с Юрием и Карло мы совместными усилиями сумели поднять и укрепить рулевые весла вровень с днищем.

Взошла луна, а мы торчим на том же месте, и на душе нехорошее чувство, будто нас неумолимо тянут вглубь липкой бездны руки незримого осьминога... Мимо «Тигриса» вверх по реке проходили в ночи ярко освещенные суда. Их-то вели настоящие лоцманы, знающие, что следует держаться подальше от нашего берега.

При свете луны Детлеф и Тору отважились подойти к иранской стороне, чтобы спросить команду либерийского судна, не могут ли они стащить нас лебедкой с мели. Последовал вежливый отказ: команда опасалась иранской полиции, поскольку мы застряли в Ираке. Тогда наши посланники подгребли к южнокорейскому судну. Корейцы соглашались подать трос до середины реки, но не дальше. И ведь нам все равно надо было ждать очередного прилива, иначе мы рисковали, что их лебедка разорвет на части наши бунты. На вопрос, когда теперь ожидается прилив, либерийцы и корейцы ответили совсем по-разному, так что наши ребята вернулись из Ирана ни с чем.

Положение что пи час становилось все хуже. Мы приготовились к тому, что прибывающий речной ил совершенно поглотит камышовые бунты.

Поздно ночью вода перестала отступать. В лунном свете казалось, что дно реки у нашего берега почти обсохло. Никаких событий не предвиделось, и мы один за другим легли спать, оставив вахтенного на крыше рубки.

В половине третьего я проснулся от шума воды, словно где-то открыли кран. Высунулся из рубки, вахтенный посветил фонариком, и я увидел, что шоколадного цвета вода устремилась вверх по реке, с бульканьем омывая торчащую у меня перед носом лопасть левого рулевого весла. Казалось, мы мчимся вниз по мутной стремнине. На самом деле «Тигрис» стоял на том же месте, а от залива с поразительной скоростью наступал приливной поток. Теперь-то уж точно ладью либо совсем занесет илом, либо сорвет с грунта! Мы снова спустили на воду шлюпку, Детлеф с Асбьёрном отвезли оба якоря на самое глубокое место, а остальные члены команды дружно впряглись в канаты, пытаясь снять «Тигриса» с мели.

Шел десятый час нашего плена, когда совместные усилия приливного потока и наших мускулов сдвинули ладью с мертвой точки. В половине четвертого нос «Тигриса» начал постепенно отворачивать от берега. Продолжая выбирать якорные канаты, мы криками разбудили лоцманов на балям. Я предпочел бы тут же и отпустить их восвояси, но где-то за очередным поворотом находился крупный иранский город Абадан, и без буксировки нам вряд ли удалось бы пройти между танкерами и нефтеочистительными установками. В пять утра мы смогли вернуть рулевые весла в рабочее положение и поднять парус к звездному небу. Убывающий лунный диск был окаймлен широким ярким ореолом.

За первой же большой излучиной мы увидели очертания Абадана на фоне утренней зари. Высоченные дымовые трубы, радиобашни, скопище могучих танкеров. Подул слабый лобовой ветер, и все еще давало себя знать встречное приливное течение, а потому мы убрали парус и попросили наших лоцманов провести нас возможно скорее через воды, грязнее которых нам в жизни не доводилось встречать. Из своего рода Эдема на Тигре наше золотистое суденышко вдруг было низвергнуто в современный ад. Жидкую среду между огромными пароходами и портовыми сооружениями нельзя было назвать ни морской, ни речной водой — это было черное мазутное месиво, усеянное всяким хламом. Более свободные участки поверхности переливались всеми цветами радуги в пронизывающих индустриальную мглу лучах утреннего солнца. Шумеры пришли бы в ужас, если бы увидели среду обитания, с которой современный человек связывает понятие о прогрессе. По черной от нефти и мазута нижней половине зеленых стеблей берди у иракского берега без труда можно было определить высшую точку прилива. Остро пахло нефтью. Нам было стыдно глядеть на свое гордое суденышко, испачканное выше ватерлинии жирной черной грязью от мелких волн, поднятых неторопливо следующими мимо пароходами. И хотя мы опасались, что сильная тяга может повредить бунты, Рашад передал лоцманам на балям, чтобы включили полный ход. Надо было поскорее выходить в залив.

Стоило нам миновать город, как вода, к нашему удивлению, стала заметно чище, словно черное месиво колыхалось на одном и том же месте; впрочем, мы не сомневались, что оно настигнет нас, если мы не проскочим устье до начала отлива. Вода из черной стала бурой. Снова показались финиковые пальмы — жиденькие рощицы среди безотрадно голого ландшафта. Есть куда наступать индустрии...

Во второй половине дня над пустующей гладкой равниной на иракской стороне выросли постройки. Фао. Последний город в устье Шатт-эль-Араба. Однако было бы неправильно сказать, что здесь конец реки. Во время отлива она лоснящимся морским змеем извивается дальше среди затопляемых трясин и обсыхающих отмелей, ныряя в глубину там, где исчезают последние признаки суши. Нам не терпелось добраться туда. Туда, где солоноватая вода сменится соленой, где чайки ждут, чтобы сопровождать нас на вольный простор открытого моря.

Глава IV. Затруднения продолжаются

Река кончилась. И суша кончилась. Мы рассчитались в Фао с нашими провожатыми, и балям прошла обратно вверх по течению. Оставив за спиной безликую линию заиленных прибрежных низменностей Ирана и Ирака, мы вошли в соленые воды и подняли парус над нашей плавучей корзиной с овощами. Пучки камыша и плетеный тростник весело покачивались на волнах, и вместе с ними качались в мешках и коробах красные помидоры, зеленый салат, желтые цитрусы, картофель и морковь. Скоропортящихся свежих продуктов было взято немного — ведь им лежать на залитой солнцем палубе нашей лодки-плота. В несколько дней одиннадцать голодных мужчин управятся с ними, а чего не съедят — обрастет плесенью, как обрастет зелеными водорослями подводная часть камышовых бунтов.

В Фао, на рубеже песчаных равнин и прибрежной низины, мы простояли ровно столько, сколько понадобилось, чтобы наполнить свое чрево и загрузить ладью плодами земли.

Сверх перечисленного выше запасли вдоволь лука, чеснока, изюма, различных местных орехов, зерна и крупы, не боящихся долгого храпения.

Из порта Фао в открытое море ведет расчищенный среди обширных отмелей приливно-отливной зоны длинный и узкий канал, по которому лоцманы проводят вдоль пронумерованных буев большие корабли. Нас провел этим путем иракский буксир. Ил, ил, кругом сплошной ил... Непрерывно пополняемые отложения мельчайших наносных частиц с Армянского нагорья и приречных равнин Ирака. На рассвете вместе с отливом мы неспешно спустились по каналу.

За светящимся буем Хафка, где кончилась буксировка, нас встретили первые отлогие волны залива. В утренней мгле над открытым морем взошло румяное солнце. Мы предвкушали небывалое плавание.

Выходя из канала в залив, я чувствовал, что опять преступаю некое научное табу. Ведь было принято считать, что суда вроде «Тигриса» дальше не ходили. Мы достигли рубежа, начертанного компетентными учеными для месопотамских судов из камыша берди. Нас учили, что просторы залива стали доступны шумерам лишь после того, как они изобрели деревянные корабли. Учебники и преподаватели повторяли мнение какого-то давно забытого авторитета, будто жители Двуречья, как и древние египтяне, начали с того, что плавали по рекам на судах из связок камыша или папируса, однако за пределы устьев не могли выходить, пока на смену древнейшей конструкции не пришли первые суда с дощатой обшивкой.